Белый свет
ТКАЧИ
ЧАСТЬ ПЕРВАЯДОРОГИ СУДЬБЫ
I
В лицо ударил теплый упругий ветер, пропитанный запахом хлопка. Каипов переступил порог ткацкого цеха, и тут же жесткий, металлический шум тысячи работающих станов вырубил ему слух, как будто взмахом клинка. Маматай Каипов, ничего не слыша, остановился, ему стало трудно дышать. Густые, брови, вздрогнув, приподнялись он удивленно всматривался в конец цеха. Нужно было оглядеться, привыкнуть и к шуму, и ко всему вокруг.
Цех был огромный, весь обрызганный мельчайшими капельками искусственного дождя, чтобы не пересушивать нервно вздрагивающие на станах нити. Ему на мгновение показалось, что он попал в какую-то громадную, сотрясаемую дождем сеть.
В глаза бросились ряды голубых станов и над ними сосредоточенные лица. Тогда уж он обратил внимание, что парней здесь мало, а больше молодых девушек.
Маматай дивился, как вспухали, подобно буклям, ватные хлопья, как деревянные колотушки, почему-то напомнившие ему своими закругленными концами пятки худого человека, ритмично раскачивались и били в середину челноков, четко тянущих уток.
Это было бесконечно. Каждый полет челнока означал движение нити утка, а это доли миллиметра ситца! И казалось, что не ситец ткется здесь, а ветер нервно и нежно перебирает тонкие и мокрые сети. Новотканое желтовато-бурое суровье четко наматывалось на огромную стальную катушку.
Каипов чувствовал, как в него вливается этот будоражащий хвоей быстротой и вместе с тем усыпляющий необычной плавностью ритм. Так сладко и восторженно бывает только от колыбельной.
«Станов-то больше, чем зыбок на кочевье!» опять всполошили его эти некстати пришедшие мысли.
Вдруг кто-то дерзко, по-свойски дернул его за рукав. Это Мусабек. Конечно, он. И хотя они только что познакомились в отделе кадров, Каипову показалось, что ему давно знакома открытая, уступчивая улыбка парня, так не вяжущаяся с решительным вздернутым на вызов носом. Маматай обрадовался, когда Мусабеку поручили проводить его к начальнику трепально-сортировочного цеха.
Все еще оглушенный и взволнованный, Маматай последовал за своим провожатым, и вскоре они оказались в прядильном цехе. Маматай даже задохнулся от охватившего его волнения. Боже мой, неужели ему все это не снится? Огромный и светлый цех заполняли сложные, похожие на фантастические аппараты машины с сотнями вращающихся веретен. От этого неутомимого мельтешения у Маматая чуть не закружилась голова. В конце огромного зала находился кабинет начальника трепально-сортировочного цеха. Туда им и нужно было пройти через весь шумящий и гудящий зал.
Конечно, Маматай старался не показать, как его ошеломило все это. «А я смогу так же вот стоять у станка?» строго подумал он, глядя на работающих у станков людей. От этой тревожной мысли слегка кольнуло сердце.
В кабинете начальника Мусабек деловито сказал женщине, сидящей за крайним столом:
Вот привел к вам, Насипа Каримовна, принимайте.
Они остались одни в кабинете Маматай и дородная, внушительная Насипа Каримовна, разглядывающая новичка поверх спущенных на самый кончик носа очков. Она смотрела на него долгим, изучающим взглядом, словно на какую-то диковинку, потом удовлетворенно поправила очки и произнесла тихим, шелестящим голосом:
Начальника цеха, пока нет на месте. Но на первый раз запомните: Кукарев Иван Васильевич. Он человек беспокойный, непоседливый
Резкий телефонный звонок прервал ее. Тяжело подняв со стула свое большое, грузное тело, она долго и терпеливо разговаривала с кем-то, видать, бестолковым и сбивчивым, потому что то и дело переспрашивала и пыталась докричаться в трубку: «Алло! Алло!»
Закончив наконец разговор, Насипа Каримовна облегченно вздохнула, улыбнулась Маматаю широкой, благодушной улыбкой и, видно, не в силах остановиться после суматошного разговора по телефону, неожиданно для Маматая стала рассказывать о себе незнакомые люди, как известно, располагают к откровенности.
