- По моей одежде можно определить мое финансовое положение, но это не так важно. Всегда считал, что если встречают по одежке, то помимо оной у тебя обязательно должен наличествовать и ум, потому что провожать обязательно будут по нему, - он тихо рассмеялся, забавляясь моим смятением.
А я и была смятенна. Нет, сметена. Мощным ураганом счастья и недоумения. Богатый человек с высоким общественным положением, действительно со статусом, говорит мне о том, что деньги - это не главное. Вот это да!
- Абсолютно с Вами согласна, я вот...
- С тобой, - перебил он сразу.
- Что? - я мгновенно сбилась с мысли. С ним вообще сложно чувствовать себя уверенно.
- Не с Вами, а с тобой, мы же перешли на 'ты'? Ты как хочешь, а я уже.
- Да ну не вопрос, если ты настаиваешь, - пожала я плечами.
А сама растерялась. Это же новый уровень отношений, а о чем нам говорить, мы все же разные, как не крути, что бы он ни утверждал.
- Почему ты все время опускаешь глаза? - спросил Савелий. - Почти не смотришь на собеседника. Во-первых, сразу кажется, что я тебе не интересен, и выпить чашку чая ты согласилась лишь из вежливости, не зная, как отказаться, а во-вторых, ты не даешь насладиться таким прекрасным взглядом, таким изумительным цветом твоих глаз. Ведь это не линзы, да? Очень необычный насыщенный цвет.
Нет, ну о чем после этого с ним говорить? Если я уже сварилась как рак в кипятке своей бурлящей крови.
- Такое небо бывает весной, в Карелии, - продолжал он, присев в соседнее кресло совсем рядом со мной. - Вот сплавляешься на байдарке по стремнине, и тебе не до чего, только одна мысль - выдержать и не перевернуться, назло Джону, Джон - это мой друг, - с улыбкой пояснил мне Савелий. - А потом затишье, покой, и пока пытаешься набрать побольше воздуха в грудь, слушая, как за спиной беснуется поток, слава Богу, уже пройденный и побежденный, смотришь вокруг - такая красота, и небо просто волшебное. Вот точь-в-точь как твои глаза.
Если честно, то мне захотелось заплакать. Доброе слово, оно и бурундучку приятно, а тут я, с огромной опухолью неуверенности в себе, с большим жизненным разочарованием, без конкретных надежд на будущее, и вдруг такое - мои глаза прекрасны как небо в Карелии. Может, это и не очень романтично звучит, типа как в фильме: 'Ваш прекрасный образ отражается в начищенных боках моей лошади', но и то, и другое сказано искренне, и оттого дорого и лестно.
- Плавала раньше на байдарках? - между тем решил нарушить тишину в кабинете Лановой.
Мне-то сказать было нечего. Хотя, вот у Чехова есть же такое: когда в женщине нет ничего красивого, и не за что ее похвалить, в смысле сделать комплимент, то ей говорят, что у нее красивые глаза... Нет, определенно, нет, он не это имел в виду. Ну а откуда я знаю, что он вообще имеет в виду? Я же его совсем не знаю.
- Эй, да ты совсем меня не слушаешь, - попенял он мне, когда я все же соизволила прийти в себя, оторвавшись от раздумий.
- Слушаю, нет, почему, же, небо Карелии.
- Я спросил, любишь ли ты Брамса? - Лановой как-то хитро на меня посмотрел.
- Брамса? Ну, это у Франсуазы Саган? - спросила я.
Просто у нее есть произведение с таким названием. Я понимаю, что он не ее имел в виду, и наверняка спросил не про композитора, но надо было передать мяч, я и отфутболила, как смогла. Блин, я даже поговорить с ним нормально не могу, а он: 'статус ни при чем, статус ни при чем'. Разница в образовании, в образе жизни и мыслей налицо, к сожалению. Я просто глупа, надо смотреть правде в лицо. Или в глаза?
- Ну ладно, вот это - эклеры, мои любимые пирожные, поэтому, если еще раз решишь заглянуть ко мне на огонек, знай, что эклеры всегда будут, - и он рассмеялся. - Угощайся.
Это намек? Да какой намек - это конкретное приглашение! Вообще сегодня он такой веселый. Видимо, поездка, которая оказалась вынужденной и нежелательной, закончилась положительно и удачно. Вот он и радуется все время.
Я люблю эклеры, я обожаю их, а с сегодняшнего дня я готова их боготворить, потому что их любит мой идеал.
- Так на чем мы остановились? - спросила я, откусив от волшебного произведения кулинарного искусства.
- Мы говорили про байдарки.
- Увы, мне не посчастливилось испытать на себе это удовольствие.
И главное, я однажды даже дошла до одного клуба любителей такого вида отдыха, или спорта, и даже пообщалась с его директором, волосатым и бородатым дядечкой, но так и не решилась там остаться. Просто струхнула. Там уже свой коллектив, свои отношения, дружба, я просто побоялась, что не смогу вписаться, и чтобы не разочаровываться, решила и не пытаться.
