Хани, мелькнула мысль. Он разыщет ее, уведет, они сядут на скамейку где-нибудь в парке, и пусть она ругает его, говорит все, что угодно, речь ее покажется ему светлой и радостной музыкой
Туган свернул к автобусной станции, дождался автобуса, сел, положил руки на спинку переднего кресла, опустил на руки голову и до самого города не поднял ее. Люди, ехавшие с ним, думали, наверное, что он спит.
Весь день он слонялся по шумным городским улицам, не смея ступить на ту, которая вела к общежитию мединститута. Что сказал бы он Хани? Слушать ее это полдела, но слово ведь требует ответа. О чем говорил бы Туган? О чем угодно, только не о себе, не о своих делах, не о своей жизни. А говорить о чем угодно, отшучиваться он сегодня не мог
В село Туган вернулся с последним автобусом. Домой идти не хотелось и, заметив сидящую на крылечке Сопо, он подошел к ней.
Добрый день, Сопо, поздоровался Туган. Что это свет у тебя не горит?
А чего зря жечь его? грустно улыбнулась Сопо. В доме-то никого нет Только мотыльки залетают
Что-то слишком задумчива была она сегодня. Может, ее растревожили голоса, доносившиеся с соседних дворов? Может быть, слыша их, она вспомнила сына, погибшего на войне, и сердце ее сжалось, и представилось ей, как жилось бы, если бы сын ее, Сидамон, вернулся домой, сыграл свадьбу и появились бы у нее внуки
Раньше Туган не задумывался об этом. Старуха казалась ему вечной, как горы, видневшиеся вдали, и такой же суровой. Вздохнув, он присел рядом с ней.
Сопо, сказал он, если бы вдруг к тебе явился голодный лесоруб, ты смогла бы накормить его?
Совести у тебя нет! встрепенулась она. Если Сопо не сумеет встретить гостя, зачем же ей жить еще на свете?! Она косо глянула на Тугана, и в голосе ее послышалась насмешка: Лесоруба-то я вижу, но где его дрова?
Дрова назад в лес сбежали, арба поломалась, топор потерялся
Сопо накрыла стол, и Туган долго, с удовольствием ел. Обычно старуха не позволяла засиживаться допоздна, но сегодня не торопила его, сидела рядом, и они негромко и мирно беседовали. Туган черпак, Сопо родник воспоминаний. Уж она-то должна была знать того председателя, о котором рассказывал Шахам. Она многое знала, старая, неразговорчивая Сопо.
Туган начал издалека.
Сопо, окажи правду, сказал он, неужели Толас, я и другие ребята неужели мы такие плохие?
Если бы на лбу пустого человека вырастали рога, не медля ответила старуха, на твоем лбу они появились бы в первую очередь!
Туган обескураженно глянул на Сопо он не ждал такого резкого ответа.
Пройдет время все забудется, махнул он рукой. Вспомни, Сопо, Шахам в молодости тоже не был святым
Нет, мое солнышко, то поколение не сравнишь с вашим. Они, если и проказничали, то об этом хоть удобно было говорить вслух
А дом, который сгорел? Дом с соломенной крышей?
Дом, дом! рассердилась старуха. Пора наконец забыть об этом! Я и сама бы горло перегрызла тому, кто поджег его! В одном исподнем люди остались, все сгорело у них.
А ты говоришь проказы, покачал головой Туган.
Что я говорю?! Разве я сказала, что это сделал Шахам? Нет, он не поджигал, не верю я в пустую болтовню и никогда не верила!
Слушай, а кто был тогда председателем сельсовета, ты не помнишь?
Как не помню? Имя его мне противно произносить Отец твоего наставника
Учитель Сосай? Он и есть сын того председателя?
Почему ты спрашиваешь об этом? подозрительно глянула на него Сопо.
Просто, улыбнулся Туган. Представь себе, что я следователь, а ты свидетельница. Он накрыл своей рукой руку Сопо, лежавшую на столе. Неужели мы хуже того, чье имя ты брезгуешь произносить? Нет, Сопо, ты увидишь и я, и Толас, и Цыппу, и Азрым еще станем людьми
Ну, да?! усмехнулась старуха. Завтра же забудешь свои слова, забудешь, как только тебе поднесут рог с аракой!
