Попробовал бы ты не поехать!сразу ввязался Тейн.При первом удобном случаетебя бы фюить!..
И правильно бы сделали,буркнул комсорг Каллас.
По-твоему, конечно, правильно. А если даже и неправильно, то говорить иначе тебе не положено, ты обязан, как уже заметил наш друг Томсон, убеждать, направлять, воздвигать и надрываться.
А картошку любишь?
Что из того? Я колхозников не приглашаю за меня зачеты сдавать.
А ты пригласи! У тебя, кажется, есть должок?посмеиваясь, сказал Томсон и ловко прыгнул на другую кочку. Гладко причесанный, в новом спортивном костюме, он точно выехал на партию тенниса.
Тейн, засунув руки в карманы, оглядел его с ног до головы и проворчал:
Ну и поздравляю с поездочкой! Сам только что бранился, чего уж там...
Студент должен браниться, без этого нельзя. Экзамен, или семинар, или еще что, сразу надо пошуметь: материала много, времени мало, профессор придира. А в конце концов все равно сделаешь. И картошку выкопаем, свежий воздух, понимаете, чудесное дело!
А почему это раньше, когда колхозов не было, картошку без студентов копали?спросил Тейн.
Калласон с аппетитом ел большой бутерброд, подставив ладонь, чтоб не падали крошки,ответил Тейну не слишком ласково:
А потому что такие дурни, как ты, в студенты не выходили.
А такие умные, как ты?
А такие умные, как я, для тебя картошку копали.
Тейн подмигнул ему с шутовской гримасой,
Вот и проврался!сказал он.С такой логикой в математики ты не выйдешь.
Каллас добросовестно задумался, соображая, где же у него ошибка, и бутерброд не доел, завернул в бумагу.
Сильвия Александровна, стоя в сторонке, слушала все это с усмешкой: каждый исполнял свою партию, как по нотам, она могла бы заранее предсказать, что они будут говорить об этой поездке... Впрочем, Каллас, подумав, прибавил кое-что:
Распрекрасно я понимаю, куда ты клонишь. И ты прав, если рассматривать студента икс как количество часов, которое он должен затратить на ученье. Тогда получается плохо, тогда каждый час работы в колхозе будет превращать икс в икс минус единица, минус два, и так далее. Но на самом-то деле часы мы нагоним, программу за семестр пройдем. Так что...
Подошла Вельда Саар, в зеленых брючках, с распущенными кудрями, завертелась вокруг Тейна, но, не добившись внимания, стегнула его хворостинкой и убежала к подругам.
Схоластика!..сказал Калласу Тейн.А что ты об игреке напутаешь? О колхозе?
Это другой вопрос, это пусть экономисты вычислят, почему там своими силами не справились...
Зашумел мотор, начали быстро усаживаться. Вельда цеплялась за колесо и немощным голосом жаловалась на мужчин, пока Томсон не втащил ее наверх. Сильвия Александровна подоспела последнейу нее увязла туфля, пришлось задержаться.
Дайте и мне руку!
Грузовик уже трогался, ее подхватили, и, чуть не упав, она оказалась рядом с Тейном. Соседство это ее не обеспокоило, Тейн молчал и, кажется, улыбался.
Дорога пошла лесом. Высокие сосны еще дышали в лицо летней смолой, и папоротники зеленели по-летнему, и мелькнул даже кустик синих колокольчиков... Но добрый теплый лес скоро кончился, поехали по низине между полями, пыль ела глаза, набивалась в волосы, щекотала горло. Небесную даль затянуло темно-сизой тучей, пыль смешалась с холодным туманом. Веселый гомон затих, все ежились, поднимали воротники, и когда наконец увидели хутор, ометы, рябину у изгороди, то обрадовались, будто домой приехали. Через четверть часа на легковой машине подкатил и Астаров.
Разместились на двух соседних хуторах, недалеко от правления колхоза, и на третьем, подальше. Сильвию Александровну устроили у председателя, в одной комнате с его дочерьми, хотя она просилась на сеновал, уверяя, что это ее заветная мечтаспать на сеновале. Председатель, худой быстроглазый мужчина в навеки прилипшей к голове кепочке, еле отговорил ее от этой простудной затеи, и то лишь поклявшись, что на сеновале ночует тракторист.
Фаина, Ксения и Кая остались на ближнем хуторе, вместе с Вельдой и Ирой Селецкой. Ксения тотчас же объявила, что она обязана погрузиться в народную стихию и изучить ее; с этой целью она облюбовала себе местечко в кухне, у теплой печи, откуда только что вынули хлебы.
