Слушаюсь! козырнул Трош и, повернувшись к строю, скомандовал:Р-равняйсь! Смирно! Напра-во! На выходшагом марш!
Манюшка хмуро поплелась сзади. Впрочем, на трамвайной остановке она легко и непринужденно влилась в группу и после этого от неени на шаг. Трош делал вид, что ее не замечает. В поликлинике, когда ребята столпились перед кабинетом глазника, он объяснил ей свою позицию:
Княгиня, не воображайте, что я спасовал перед вами. Если бы мне приказали: «Гони ее в три шеи», поверьте, и духу тут вашего не было бы. Но поскольку сказано, что нам до вас нет дела, я просто не вижу вас в упор.
Благодарю вас, барон. Манюшка сделала пародию на книксен. Все засмеялись, Трош в том числе.
А вы, княгиня, оказывается, забавная малышка. Я бы с вами не прочь скоротать ночку под соловьиное пение. Смуглое лицо его и особенно золотая фикса излучали довольствоеще бы, такая изысканная светская беседа вытанцовывается!
Научитесь сперва штаны носить, барон! отрезала Манюшка, и Трошу под дружный хохот пришлось отправиться в темный уголок застегивать предательскую пуговицу.
Неизвестно, как бы обернулись Манюшкины дела, если бы не завязались такие вот контакты со старшим команды. Трош не мешал ей проходить комиссию в составе группы, а когда врачи обращались к нему за разъяснением, он говорил:
Да, она пытается поступить в спецшколу. И туманно добавлял:Но нам до нее нет дела.
Таким образом он и данного ему указания не нарушил, и Манюшку не заложил. Вернувшись в спецшколу, Трош с чистой совестью доложил Дубкову:
Двое комиссию не прошли. Что касается княгини э-э, виноват этой дивчины, то она прошла. Но нам до нее не было никакого дела.
Начальник Днепровской спецшколы ВВС Михаил Павлович Пятериков монументально восседал в своем похожем на трон кресле с высокой спинкой. Только вчера он вернулся из отпуска, и в ушах его еще стоял шум Черного моря, перед глазами цвели розы и олеандры. Слушая доклад начальника учебной части, он хмурился и обреченно вздыхал: возвращаться к будничным заботам после солнечных праздников не очень-то весело, поэтому когда Дубков под конец рассказал о настырной девчонке, что пытается прорваться в спецшколу, Пятериков вдруг улыбнулся во всю ширь крепкозубого рта.
Смотри какая, сказал он крепким молодым басом и покрутил головой не то осуждающе, не то с одобрением. Думает, что стенку можно прошибить лбом.
Черта лысого такие думают, пророкотал Дубков. Сразу разгоняются и расшибают лоб. Кровь в жилах останавливается
Это трудно сказать: думаютне думают, с неожиданной горячностью возразил Пятериков. По-моему, думают и понимают, что невозможно, но Рисквот как это называется. Я, Павел Александрович, знаю, что это такое. По его лицу словно тени забегали: так быстро сменяли друг друга самые противоречивые выражения. Был у меня ну, как сказать?.. случай такой в жизни.
Пришел как-то хлопчикмаленький, щупленькийщелкунцом сбить можно. Это до войны было, я тогда в аэроклубе работал. «Поступаю к вам, говорит, а медкомиссия не пропускает. Из-за роста.» Сколько-то там сантиметров у него не хватало. Ну, я, конечно: друг мой дорогой, против медиков не попрешь. Он такой тихоня, улыбчивый, смотрит вроде наивно так и в то же время смело и даже дерзко. «Хочу, говорит, летать». И все тут. Я ему: «Что значит хочу? Я, может, хочу летчиком-испытателем быть, да вот» И, представьте, он мне: «Если очень хотите, добивайтесь. И будете». Учить меня, видите ли, вздумал. В общем, отказал я ему И что же? Стал он меня измором брать. Приходит каждый день и начинает: мол, без авиации ему жизни нет. Ну, и давай мне свои знания выкладывать. И по истории авиации, и по самолетам, и по моторам. В конце концовдонял. Мальчишка из детдома, с десяти лет книжки об авиации читал, в кружках наших разных занимался. В общем, взял я его под свою личную ответственность Пятериков вдруг замолчал и задумался.
Ну и что же, получилось из него что-нибудь? поинтересовался Дубков.
