Дядя Кирюша, это латышские похороны! догадался Гриша. А ты зачем тут? Ты ж старовер.
Я маловер, а не старовер, весело оскалил белые зубы Кирюшка:мне можно и сюдапо-соседски. Он поглядел на длинноволосого латыша и подмигнул ему:Верно, Кейнин?
Латыш подумал и улыбнулся:
Можно мы пойдем туда, поглядим? спросил Гриша.
Можно.
Мальчики пошли к холму, а Кирюшка с незнакомцем остались на прежнем месте, за сосной.
На кладбище стояли мужчины и женщины и пели протяжно. Среди домотканых сермяг резко выделялся черный сюртук пастора.
Пастор сосредоточенно, не отрываясь, глядел в раскрытую маленькую книжку; потому, видно, начал прислушиваться, оглянулся. Пение стало громче, и люди подняли головы.
«Слезами залит мир безбрежный!..»
Гриша еще с прошлого года знал эту песню. Одно время ее пели повсюду. Потом перестали. Пробовала ее петь и Тэкля, но Перфильевна, услыхав, закричала на нее:
Белены, девка, объелась?
Почему так рассердилась Перфидьевнаиз-за песни?
Гриша пристал к отцу с расспросами. Тот ответил не сразу, после раздумья:
Ну, там про горе поется, про слезы людские, про то, как народ страдает. Потому и не велят петь: это песня революционная Э, да ты и слова этого еще не знаешь!..
Нет, плохо понимают ребят взрослые. А вот и знал Гриша это слово. Чудилось ему в нем что-то и светлое и грозное одновременно Как в блистании молнии. Он рано узнал это слово!
Сейчас революционную песню пела толпа крестьян
Гриша загляделся на седую латышку. Она стояла, вскинув широко раскрытые глаза к небу.
Пастор захлопнул евангелие, поспешно пробрался сквозь толпу, исчез что-то уж очень скоро.
И тогда вышел вперед маленький старик с длинной бородой и серебряными кудрями, развернул черный платок, вынул скрипку и начал играть в лад песне.
Гриша узнал его. Это был Исаак.
А позади у сосны стояли без шапок Кирюшка и молодой латыш и тоже пели:
Слезами залит мир безбрежный,
Вся наша жизньтяжелый труд.
Но день настанет неизбежный
Неумолимый грозный суд!
Они пели по-русски
Гриша увидел влажные синие глаза Яна. Совершалось что-то необычайное.
Для чего они собрались тут? спросил он вполголоса Яна.
Тот ответил, как всегда, не сразу, подумав:
Они клянутся.
В чем?
Они клянутся быть верными.
Песня становилась громче и как бы быстрей. И летелавсе выше
Над миром наше знамя веет
Оно горит и ярко рдеет:
То наша кровь горит огнем,
То кровь работников на нем!
Так это лесные братья! А Кирюшка? И откуда тут столько женщин?
Женщины расступились, и Гриша увидел могилу. Это был горб рыжей глины. Две девушки подошли к могиле и положили на нее венки из лесных и полевых цветовколокольчиков, ромашек, васильков. Толпа медленно рядами пошла с кладбища вниз по просеке.
У сосны по-прежнему стояли Кирюшка и молодой латыш. Они подождали, когда все вышли на просеку, и тогда латыш высоко поднял руку и сказал громким голосом:
Друзья! Когда кончится лес, не идите рядами. Мы еще пойдем с вами тесными рядами, но не наступило это время.
Кирюшка схватил Гришу сзади за плечи:
Ты мне еще не рассказал, как вы сюда попали.
Мы мы ушли.
Да что ты! А я думалуехали!
В это время к ним подошел Евлаша.
Кого хоронили? спросил он Кирюшку деловито и зорко оглядел его одежду.
На том все было поношенное, но очень ладное. Бережно залатанный пиджак он носил накинув на одно плечо, и в этом было даже что-то удалое. Из-под выцветшего картуза выбивались черные кудри. Мелкие рябинки на щеках не портили его, не на них хотелось глядеть. Смелые карие глаза, круглые, как у сокола, были всего заметней на Кирюшкином лице.
Гриша слыхал от деревенских ребят: в кулачном бою Кирюшка, несмотря на свою сухощавость, всегда бывал впереди.
Кирюшка поглядел внимательно на Евлампия и спросил Гришу:
Это кто? Дружок твой?
Лещова парнишка, прасола. Знаешь?
А-а, протянул Кирюшка и отвернулся, знаю. Ну, вот что, ребята: похороны, ну они и есть похороны. Что про них толковать? День сегодня воскресный, веселый, птицы, и те радуются
Это латышские похороны, проговорил Евлаша, оглядывая всех узенькими глазами.
