Ибрахан едва успел просмотреть почту, как секретарь Аклима доложила
Ибрахан Сираевич, на пятиминутку собрались!
Ибрахан неторопливо спустился в красный уголок, служивший одновременно и клубом, и бильярдной. Здесь его уже дожидались начальники цехов, мастера, плановики, бухгалтеры, экономисты. Небрежным кивком головы, со сдержанной улыбкой, как приличествует высокому начальству, не расточающему свои улыбки направо и налево, сделал всем общий поклон.
Выступления ораторов носили чисто информационный характер: каждый докладывал об итогах работы за минувшую неделю. Аклима фиксировала их основные мысли в особом журнале пятиминуток. Что же касается основополагающих выступлений Ибрахана, то они записывались со стенографической полнотой и точностью: дабы ни одна из его ценных мыслей не пропала бесследно.
На этот раз никакой мобилизующей и направляющей заключительной речи начальства не было, Ибрахан ограничился тем, что обратился к коллективу с коротким и деловым призывом:
За работу, товарищи!
Директору Яшкалинского комбината бытового обслуживания не терпелось поскорее остаться наедине с Булатом и Родисом, отчитать их по двадцатое число и, как говорится, снять с них стружку так, чтобы они на всю жизнь запомнили этот урок. Шутка ли, попали в милицию. Пусть спасибо скажут, что Ибрахан нажал на своего дружка Ярмухамета и все обошлось благополучно А не то подсекли бы под корень новое начинание.
Булат и Родис в предвидении заслуженной головомойки настроились на виновато-извинительный лад.
Я не буду требовать объяснений, как все это произошло, сказал Ибрахан строго. Я знаю вас: в свое оправдание вы всегда найдете тысячи и одну объективную причину. Предупреждаючтоб это было в первый и последний раз.
Сделаем выводы, будьте уверены, Ибрахан Сираевич, покорно заявил Булат. Наша вина налицо. Недоработка. Нам бы надо предварительно, хотя бы поверхностно, познакомиться с будущей клиентурой, а мы бросились очертя голову, напролом. Вот и получилась осечка. Больше этого не будет!.. Но, согласитесь, один случайный прокол камеры не способен вывести из строя автомашину. Одна промашка не порочит всего движения.
«Не порочит, не порочит», передразнил Ибрахан. Вам ли объяснять, что маленькой ложечки дегтя достаточно, чтобы испортить огромную бочку душистого башкирского меда. Не слова нужны, а положительные факты, только факты.
Таких фактов у нас сколько угодно, с апломбом заявил Булат.
Сколько угодно, поддакнул Родис.
Народ встретил идею нового движения с радостью. Вот вам пример: старухе Хаернисе обтянули диван, и мы с Родисом доставили его хозяйке. Старуха спросила: «Кому в голову пришло такое доброе дело?», а я ей сказал: «Ибрахана Сираевича знаете? Ну, того, что в исполкоме сидел?»«Как же не знать, с умом, говорит, человек». А я ей: «Так это он людям добро несет». «Да продлятся его дни на земле!» А я ей: «Если хочешь похвалить, напиши в газету». А она: «Я бы написала, да аллах не сподобил меня грамотой. Ты бы сам настрочил, а я руку приложу». Ну, я не дал ей опомниться и тут же, как говорится, не отходя от кассы, сочинил благодарность, а она пару каких-то арабских букв в конце приписала. Отдал ей заметку, чтобы сама отнесла в редакцию и на словах все, как было, передала.
Широкое лицо Ибрахана озарилось довольной улыбкой:
А если она не пойдет в редакцию? Где гарантия?
Людям надо верить. Вы же сами нас этому каждый день учите, Ибрахан Сираевич. Таких примеров, как со старушкой Хаернисой, могу привести десятки. Ваша тактика внезапного натиска и оглушения сюрпризами вполне себя оправдала.
Ибрахан жестом руки остановил поток красноречия Булата, он знал, что тот способен говорить без передышки двадцать четыре часа в сутки. И еще он знал за Булатом: дабы угодить начальству, тот способен расшибиться в лепешку, и уступить ему авторство любой гениальной идеи, пришедшей в его голову.
ЧЕРНАЯ ПЯТНИЦА
Ибрахан испытывал по отношению к Булату двоякое чувство. Он завидовал Булату. Завидовал тому, что природа одарила Булата, а не его, бурной фантазией, неуемной энергией, и в то же время ему было приятно сознавать, что такой бесспорно одаренный и талантливый организатор работает рядом с ним, предоставил все свои способности и талант в его безграничное распоряжение. Он любовался Булатом, таким импозантным, впечатляющим.
