Ты действительно вышла за него? Он тут, когда ему становилось легче, рассказывал Девчата не верили. Дитя Я тоже сначала не верила.
Саша не слушала ее. Она стояла у кровати и не сводила взгляда с Петра. Он лежал с закрытыми глазами, будто спал, по его запекшиеся, потрескавшиеся от жара губы время от времени кривились от боли, тело вздрагивало, а пунцовые пятна на впалых щеках в этот миг пропадали, и щеки сразу становились бескровно-бледными.
Саша опустилась на стул возле кровати, наклонилась над Петром и, взяв его горячую руку, прижалась к ней щекой.
Люба недружелюбно усмехнулась и поправила пузырь со льдом на голове больного.
У него сорок один температура. Все время держим лед, сказала она сухо, вероятно желая подчеркнуть, что больному нужна не нежность, а заботливый уход. Тяжелый случай двухсторонней пневмонии. Ждем кризиса Ты подежуришь возле него?
Я буду тут
Должно быть, Бася Исааковна не разрешит. Мне и так достанется, что впустила тебя. Беру на себя.
Саша вспомнила: когда они ходили сюда на практику, все очень боялись этой суровой Баси Исааковны, главного врача. Но теперь она никого не боялась. «Никто меня отсюда не прогонит. Не уйду», решила она, готовая отстаивать до конца свое право быть при нем.
Она уверенно поправила подушку, одеяло. Смотрела, как страдальчески отражается боль на лице мужа, и сама чувствовала эту боль где-то глубоко в груди. Петро стоналона нежно гладила его руку, щеки. Соседи-больные с уважением разговаривали с ней, расспрашивали, откуда она, рассказывали, как привезли Петра, как он бредил все эти дни, жаловались на свои болезни. Она им отвечала, что-то советовала, даже кого-то выслушала Но потом не могла вспомнить, о чем ее спрашивали, что она отвечала, зачем она выслушала: это смешноей, фельдшерице, выслушивать больного после опытных врачей! Но тогда она не думала об этом. Она была благодарна этим людям за то, что они так тепло говорят о Петре, и хотела им сделать что-нибудь приятное и полезное, чем-нибудь помочь. Но что бы она ни делала, с кем бы ни разговаривала, она не отрывала глаз от Петра. Мысль о том, что он может умереть, больше не приходила. Такая мысль не могла появиться, пока она видела, как он дышит, стонет, морщится от боли. Его жизньэто ее жизнь, а даже самый безнадежно больной человек думает только о жизни. Только о жизни! Саша представляла себе, как Петро опять приедет к ней и она уже больше никуда его не отпустит. Он хотел ехать на место назначения, куда-то в Белосток. Нет, не надо ему ехать. Они будут ходить вместе по полю, сидеть в саду. Потом она возьмет отпуск, и они поедут на пароходе. Она вспомнила, как перед болезнью он уезжал от нее. Они ехали вместе до Речицыее вызывали в рай-здрав. Они долго ожидали парохода. Петро сказал, что ему холодно. Она закутала его в свой шерстяной платок. Он, закутанный, заснул, положив голову к ней на колени. А потом пришли какие-то девушки-хохотуньи и разбудили его. Возможно, он и простудился тогда, в ту ночь?
Петро вдруг застонал и позвал:
Мама! потом сказал что-то непонятное. На Ягодном не проедем, нет! Пойдем!..
«Мама» У Саши подступил комок к горлу, она и обрадовалась его голосу и ревниво хотела, чтоб он позвал ее.
Через минуту он открыл глаза, долго смотрел на нее, потом слабо усмехнулся и прошептал:
Саша!.. И тут же пожаловался, как жалуется ребенок матери:Мне очень больно, Саша.
Больно, Петя, больно, я знаю. Она наклонилась и поцеловала его в горячие сухие губы.
Люба заглянула в палату и сказала:
Ты покорми его, он ничего не ест. Может, у тебя станет
Он действительно не отказался от еды, хотя ему было тяжело глотать. Когда она кормила, больные вдруг легли в свои кровати и зашептали:
Идет. Идет
Ложись, хлопцы!
Саша поняла, кто идет, только тогда, когда увидела в дверях Басю Исааковну. Главврач делала обход. Ока останавливалась у каждой кровати, слушала объяснения лечащего врача, спрашивала больного о самочувствии, давала указания. Дойдя до кровати Петра, она сурово спросила у Саши:
А вы кто?
Саша смутилась и стояла, как провинившаяся ученица.