Да, видно, латышские, согласился Кирюшка. Я-то сюда попал ненароком. Как и вы, мимо шел. Мне похороны ни к чему, я и русских-то погребений не люблю.
Лес кончился. Открылось просторное овсяное поле. Вдали стлалась широкая лента большака, и там, подымая пыль, скакал верховой.
Кирюшка обернулся, поискал кого-то глазами среди шагавших по проселку крестьян и крикнул:
Эй, Кейнин! Кейнин! Уходи скорей! Увидимся на зеленом балу Ступай и Исаака уведи!
Молодой латыш тряхнул длинными прямыми волосами и свернул с проселка в лес. Старого Исаака не было видно. Остальные разбились кучками и шагали не спеша. Девушки отошли к канаве, заросшей травой и цветами, стали вить венки.
А я домой не пойду, сказал Гриша Кириллу.
Здорово живешь! Это почему же?
Далеко, решил схитрить Гриша.
Вона! удивился Кирюшка. Выйдем на большак, а там леском ну с полверсты, вот тебе и «Заутишь».
Он называл усадьбу Перфильевны на латышский лад: «Заутишь» вместо «Затишье».
Гриша и Ян переглянулись: шли-шли, сколько земли обошли, а усадьба, оказывается, близко! Значит, была у них все-таки не прямая дорога. Если б шли они прямо, были б теперь далеко, в неизвестных местах.
Верховой, скакавший по большаку, придержал коня, а потом и вовсе остановился. Теперь уже было видно: это Мефодий Павлыч, урядник. Он сидел в седле, чуть ссутулясь, держа плеть в левой руке. Гнедая его лошадка беспрерывно кланяласьотгоняла слепней.
Крестьяне с проселка вышли на большак. Двое нерешительно сняли шапки перед урядником; он приложил два пальца к козырьку форменной фуражки. Из всей толпытолько двое! Он грузно сидел в седле, ждал. И когда все уже прошли мимо, крикнул Кирюшке:
А ты сюда с какой радости попал? Или веру переменил?
Кирюшка оглянулся.
Куды мне! ответил он посмеиваясь. Я малограмотный.
Сма-атри, Комлев, начальственно прохрипел урядник, ты у меня на заметке! С какой стати на латышском кладбище был? Сборище?! Открыто нельзя стало собираться, так под видом похорон сходки устраивать? Вон они, голубчики: и латыши и русскиевсе вместе! Опять бунтовать? Сма-атри, Комлев!
Да куды там мне! Я цветочки собирал, лесным воздухом дышал.
И, не глядя больше на урядника, Комлев обнял Гришу за плечи:
Пойдем-ка, брат, домой! И мне в «Заутишь». Там сегодня много гостей соберется.
Потом, когда уже отошли шагов на пятнадцать, Комлев остановился и крикнул уряднику:
Обязательного постановления не читал? Или не успел еще?
Урядник просипел что-тоне разобрать. Кирюшка крикнул еще громче:
Прочитай-ка, прочитай! Обязательное для всех!..
К Кирюшке подошел пожилой крестьянин и, глядя хмуро, сказал по-латышски:
Зачем урядника дразнишь? Пользы от этого не будет.
Пользы не будет, это верно
Кирюшка шел теперь рядом с ребятами, обняв одной рукой Гришу, другойЯна.
А Евлампия он спросил:
Так ты Лещов? Знаю, знаю твоего папашку. Ох, я и жалею его!
За что ж его жалеть то? Евлаша заранее смеялся, угадывая шутку.
Да есть людишки толстые А он, сирота, не пролезет в ворота. Вот за это и жалею: трудно ему.
Дяденька, а про какое ты обязательное постановление кричал? спросил Евлаша.
Есть такое. Тебе это знать незачем: иного будешь знать, рано состаришься.
Ну и пусть состарюсь.
Э, да ты в папаню: тот тоже за словом в карман не полезет.
Большак повернул к лесу. На повороте густо стояли побеленные каменные столбики. Гриша стал уже примечать знакомые места: за леском будет низина, а дальше, на горе, «Затишье».
6
Они еще подходили к усадьбе, видны были только крыши из-за сада, а уже слышался какой-то неясный и тревожный гул. Изредка взлаивал Собакевич и затихал.
Но вот открылся за изгородью и широкий круг перед помещичьим домом. Под каштанами стояли люди Много людей!
Э, да тут и савенские, и пеньянские, и заозерские! воскликнул с веселым возбуждением Кирюшка. Видал, Гриш? Я говорил тебебудут гости!