Круглолицый, с круглым животиком, округлыми плечами, закругленными жестами, законченными фразами, всегда в превосходном настроенииглавбух, так не сходный с традиционным для юмористики образом бухгалтера, сухаря, скупердяя и формалиста. Нашего «министра финансов» отличает не одна внешность, не только черты характера, но еще и диковинное для свежего уха сочетание фамилии, имени, отчества: Джумаев Джон Сидорович. Но мы привыкли, не удивляемся.
Нариман Атлухановначальник отдела снабжения. Ему с утра пораньше я первому «сделаю втык». За что именноеще не ведомо Нариману, однако разгона мой начснаб ждет и поглядывает преданно и готовно, стараясь прочитать что-либо на моем лице. Атлухановстареющий пижон: оранжевая куртка на «молниях», немыслимой расцветки галстук; верхняя пуговица рубашки уже расстегнута, через час Нариман спрячет галстук в карман и распахнет куртку, а после зашвырнет ее куда-то, но пока он при полном параде. Вонзает расческу в седоватую шевелюру, охорашивается, принимается играть авторучкой, поглядывая готовно и преданно. Шалишь, дорогой товарищ, все равно влетит по первое число.
Главный инженер, главный механик, начальник спецчасти... Кого не хватает еще? Ага, Дымента. Вот и он, явился впритирку, за полминуты до черты, за которой схватил бы замечание. Но даже опоздай оня не стал бы песочить шибко: Дымент для меня не просто «шеф» литологической партии, он еще и непосредственный начальник Темки. К Дыменту я снисходителен, и он, шельма, знает это и улыбается щербатым ртомрыжеватый, в шелковой безрукавке из трикотажа, не слишком, насколько понимаю, фасонистой и модной. Дымент весь в конопушках, руки его усыпаны тоже коричневыми пятнышками, он отличный инженер и веселый парень. Хорошо, что Дымент веселый и легкий человек...
Чтобы не забыть,говорю я, сбагрив наконец трубку: завгар Паштенко излил наболевшую душу.Дымент, останешься после планерки, дело есть. Все в сборе? Начали. Нариман, докладывай.
Значит, так,словно включенный радиоприемник, с ходу объявляет Атлуханов.По линии отдела снабжения на сегодня все в порядке.
Он выпаливает и смотрит на меня. Он врет. Невозможно, чтобы по линии отдела снабжения было в порядке абсолютно все.
Врешь,говорю я.Звонил Сазонкин. Резиновые коврикигде? Перчатки резиновыегде? Ты, Нариман, крутить хватит. Я не из главка приехал, я тебе не Батыев, можешь мне бадягу не разводить, сам знаю, что к чему. Дело давай, а не плетение словес.
Значит, так,говорит Атлуханов, перестраиваясь мгновенно.По линии отдела снабжения недостает резиновых изоляционных ковриков и перчаток согласно заявке Сазонкина.
Заместителя главного инженера,на правах моего любимца тихонько добавляет Дымент. Все привычно смеются, хотя сия шутка не сверкает новизной.
Тихо,говорю я.Как дети.
Атлуханов докладывает дальше. Обнаруживается десяток промахов и пробелов. Слушаю и перебираю стопку радиограмм. Та, насчет которой я велел остаться Дыменту, лежала сверху.
Останавливаю Атлуханова, объявляю всем:
Не было печаличерти накачали. Корреспондент едет. Он жеписатель. Из Москвы. По фамилииИвашнев. Всем ясно? Учесть. Продолжай, Нариман.
Опять подпрыгивает телефонный аппарат.
Да,отвечаю я и киваю Атлуханову: говори, говори, слушаю и тебя.
Начался обыкновенный рабочий день.
Дымент. Какие они братья...
Иду и посвистываю: на душе у меня препаскудно.
Жаль, что камералка близко. Впрочем, тут все рядышком, в этом паршивом поселке. Чудак Перелыгин, играется, как дитё: издал высочайший указ переименовать Мушук в Светлый, а новый поселок звать Веселым. Стихийный последователь семантической философии. Словно вещь меняет качества, обретая иное название. От жары у людей усыхают или разжижаются мозги, давно доказано.
Стою у грязной камералкиземлянки, набитой образцами. Трогаю замок. Тяну время.
У нас есть еще одна камералкачистая: дощатые засыпные стенки, обитые изнутри картоном, красота, кто понимает. Понимали все, и все завидовали, а Нариман Атлуханов бесился и наводил дознание: где раздобыли прессованныйкартон? Так я ему и доложился. Где раздобыли, там уж больше нет.