Хм Жизнь, Павел Александрович, в такие иногда виражи затягивает В начале сорок четвертого служил я в штурмовой авиации, командовал звеном. И вот получаем приказв составе эскадрильи бомбить армейские склады Дело было в Прикубанье Вылетели мы в сопровождении истребителей. Сделали один заход на цельа тут«мессеры». Наши «яки» сразу на них, а мы пошли на второй заход. Склады охранялись хорошо, зенитный огонь был плотный. Из второго пике я вышел с повреждением. А тут еще «мессер» пристроился в хвост и добавилстрелок-то мой, Петя Никоненко, убит был к этому времени Потянул я в сторону фронта. Конечно, не дотянул. Кое-как сел, вылез иподальше от самолета: вот-вот взорвется. Огляделсяна горизонте уже грузовики с немцами показались, глянул вверхнаши возвращаются, два «ила» и «як». Я закричал, помню, замахал руками: понимаю, что надежды нет, но хоть, думаю, доложат там, дома, что со мной И вдруг смотрю«як» снижается и с поворотом вправо идет на посадку А грузовикивот они Солдаты с собаками уже к самолету бегут. Он опять замолчал, скулы его напряглись, побелели. В общем, собаки, можно сказать, за штаны хватали, когда я прыгнул в кабину, и взлетели мы у фашистов под самым носом Вспоминаю сейчас и удивляюсь: как он отважился на такое?.. Вот какие были рисковые ребята какие молодцы. Способность рисковатьэто, я вам скажу это одно из самых высоких качеств человека. Тут и храбрость, и вера в свои силы и в свою судьбу, и много разного другого
Эта Доманова, Михаил Павлович, тоже рисковая девчонка, ввернул начальник учебной части. Может, даже чересчур рисковая.
Да Пятериков явно не желал расставаться с дорогими воспоминаниями. А самое-то интересноеспасителем моим оказался тот мой «крестник», хлопчик-недомерок Степа Скиба. Он достал из ящика стола фотографию круглолицего улыбающегося мальчика-лейтенанта и подал ее Дубкову. Вот он, мой дорогой спаситель. Человек, который смело идет на риск и всегда побеждает Пятериков опять задумчиво помолчал, потом, встрепенувшись, сказал буднично:Но это к вашей дивчине не относится. Разное время, разные обстоятельства Пусть она забирает документы.
Михаил Павлович, а может, глянете на нее? Все-таки, что ни говори, не каждый день у нас такие казусы Она в учебной части каждый день приезжает все ждет вашего возвращения.
Зачем? Пятериков пожал плечами. Впрочем, что ж, ладно вдруг вырвалось у него, видимо, в безотчетном порыве чувств, вызванных воспоминаниями, которые все еще не оставляли его.
Он нажал кнопку звонка.
«Дворовый атаман», определил Пятериков, внимательно оглядев плотную фигурку скорее мальчишеского, чем девичьего склада: широковатые для девочки плечи, крепкая шея, длинные, как у ребят-подростков, руки с тонкими кистями. Было что-то задиристое, почти вызывающее не только в позе, но и во всей ее стати, что ли, в движениях. Угадывалась привычка к независимости и лидерству. «А что? Если надеть на нее штаны и постричь, то и не отличишь от мальчишки Хотя вот глаза Зеленые, продолговатые, с густыми длинными ресницами. Очи, а не глаза. Н-да, эти очи еще покажут кузькину мать нашему брату», вдруг поймал он себя на мысли. Михаил Павлович! хмыкнул и тут же нахмурился
Когда ее позвали к начальнику, Манюшка вся внутренне подобралась, сделала «волевое» лицо. Ей представилось, что поглядев на нее, встретившись с ее выразительным умным взглядом (дома, в Залесье, не раз тренировалась перед зеркалом, пытаясь сделать его таким), начальник убедится, что она именно тот человек, чье место только в авиации.
Но посмотрев на него своими «умными выразительными глазами», Манюшка сразу поняла, что взгляд ее нужного впечатления не произвел, да и вообще
«Грозный деспот, определила она. К такому разве достучишься»
Ей вдруг сделалось страшно, аж до легкой дрожи в коленках, но тут же она разозлилась на себя за свой страх и стала перед «деспотом» хоть и не по вольной стойке, но и не вытянувшись в струнку, а так, середина наполовину: вежливо опустив руки, но независимо расставив ноги и расслабившись.
Дубков всячески демонстрировал свое безучастие к происходящему. Не поднимая глаз, он тщательно изучал какую-то бумагу. Вид у него был, как обычно, хмурый и недовольный.