Вообще-то, я классификатор, с гордостью сообщила она. Не всякий знает, что это такое Так вот, только я и главный инженер окончательно определяем качество ткани, а для того чтобы оно было высокое, нужно правильно подобрать сорта хлопка, тщательно составить смесь Здесь и расчет нужен, и опыт. Сам понимаешь, ответственность огромная.
Она мягко и плавно, словно учительница, с видимым удовольствием произносила фразы; слова выкатывались из ее уст какие-то круглые и внушительные.
«С чего это она передо мной разоткровенничалась? недоверчиво подумал Маматай. Ну, конечно, хвастает. Куда там женщине делать такое умное и важное дело»
Рывком открылась дверь, и в нее гортанным ревом горного водопада хлынул гул работающего цеха. У порога стоял высокий худой человек, опираясь на трость с изящно изогнутой ручкой. Маматаю невольно бросились в глаза его длинная жилистая шея, острый подбородок и орлиный нос. Это был начальник цеха Кукарев.
Насипа Каримовна, торопливо порывшись в своей сумке, ушла на обед. А Кукарев стал быстренько задавать дотошные вопросы, на которые Маматай сбивчиво, торопливо и суматошно отвечал.
«Худой, высохший, все же успевал он рассматривать начальника цеха, и выглядит старше своего возраста. Такие, говорят, бывают нервные да капризные Вот уж беда, если еще и невзлюбит. Въедливый, сразу видно, и к тому же не голос у него труба»
Размеренный густой бас Кукарева тем временем гудел над самым ухом Маматая, не давал успокоиться.
Говоришь из кишлака? Хорошо-о (это «о» долго потом еще звучало в ушах Маматая!). Зато-о теперь будешь рабочим. Это хорошо-о.
Маматай сидел, не поднимая глаз от стола. Ему все казалось, что он в чем-то виноват перед этим исступленным человеком, что если сейчас он ответит ему хоть одним словом, то обязательно попадет впросак, и тогда все пропало.
Ничего, научишься всему, отдавалось гулко у него в ушах. Почти все рабочие здесь из местных. Думаешь что, случайно? Конечно же нет. А ведь сколько трудов и нервов стоило дать им техническое образование
Он замолчал, несколько раз глубоко затянулся сигаретой, и Маматай заметил, как на мгновение судорога боли исказила его лицо, и тут же Кукарев поспешно отвернулся к окну. А Маматай смущенно проговорил:
Конечно, трудно осваивать Машины все-таки
Машины? Что машины Это дело десятое, тут же перебил его с нетерпеливой быстротой Кукарев. Научиться можно работать на них за полгода. Сломаются починим. Слесаря и наладчики для чего? Дело в другом, в самих людях, в их сознательности Понимаешь, о чем говорю о рабочей гордости. Вот это главное Кукарев заметно оживился, в голосе его поубавилось решительных ноток. Что греха таить, и ныне поступает к нам народ неграмотный. И это понятно: женщины в здешних условиях, при здешних обычаях Им-то и труднее всего было учиться.
Теперь Кукарев обращался к Маматаю так, словно знакомы они были много лет и говорили на эту тему не первый раз. Он смотрел на гостя приветливо и пытливо, словно запоминал его навсегда. И, не выдержав этого прямого и требовательного взгляда, Маматай устало опустил голову. Он не хотел, чтобы начальник увидел его растерянность.
Множество причин повлияло, упорно продолжал свою мысль Кукарев. И прежде всего суеверия мусульманства. Он как-то безнадежно махнул рукой, досказал: Да и только ли в этом дело?
Маматай представил себе свой забытый богом кишлак, захолустье, старых отца и мать. Как они там? Думают, поди, о сыне? Как он там в городе?
На все это нужно много времени и сил, все так же неутомимо продолжал хозяин кабинета, не замечая растерянности новичка. И мы готовы к этому
Наступила пауза. И Маматаю показалось, что разговор окончился. Но ему хотелось еще поговорить с начальником. И он спросил первое, что пришло на ум:
Вы давно сюда приехали, Иван Васильевич?
Давно, охотно отозвался тот. Еще когда монтировали первые станки. Я, знаете, москвич, вернее, из Подмосковья. Чувствовалось, что Кукареву нравится рассказывать о себе, как человеку словоохотливому и привыкшему к чужому вниманию.