Во времена Шахама рог был глубже колодца
А я и не говорю, что они араки не пробовали, но она их не валила с ног
Вспоминается только хорошее. Даже черное становится белым
Сопо еще никогда не врала, дорогой, обиделась старуха. Я-то понимаю, к чему ты клонишь Пусть бы кто-нибудь из них показался бы на людях в непристойном виде И Шахам, и Сидамон, она умолкла, будто испугавшись имени своего сына, которое так давно не произносила вслух. Глаза ее повлажнели, она зажмурилась на мгновение, и голос ее снова окреп: Да, и Шахам, и другие никто из них не позволил бы себе такое. Как можно, чтобы тебя, молодого, здорового кто-то тащил на себе?! Нет, нет, их ты ни с кем не сравнивай
Единственный сын Сопо, Сидамон, пропал без вести. Куда только не писал Шахам, где только не справлялся о нем! Наконец поиски привели его в небольшую белорусскую деревеньку. Там, в школьном дворе, стоял памятник, и на нем золотыми буквами были написаны имена Сидамона и его товарищей. Трудно измерить время, которое проходит, пока человек стоит, опустив голову, у могилы. Когда Шахам поднял голову, он увидел: возле памятника растут три юных, зеленых деревца Вернулся Шахам домой, взял Сопо за руку и повез к этим деревцам, и упали горькие материнские слезы на землю, впитавшую кровь сына
До этого проклятого пожара, спокойно продолжала Сопо, Шахам три дня не заглядывал к нам. Сколько ни искал его Сидамон, так и не нашел Нет, солнышко мое, эти парни хороших слов заслуживают Вот сидишь ты передо мной Бывает, разозлюсь, махну рукой, глаза бы мои тебя не видели, потом вспомню Шахама и сердце успокаивается Дай бог, чтобы у нашей молодежи всегда перед глазами были такие люди
4
Этой ночью Туган первый раз в жизни маялся бессонницей.
Он встал, едва только занялась утренняя заря и солнце не показалось еще из-за гор, но первые лучи его уже коснулись снежных вершин, и те загорелись, вспыхнули огромными кострами.
Туган вышел из дому, пошел за село ему хотелось побыть одному, успокоиться, подумать. Он неторопливо брел в ту же сторону, что и тогда, с Сиука, но сегодня Туган сторонился дорог. Дороги ведут куда-то, зовут, путь же Тугана был неопределен, никто не ждал его.
Шахам, покидая село, знал свою дорогу. Тугану лишь предстояло выбрать ее.
Быстрая речка Астаудон негромко ворчала в своем каменистом русле. Он остановился, долго, отфыркиваясь, умывался прозрачной холодной водой, и ладони его обкалывались о густую щетину. Потом он стоял и смотрел на ивы, растущие по берегам реки. Местами между ивами торчали кусты шиповника, барбариса, молодая поросль ольхи, и вся эта зелень полнилась щебетаньем птичьего хора.
Вдоль правого берега Астаудона тянулись кукурузные поля, по левому густо зеленела озимая пшеница, и мир этот юный, волнуемый утренним ветерком казался простым и чистым, как сердце пахаря.
Шахам, устремляясь в завтрашний день, видел впереди свет надежды. Туган же напоминал себе ржавый кинжал, которому стало тесно в ножнах. Он шагал и шагал, уходя подальше от людских глаз, стараясь идти там, где никогда не катилось колесо, где и пешком пройти было непросто. Но всюду путь его пересекали большие и малые тропы, люди всюду напоминали о себе.
Когда солнце поднялось уже высоко и стало жарко, Туган улегся под тенистым деревом, в прохладу, и ему стало спокойно; он лежал и видел сквозь листья яркое небо, какая-то птичка суетилась, прыгая с ветки на ветку, и, глядя на нее, он вспомнил вертлявого Толаса. Тот, конечно, все село обегал в поисках Тугана еще бы, целый день не виделись! И занимает Толаса не столько то, что Туган исчез, а то, что на след его он никак напасть не может. Вот он забежал в дом, увидел пустую, застеленную кровать Тугана, повертелся, озадаченный, и снова выбежал на улицу
Такого странного существа как человек, рассуждал Туган, в природе больше не найти. Мало ему земного простора, мало того, что солнце неустанно служит ему Нет, придумал себе, что обязательно он должен быть кому-то нужен, необходим И я, я тоже думаю, что без меня Толасу недостает чего-то, чего-то не хватает Ишь, чего захотелось, поняв подспудную суть своей мысли, невесело улыбнулся Туган, нет, не поднимет Толас тревогу, не закричит: человек пропал нужный, незаменимый человек!