До сих пор меня вроде бы звали Батадзи
Извини, дорогой А ты, по-моему, Азрым. Уж тут-то я не ошибаюсь?
Нет, ошиблись мои родители, когда назвали меня Состыкком
Всех перепутал! засмеялся гость. Бывает, а? Ну, скажите, бывает ведь?
Бывает, мрачновато подтвердил Гадац и протянул гостю руку: Здравствуй и ты, Батырбек!
А-ха-ха-ха! зашелся от смеха гость. Меня зовут Харбе, Харбе мое имя! Я корреспондент республиканской газеты!
О, как мы промахнулись! схватился за голову Толас. Надо было, чтобы он застал нас за работой! Теперь он обрушит на нас испепеляющий огонь сатиры
Нет, покачал головой Харбе, вы достойны поэмы! Самой настоящей! он повернулся к Тугану: Я весь в твоей власти! Я превращаюсь в слух, буду внимать каждому твоему слову, рассказывай, дорогой!
Когда они остались вдвоем, Харбе вдруг обеспокоенно спросил:
Скажи, опоздал?
Да у нас ничего такого и не было, смутился Туган и, показав на кастрюлю, добавил: Суп вот остался
Я не о том, поморщился Харбе. С радио, телевидения, из других газет у вас никого не было?
«Наверное, Сиука его натравил», подумал Туган. Было время, Сиука ничего не пропускал. Стоило какому-нибудь колхознику купить вилы в магазине, как он сочинял об этом статейку и мчался с нею в город, к своему двоюродному брату Харбе. Как-то Сиука и Тугана затащил в редакцию, познакомил с родственником. Харбе пригласил их в ресторан, и, сидя за столом, они битый час слушали его разглагольствования.
У журналиста должен быть нюх! вещал Харбе. Учуять, найти, схватиться за факт вот задача! Есть факт найдутся и герои! Не найдутся сам сделай их! И все должно быть вовремя! Надо быть первым, первым, первым!..
Да, конечно же, это Сиука его прислал, утвердился в своей мысли Туган.
Ты и здесь первый, успокоил он Харбе, опять всех обскакал
Ну и слава богу! обрадовался тот. Садись, а я достану свое золотое перо!
Слушай, спросил, сомневаясь, Туган, а о чем ты хочешь писать?
Как о чем? Харбе, словно поздравляя, похлопал его по плечу. О вас! О вашем начинании!
Каком начинании? насторожился Туган.
Ну, не притворяйся! усмехнулся Харбе. Кем вы были раньше? спросил он и сам же ответил: Тунеядцами, прости за откровенность А стали хлеборобами! возбудился он. Героями полей! Вы взнуздали коня судьбы, и он покорился вашей воле!.. Восхищенный своим красноречием, он выхватил из кармана блокнот.
Подожди, подожди, остановил его Туган. Никем мы еще не стали. Мы только пытаемся
Вот об этом я и напишу, перебил его Харбе. О героике начала О пути к славе!.. вскричал он.
Ладно, решил Туган, ты у меня напишешь
Ну, если о начале, сказал он, тогда пожалуйста Начало всех наших дел это Гато.
Кто такой Гато? удивился Харбе. Кто-нибудь из твоих парней?
Какой там парень! махнул рукой Туган. Ему не меньше ста лет!..
Ну, ну, заинтересовался Харбе, говори! Этот Гато, наверное, стоит целого романа!
Байки о Гато еще в детстве рассказывала Тугану Сопо.
Большую часть своих дней Гато прожил в прошлом веке. Был хорошим кузнецом, бондарем, шорником. Был у него неплохой конь, было кремневое ружье. И была у него одна странность он совершенно не понимал шуток. И даже в старости он верил каждому слову с детской наивностью.
В смутные времена Гато за каждым камнем, за каждым кустиком сидели разбойники. Грабили тех, кто с гор ехал на равнину, и тех, кто возвращался в горы. Когда терпеть разбои уже стало невмоготу, несколько сел, объединившись, выбрали людей, которым поручили охрану дорог. В их число попал и Гато. И вот однажды друзья решили подшутить над ним. Высыпали из его ружья порох, подрезали подпругу так, что седло едва держалось на коне, и ночью, закутав лица башлыками, явились к самой сторожевой будке. Увидев «разбойников», Гато смело бросился на них. Те пустились наутек. Боясь, что они скроются в темноте, Гато вскинул ружье, прицелился, но выстрела не последовало. Раздосадованный Гато пришпорил коня, пытаясь догнать «разбойников», но подпруга от резкого движения порвалась, и всадник вместе с седлом свалился на землю. Когда друзья, сделав круг, вернулись к будке, Гато сидел, понурив голову, и горевал.