- Зато я занималась охотой на лис, - я прямо как анкету заполняю. - Очень интересное дело, скажу я тебе. Я совершенно не боялась леса, спокойно ориентировалась на звук (по карте соображать так и не научилась), и у меня неплохо получалось. А еще там же обучали азбуке Морзе, и я просто влюбилась в это дело. Я не пропускала ни одной тренировки, и даже после восьми месяцев занятий, тренер уже взял меня на общероссийские соревнования. Вот так. Правда, зря он это сделал, я заняла 11 место из двенадцати. Но меня успокаивало то, что, зато хоть не самое последнее.
В то время меня огорчало только одно, что на тренировки ходили два моих одноклассника. И проблема была не в этом, а в том, что один из них решил, что я ему нравлюсь, а его приятель - что он ему поможет мне это доказать.
Все было хорошо, пока Лешка ограничивался отправкой мне писем, благодаря чему у меня накопилось много открыток, календариков и фантиков. Он, почему-то, считал, что все девочки обязательно увлекаются их собиранием, и обильно меня этим всем снабжал. А, еще мне было подарено им, также посредством почтовых отправлений, три засушенных цветка для гербария. Ну очень романтический мальчик. Хотя в 12 лет мы все еще романтики. Были.
Но вот когда он решил перейти к конкретным действиям, начались проблемы. У меня. Он просто не нравился мне. Нет, нормальный, все при нем, тихий, скромный, романтичный. Но я-то болела совсем другими образами! Я просто не могла его заметить. А его друг Сашка меня за это колотил и обзывал.
Вот дежурю после уроков, мою доску. Открывается дверь и в класс робко заглядывает Лешка:
- Вера, можешь выйти в коридор на пять минут?
- Чего, не видишь, я занята? - а сама недовольная такая, ну чего он ко мне привязался?
- А, ну ладно,- говорит и уходит.
Через минуту дверь с треском распахивается на всю Ивановскую, и его дружок Загоров Сашка орет на весь класс:
- Ступенькина, а ну вышла быстро, Леха с тобой поговорить хочет.
С Загоровым не поспоришь, его все девчонки боятся. Злой и грубый, и главное, его внешность. Первый раз видела такого мальчика, в лице которого собраны все уродства и изъяны внешности. Узкие щелочки глаз с короткими ресницами, высокие скулы якута, нос крючком и с горбиком, но не как грузинский или армянский, а как в мультиках ведьм рисуют, такой и у него, и рваная полоска узких губ. При этом страшно лопоухий, и картавит 'р' так, что ухо режет. Вот честное слово, ничего не приврала.
Я выхожу, мысленно ругая Лешку, который нажаловался другу на меня. А тот стоит, как ни в чем не бывало, у лестницы, ждет, когда я подойду.
- Ну чего тебе? - смотрю волком.
- Вера, а что ты после школы делаешь?
- Уроки, понятно?
- А, ну ладно, тогда пока.
- Пока, - поворачиваюсь, и ухожу.
А перед началом тренировок Загоров мог меня поджидать за углом школы, чтобы толкнуть или пнуть, типа, чтобы я Лешке не грубила. И я часто опаздывала, лишь бы с ним не сталкиваться. Так мне во время занятий азбукой Морзе все равно доставалось. Вот сидим все, там много ребят и девчонок собиралось, болтаем после занятия, и вдруг Загоров так неожиданно при всех заявляет: 'Ступенькина, а из вас с Лехой вышла бы неплохая пара'. Я краснею, бледнею, меня в жар кидает. 'Дурак, что ли, - говорю'. А сама глаз от стыда поднять не могу. А он: 'Ну и вобла сушеная'! А я в слезы.
Правда, я поменяла свое мнение об этом мальчишке, о Загорове, когда мы отпраздновали всем классом 23 Февраля. Анька Пилевина испекла огромный вкусный торт. Ну не важно, что кто-то на него попытался присесть, смазав узор из крема, мы Аньку успокоили, обошлось без валерьянки, но главное заключалось в том, что его хватило только на часть класса. И девчонки самоотверженно решили угостить мальчишек, все-таки их праздник. И вот сидим мы все за столами, расставленными буквой П, смотрим, как наши будущие защитники уплетают сладости, поглощают тортик, и пьем чай с конфетами, конечно же, не вкусными. А Загоров сидит и не ест. А он в ряду столов был последним мальчиком, а дальше уже девочки сидели. И он так раз, и Женьке Болотиной свое блюдце с тортиком придвинул. Я глаз от него оторвать не могу. Женька ложку попробовала, дальше блюдце подвинула, и всем нам по мизерному кусочку тоже перепало. Вот с тех самых пор я Сашку Загорова стала уважать. Ну не мог он есть на глазах у голодных девчонок. А это были годы, когда сладости на полках не лежали, и не так просто было наесться сладким. И не смог он есть, когда девочки с такими голодными глазами сидели и в сторону смотрели. Я как-то по-другому стала к нему относиться, и он перестал мня обзывать и обижать. Мы даже несколько раз вместе гуляли, я, Лешка и он.