В комнате кровать была одна, очень широкая, деревянная. По жребию ее получила Фаина. Кая, тщательно осмотрев все пазы и щели (она была страстной ненавистницей клопов), половину кровати выпросила для себя. Потом ходили за соломой, настилали другую постель на полу, а Вельда при этом, кашляя, пророчила себе скорую смерть. Кашель ее производил впечатление только на лохматую собачонку по имени Топси, пришедшую из кухни поглядеть на беспорядки,при каждом приступе раздавался негодующий лай.
Вдова-хозяйка, высокая, статная старуха, принесла молока и хлеба, за ней пришла и Ксения, похваливая свой теплый угол в кухне.
Мягко?печально осведомилась Вельда.
Топчан спартанского типа. Но зато наблюдения: хозяйка, хозяйская дочка,мать тихая, дочь громыхает. За печкой что-то шуршит, возможно, оборотни. Есть трехцветный кот.
Поев, решили прогуляться. Вельда отказалась. Завтра и без того заморишься, как негр на плантациях.
Уже вечерело. За воротами сразу начинался луг. Девушки, обогнув изгородь и рябины, пошли по влажной тропке, осторожно обходя болотца, прикрытые поникшей травой. Тропа привела к ручью, раздвоилась, петляя по берегу. Ручей был травянистый, едва поблескивал из тальника, местами терялся совсем.
На холме, где росли желтовато-ржавые осинки, захотелось остановитьсятаким здесь подуло теплым ветром, совсем не похожим на тот пыльный вихрь, что несся навстречу грузовику... Девушки замолчали. Почему теплый ветер всегда вселяет радостную надежду?
Фаина, поглядев на подруг, которые стояли, приоткрыв губы и улыбаясь, так и спросила:
Почему вы радуетесь?
Потому что мы на лоне природы и окунаемся в идиллический ручей,тотчас ответила Ксения.
Окунаемся? Жаль, что нельзя...сказала Кая.
Предпочитаю ванну,заявила Ксения.Здесь пиявки и кака.
Кая спустилась к ручью попробовать, холодна ли вода, вскрикнула, стряхивая с рук студеные брызги. Глаза у нее, еще недавно грустные, сияли и, кажется, надеялись на теплый ветер...
Ксения, держась за осинку, запела нехорошим альтом. На этот раз никто не запретил ей фальшивитьпусть человек хоть на вольном воздухе отведет душу, однако всем стало легче, когда она умолкла.
От осинок повернули обратно. Фаина начала рассказывать, как она в детстве, тайком от тети Насти, купалась в озере до заморозков.
Вот тогда и настыла на тебе корочка на всю жизнь, и живешь в ледяной скорлупке!будто бы по-доброму сказала Ира Селецкая, но тут же добавила со смешком:Самый подходящий характер для добывания научных степеней, все долой с дороги!
Не приставай к ней,лениво возразила Ксения,всегда у тебя одно и то же.
Я же шучу, шучу...заюлила Ира.Слушай, Фаинка, а ты этому ненормаше ответила? Вадиму?
Фаина промолчала.
Вадим, кажется, запоздал,многозначительно сказала Ксения.
Темнело все больше. Девушки чуть не бегом вернулись к знакомой уже изгороди. Во дворе Ксения повторила свою фразу о запоздалом Вадиме, собираясь, видимо, развить эту тему, но тут под ноги ей с яростным лаем кинулась собачонка.
Топси, Топси!закричала Ксения, надеясь задобрить этим собачонку, но та залилась еще пуще, а из-под сарая выпрыгнула другая, точно такая же черная и лохматая,она-то и была настоящая Топси. Обе страшно злились, оспаривая друг у дружки право укусить Ксению. Наконец из дверей вышла хозяйка и уняла лохматых; Ксения сразу же пошла за ней в кухню на свой топчан.
В комнате оказалось, что Вельда незаконно заняла кровать. Пробовали будить, но она только плотней заворачивалась в одеяло. Обидевшись, ни Кая, ни Фаина не пожелали лечь с ней рядом, улеглись на соломе. Кая утешала, что так еще лучшедальше от этих хитрых, противных, бурых, плоских тварей, если они все же притаились в кровати.
Крепко пахло овчиной от тулупов на круглой вешалке-вертушке. Воздух был холодный, сыроватый, как всегда в деревне осенью, пока мало топят. В окна смотрела непривычно темная и непривычно тихая ночь. Клопы не появлялись, но Кая долго шептала, что они могут сойти с кровати на пол, что они, бывает, лезут на потолок, доходят до того места, под которым лежат люди, и свергаются вниз. О нравах и обычаях этих мерзавцев она рассказывала со страстью и знала множество невероятных случаев, так и шептала бог знает до какого времени...