У его дочери Миниры губа не дура, она сразу же, как только впервые увидела Булата, излучила обжигающий взгляд, от Ибрахана это не ускользнуло. В своих далеких мечтах он видел Булата зятем. Интересы тестя станут интересами зятя, и тогда Булат безраздельно будет служить делу Ибрахана и его семьи! И, право, в том нет ничего несбыточного: слава Ибрахана снова засверкает в зените!
История человеческих отношений знает немало случаев взаимной и чистой любви с первого взгляда. Столько же можно привести случаев взаимного Доверия и Дружбы с большой буквы, какая возникает между вчера еще совершенно незнакомыми людьми, стоит им чистосердечно поговорить друг с другом, выложить, что называется, свою душу. Достаточно было короткой, но откровенной беседы, чтобы Булат за какой-то час покорил Ибрахана, а тот вслепую, безоговорочно поверил ему, поверил в него.
Вот как это произошло.
У Ибрахана был трудный, непосильно трудный день. Недаром называл он этот день «черной пятницей». Именно каждую пятницу Ибрахан принимал жалобщиков. Приемный день сознательно был установлен в пятницу, поскольку за пятницей следовали два выходных дня, когда можно было всласть отдохнуть после умственного и физического пятничного напряжения.
Двери кабинета Ибрахана раскрывались настежь для всех, у кого было дело к директору комбинатабольшое, проблемное, или малое, пустяковое. Прием продолжался весь рабочий день, без перерыва на обед. (Аклима ухитрялась незаметно приносить директору из буфета на подносе обед.) Приемы отнимали у Ибрахана много нервов и сил. Не желая прослыть бездушным бюрократом, он проявлял к посетителям, независимо от их служебного положения, максимум внимания, терпения и такта, сочувственно выслушивал претензии, порой даже необоснованные. И никто из посетителей не смел упрекнуть директора в том, что тот отнесся к нему казенно, по-чиновнически.
Дорогой читатель, вы никогда не задавались вопросом, достойным докторской диссертации: что собой представляет неистребимое племя жалобщиков?
Невозможно вообразить себе нашу планету без жалобщиков. Жалобщик многолик. Этопострадавший клиент, покупатель, посетитель, этопотенциальный критик, испытавший на себе маленькие недостатки нашего большого механизма. Такие жалобщики вызывают к себе уважение, сочувствие. Их прогрессивная роль как критиков всего плохогонесомненна.
Наряду с ними процветает порода жалобщиков, для которых жалобы«влеченье, род недуга». Они облачаются в тогу правдолюбцев, борцов за справедливость. Жалобы пишут не анонимно, подписываются именем, отчеством, фамилией, указывая даже возраст и номер профбилета. Их жалобы подкрепляются цитатами из речей и постановлений, вырезками из центральных газетпередовых статей и фельетонов. У каждой такой жалобы имеется исходящий номер, на каковой можно при необходимости ссылаться, сообщая, что ожидается ответ в установленные высшими инстанциями сроки, хотя зачастую то, что вызвало гражданский гнев жалобщика, не стоит и выеденного яйца. С таким же успехом можно жаловаться на ураган или извержение вулкана.
Однако, чего греха таить, в некоторых учреждениях к жалобам, и притом весьма серьезным, обоснованным, отношение, мягко выражаясь словами поэта, «плевое». Жалобы надолго застревают в канцелярских дебрях, и раскопки их длятся месяцами.
Ибрахан, получив назначение в комбинат, поставил себе за правило незамедлительно реагировать на сигналы с мест. На письменные накладывал категорические резолюции: «Срочно разобраться!», «Проверить и доложить!», а по устнымвызывал к себе исполнителя и под его личную ответственность поручал, вникнув в суть, удовлетворять претензии клиентов. Ибрахан не уставал повторять, что заказчик, он же покупатель, он же потребитель, он же клиент, он же заявитель, всегда прав. И этому неопровержимому тезису подчинил всю повседневную деятельность комбината. И не его, Ибрахана, вина в том, что далеко не все жалобы решались тут же на месте, в присутствии заявителя. Всякий здравомыслящий человек понимал, что серьезную жалобу нельзя решать с кондачка, тяп-ляп, в один присест. Серьезная жалоба требовала серьезного, вдумчивого к себе подхода и невольно превращалась в «Дело », а «Дело » становилось нередко трудноразрешимой проблемой.