Убежали от меня абреки, жаловался он. Ой, убежали
И он рассказал им, как стрелял в своих абреков, как пытался догнать их.
Ай-ай-ай-ай, сокрушались друзья, вот если бы ружье у Гато было заряжено, если бы подпруга не порвалась, несдобровать бы тогда абрекам
Тут же кому-то из них пришла в голову мысль: «Надо наградить Гато за смелость. Он ведь чуть было не поймал разбойников» Сказано сделано. Пошли и купили на городской барахолке поношенную офицерскую шинель с потрепанными погонами, и однажды, когда все были в сборе, старший из охранников торжественно сообщил:
Царь-отец не забыл о нас, оценил наши труды. Прислал он нам награду, и мы вручим ее тому, кто больше других того заслуживает.
Все начали спорить. Один говорит я заслужил, другой требует награду себе. Выслушав всех, старший сказал:
Царь пожаловал нам звание полковника, но присвоить это звание можно только одному. Разделить его нельзя и нельзя носить это звание по очереди. Так что деться некуда, надо выбирать лучшего из нас Я думаю, что никто не заслуживает награду больше, чем Гато. Он и скромнее других, и отчаяннее
Так и порешили. Вручили шинель Гато, и тот не снимал ее до самой революции. Он верил, что он полковник, и не любил, когда посмеивались над его званием
Первый дом в нашем селе построил Гато, рассказывал Туган Харбе.
Гато основоположник села! Живая легенда! восхитился тот. Прекрасный материал!..
Однажды Гато со своим сыном ехал с гор на равнину, продолжал Туган. Они ехали весь день, и ночь застала их на берегу этой речки. Они остановили арбу возле вон той рощи, распрягли коня, поужинали и легли спать. На следующий день Гато проснулся рано, а сын его, утомленный трудной дорогой, крепко спал, и отец пожалел его и не стал будить. Сын проспал до полудня, и, когда запрягли коня и собрались ехать дальше, он вдруг вспомнил, что забыл свою шапку. Пошел за ней, смотрит а в шапке лежит воробьиное яичко. Позвал отца. Тот подошел. «Это счастье, сын мой, счастье! сказал он. Птица указала нам место! Здесь мы должны жить» Гато не стал откладывать: тем же летом он построил во-он там свою мазанку. Потом сюда съехались родственники и друзья Гато А теперь, смотри, какое село стоит!..
Вот тебе и Гато! озадаченно вертел головой Харбе. Чудеса, да и только.
Лучше бы, конечно, его самого послушать, сказал Туган. Но он теперь там, в горах
Туган не соврал: Гато, действительно, похоронили в горах
Перо Харбе скользило по бумаге, как по льду, оно знало свое дело. Поставив точку, Харбе поднял голову.
А как же было с вами? спросил он.
Проще простого, пожал плечами Туган. Гато пригласил нас к себе домой Нигде в Осетии тебя так не примут, как принял нас Гато Он и горя в жизни хлебнул, и радостью обделен не был, и обо всем этом, о жизни своей он подолгу рассказывал нам. Как-то он вдруг говорит: «Недолго мне еще осталось греться под солнцем. Уйду я скоро, освобожу место для тех, кто родится за мной И в эту ночь есть у меня к вам просьба, последняя просьба, и, если вы исполните ее, я не забуду вас на том свете» «Пожалуйста, отвечаем, говори». «Вы можете сейчас пойти со мной?» спрашивает Гато. «О чем разговор?» отвечаем Мы вышли из дому, Гато взял из сарая кирки и лопаты, роздал их нам, взял керосиновый фонарь и повел нас в поле, к огромному кургану. Остановился у подножья кургана, помолился богу, попросил, чтобы ночь эта была счастливой для нас, чтобы труды наши не пропали даром Мы, конечно, сразу догадались, что в кургане зарыт клад, и взялись за работу. А земля каменистая, жесткая, ударишь киркой искры сыпятся Пот лился с нас градом, к утру мы еле стояли на ногах А Гато, глядя на нас, все сокрушался, чуть не плакал. Мы думали, жаль ему, что мы копаем, копаем, клада все нет Когда рассвело, Гато глянул в яму и покачал головой: «Господи, говорит, какая же все-таки у вас сила!..» «Что? спрашиваем. О чем ты» «Как о чем? удивляется он. Посмотрите, какую вы яму вырыли, сколько земли выбросили И все это пропадает зря» Мы не поняли его. «Что пропадает? спрашиваем. Земля, что ли?..» «Какая там земля! сокрушается Гато. Сила ваша пропадает, годы ваши молодые» Смотрим мы на него, а он смотрит на нас. Смотрел, смотрел, а потом взял да и полез в яму. «Если вы меня не прощаете за эту ночь, говорит, засыпайте меня, пусть хоть труды ваши даром не пропадут»