В камералке столы впритык. Голая лампочка болтается посередке. Ящики с планшетами в углу. Полки с образцами вдоль стен. Раскоряченные на трех ногах мензулы. Кипрегели в чехлах. Щелявый пол, не мытый с начала девонского периода. Груды окурков у каждого стола, кроме Римминого. Воззвание: «Товарищ, соблюдай чистоту!!!» И второе, типографским способом: «Не забудь спустить воду!» График работ с апреля по середину октября включительно... Вот вам и включительно...
Небось уже собрались, ждут руководящих указаний. А что, если выдать новость с ходу? Вот будет! Станут расширять светлые очи, балдеть и плакаться. Штабелями полягут все до единогои Залужный, и Грибанов, и супружеская пара, и Файка Никельшпоре, и сама Энергия Михайловна. Разве только Платошка промолчит по неразумию да Гаврилка. И ещеПак. Он флегматик. Никогда не поймешь, что думает. Плохо, когда люди молчат и неизвестно что думают.
У чистой камералки снова помедлил. Меня подмывало. Но я приказал себе молчать о главном. Решил: буду выдержанным. Отделаюсь легким трёпом. Трепаться не хотелось. Однако следует протянуть до вечера, пораскинуть мозгами.
Встать, смирно,говорит Левка Грибанов, техник, и обвивает ногами подпорки табурета.
Ну и как?спрашивает Темка Залужный, старший геолог партии.
Вольно, сам рядовой,говорю Левке.Да так уж вот,отвечаю Темке.
Что было?это Игорь Пак.
Как всегда. Усиленно доказывали друг другу, что земля вертится. В самом деле, вертится, подлая,говорю я.И еще Дип вразумлял: планэто закон, график работзакон, его приказтоже закон. Прямо пленум Верховного суда, не планерка. Ну, чего торчите, в поле пора.
Ждали ценнейших указаний,сообщает Залужный.Воодушевились, можно ехать.
Умница,поощряю я.Не зря выдвинули старшим геологом.
Думаю с опозданием: этого как раз говорить и не следовалопри Алиеве. Рустам же не виноват. Просто характера не хватило. Хватит ли у меня характера? Поглядываю на Рустама: может, не слыхал? По лицу Алиева ничего не понять, сидит, поигрывает карандашом.
Конечно, умница,соглашается Темка.Под твоим чутким руководством...
Снова звучит как намек. Ни к чему. Алиев сейчас обидится. И Римма тоже. Вот, уже надула губки.
Жмите, геологи,издаю директиву.Вас ждут бескрайние просторы пустыни.
На которые не ступала нога советского человека,добавляет Грибанов и тянет планшет.А у меня сегодня по личному планукамералить.
Всем в поле,подчеркиваю я.
Начальство разгневано,говорит Левка полувопросительно. Дождаться разъяснений ему не удается.Подчиняюсь грубой силе,говорит Левка и еще ждет. Но я выдерживаю и не отменяю распоряжения.
Между прочим, писатель приехал,говорю я, чтобы разрядить атмосферу.
Шолохов?интересуется Рустам, наконец он подает голос, и я отчего-то радуюсь этому.
Лев Толстой,информирую я.А может, кто другой. Не запомнил. Знаю, что классик.
А,говорит Темка Залужный.Приехал познавать жизнь во всем ее многообразии.
Вроде,говорю я.И ещеДип осуществил со мной задушевную беседу.
На предмет? спрашивает Залужный, я прикусываю язык: чуть не болтнул. Темка спрашивает несколько настороженно. Выдала моя интонация, что ли?
Стараюсь быть беспечным, даю задний ход:
Да так. Оскорблял бога и заодно меня. Как водится.
Понятно,говорит Игорь Пак.Поехали.
На любимую работу,добавляет Залужный.
Запасы остроумия исчерпаны?спрашиваю я.Брысь тогда по местам. Труба зовет: солдаты, в поход.
А ты?уныло спрашивает Грибанов, ему до смерти неохота сегодня в поле. Нет, пусть отправляется, иначе затеет душевные разговоры, а я хочу побыть один. Девчата не в счет, они будут камералить.
Начальству не задают вопросов, юноша,объясняю Грибанову.Задавать вопросыпрерогатива самого начальства.
Никогда в жизни я так быстро не умнел,говорит Грибанов.Все понятно. У Марка Дымента лирический запой,поясняет он в пространство.