Я? Яфельдшер
В моей больнице я не знаю такого фельдшера. Вы кто больному?
Я?.. Сестра, она не понимала, почему не призналась, что жена, вероятно, побоялась, что не поверят или скажут что-нибудь обидное, оскорбительное.
Кто пустил? обратилась главврач к дежурному врачу.
Тот пожал плечами.
Я пустила. Мы вместе учились, с неестественной улыбкой сказала Люба.
Разрешите мне остаться, несмело, со слезами в голосе попросила Саша.
Полчаса, милостиво разрешила Бася Исааковна.
Саша со страхом наблюдала, как врачи осматривали Петра, как, отойдя, шептались, повторяя страшное слово «кризис», и она решила не оставлять мужа, что бы ни говорили, что бы ни делали.
Через полчаса Люба попросила Сашу оставить палату. Больные напали на Любу: разве она не видит, в каком состоянии близкий человек! Пусть сидит, никому она не мешает. Люба вышла и больше не возвращалась. Больные успокаивали Сашу, подбадривали, называя с ласковой иронией сестрой. Она не понимала, зачем ее успокаивают: она не плакала, не ломала рук в отчаянье, она просто сидела и не сводила взгляда с любимого лица; она не знала, что его боль, его страдания отражаются и на ее лице, а со стороны это было хорошо видно.
Под вечер в палату опять пришла Бася Исааковна.
Вы еще здесь? Казалось, главврач не удивилась, а очень испугалась, потому что почти простонала:Боже мой, что происходит в моей больнице! и раздраженно крикнула:Любовь Андреевну и Зою Петровну ко мне! А вы, голубка, идите за мной.
Саша пошла, покорная и молчаливая. В кабинете главврач приказала:
Снимайте халат!
Саша сняла. Бася Исааковна сунула халат в шкаф.
Это мой халат, попыталась возразить Саша.
Идите, и чтоб больше я вас здесь не видела! Я еще в райздрав напишу, голубка
Саша вышла во двор, села на скамейку и горько заплакала.
Ночь, длинную и мучительную, почти без сна, она провела у своей бывшей квартирной хозяйки. А утром опять пришла в больницу. По-видимому, главврач нагнала такого страха на персонал, что Сашу никто не хотел слушать. Сестры не выполнили даже ее простой просьбыне сказали, как здоровье Петра. А Люба прошмыгнула мимо и не поздоровалась.
Саша сидела на скамейке у больничных ворот и ничего не видящими глазами смотрела на голубей, воркующих на крыше соседнего дома. К воротам подъехал извозчик. С коляски осторожно сошла маленькая женщина в простой шерстяной кофте и суконной юбке. Бася Исааковна на этот раз была совсем не похожа на сурового и властного главного врача больницы.
Саша взглянула на нее с ненавистью. Женщина тоже задержала на ней свой взгляд и, вероятно, вначале не узнала. Она прошла через проходную, что-то сказала сторожам и вдруг вернулась обратно.
Вы еще здесь? спросила она у Саши теми же словами, что и в палате, но совсем другим тоном.
А где же мне быть?
Ах, какая молодежь! вздохнула Бася Исааковна, и нельзя было понять, осуждает она или одобряет эту молодежь. Идите за мной.
Во дворе она сказала:
А говорить неправду старшим некрасиво. Мне сообщили, что это ваш муж. Да?
Саша покраснела, и сердце ее наполнилось нежностью к этой доброй женщине.
Надев халат, Саша взбежала на второй этаж и только перед дверью знакомой палаты перевела дыхание, Она со страхом открыла дверь и остановилась. И первое, что увидела, его глаза, живые, ясные. Они смотрели на нее. Пытаясь подняться, он крикнул:
Саша!
Это был слабый, но радостный крик человека, который после смертельной опасности вдруг понял, что спасен.
VI
Вещей было маловсе тот же студенческий портфель; заботливые Сашины руки положили в него самое необходимое, что может понадобиться солдату в далекой дороге.
Хозяйка предложила:
Давайте посидим минутку.
Они сели рядом на длинной скамье, только маленькая Нинкана березовом чурбане у печи. И вдруг хозяйка заплакала, вытирая слезы краем платка.
Что это вы, Аня! Чего доброго, и меня разжалобите, шутливо проговорила Саша, а у самой дрожали губы и голос неестественно звенел. Пойдем, Петя, а то мы всех расстроим, вот и Нинка уже всхлипывает.