Быстрым движением Хурам приоткрывает ящик стола, сует туда пачку листов политдонесения, встает, наклоняясь над столом, одновременно задвигая коленями ящик, тушит побледневшую лампу и поворачивается к Баймутдинову, не изменившему позы в дверях.
Ну что же, пришел, входи, садись! Хурам не хочет показать удивления, и в словах его непринужденность. Чего в дверях, как милиционер, стал?.. Не думал я, что ты такую рань поднимаешься Здравствуй!
За Баймутдиновым, заслонившим массивной своей фигурой почти весь дверной просвет, видны два вооруженных всадника. Баймутдинов, будто выйдя из задумчивости, ласково улыбается и, ступая по комнате эластично и тяжело, тянет навстречу Хураму обе руки, правой жмет Хураму руку, левой, полуобняв Хурама, который ниже его на целую голову, похлопывает его по спине:
Не ждал, дорогой товарищ Хурам?.. Я думал, ты спишь, будить хотел, а ты, судя по лампе, всю ночь работал?
Да, письмо жене писал, вяло ответил Хурам, заложив ладонь на усталую шею и качнув головой.
У тебя где жена? На Памире?
Нет, в Ленинграде.
Таджичка?
Нет, русская
Ты на русской женился? в тоне Баймутдинова нескрываемое удивление.
На русской. А что?
Баймутдинов глядит в сторону.
Ничего Сильно любишь жену на всю ночь письмо?
Хурам сделал вид, что не заметил иронии, и принял радушный тон хозяина:
А кто там с тобой? Почему не заходят? Зови всех, примус разожгу, чаю напьемся. Только извини: хозяйства у меня никакого.
Баймутдинов ставит в угол винтовку. Подсаживается сбоку к столу, широко раздвинув колени. Стол завален бумагами. Баймутдинов искоса поглядывает на них.
Хураму хочется спросить, почему Баймутдинов вчера не пришел в ГПУ, но он сдерживается: скажет ли сам?..
Чай пить не будем. Пили уже. За тобой без дела приехали на охоту звать Из верхних кишлаков жалобы дехкан: «Приходят с гор кабаны, пшеницу топчут, бахчи разрывают, жить мешают; своих ружей нет, приезжайте охотиться, загонять для вас будем». Вот еду, еще несколько товарищей нас по дороге нагонят. Себе отдых и развлечение, дехканам помощь. Они нам для этого дела дают лучших своих лошадей. Ты, дорогой товарищ Хурам, свободен сегодня?
Не могу, быстро (подумав: вот выбрал время!) ответил Хурам. Спасибо за приглашение, верно, очень люблю охоту, а не могу работы по горло.
В выходной день какая работа? снисходительно протянул Баймутдинов.
Разве сегодня выходной?.. Нет уж Пройдет посевная наезжусь тогда по охотам.
Баймутдинов, пропустив мимо ушей легкую язвительность Хурама, принялся его уговаривать. Охота была для Хурама великим соблазном, уже не раз он мечтал о ней в Румдаре, но сейчас он отказывался решительно и упрямо.
Убедившись, что все уговоры тщетны, Баймутдинов, однако, не заторопился вставать, принял вторичное приглашение выпить чаю и спокойно посматривал на Хурама, который, присев на корточки перед грязной табуреткой, долго возился с примусом.
Фу, мерзость!.. Вот не люблю этой штуки! Хурам выпрямился над зашумевшим наконец примусом и отер лоб тыльною стороной ладони. Ну, зови, кто там ждет тебя.
Баймутдинов, оказалось, приехал с сыном и со своим «домработником» вертлявым, с повадками собаки Разыком. О том, что у Баймутдинова имеется сын, Хурам не знал, сын был лет тринадцати. Хурам, взглянув на него из дверей, увидел красивого мальчугана с тонким, но невероятно исхудалым и почему-то усталым лицом, бледность которого оттенялась длинными, как у отца, приспущенными ресницами. В шелковом халате, в киргизской шапке тельпеке, он сидел в седле уверенно и небрежно, держа ружье поперек колен и строгим поводом не давая коню переступить с ноги на ногу. Хурам направился было позвать его к чаю, но Баймутдинов повелительно крикнул: «Не надо!» и тут же иным, ласковым тоном добавил:
Дорогой товарищ Хурам, не надо, пока мужчины сидят, юноши могут ждать. А Разык пусть за лошадьми поглядит.
Чай пили на углу стола, сдвинув к середине груду бумаг и мелких предметов. Хурам не сомневался, что и в самом посещении, и в этой задержке для чаепития у Баймутдинова была какая-то скрытая цель, но не мог догадаться, какая именно.
О разных сортах хлопка, о неудобствах домов без веранд, о кабаньих повадках Баймутдинов болтал пустяки, явно оттягивая какой-то нужный ему разговор. Хурам, в свою очередь, хотел поговорить об Османове, но не находил для вопроса тактичной формы, Баймутдинов ни в каком случае не должен был заметить и тени недоверия к себе.
Я еще хотел с тобой, товарищ Хурам, поговорить начистоту, так, знаешь, душа в душу, неожиданно просто сказал Баймутдинов.
А о чем это? ответил с готовностью Хурам. Пожалуйста, товарищ Баймутдинов, я рад.
Баймутдинов положил большую теплую ладонь на руку Хурама и улыбнулся с подкупающим простодушием:
Только знаешь, давай по-нашему, по-таджикски Не говори «товарищ», а прямо но имени. Ты Хурам, я Исмаил, так просто, по-дружески, как будто в одном кишлаке родились. Нам долго вместе жить, вместе работать, одно партийное дело делать и помогать для Советской власти друг другу. У меня здесь врагов много, у тебя тоже, наверно, есть. Ты новый человек здесь, я здесь давно. Нам рука об руку работать надо. Правильно я говорю?
Несколько оторопевший Хурам молчал. В огромных серьезных глазах Баймутдинова он не находил ничего, кроме вдумчивости и искренности. Баймутдинов говорил мягко и задушевно:
У тебя в МТС большие неприятности, правда?
Допустим
Э, добродушно протянул Баймутдинов. Я еще вчера утром обо всем услышал. В городе только об этом и говорят.
Кто говорит?
Брось, все знают, я знаю Днем мне Арефьев звонил. Ничего не сказал, только в гепеу к себе звал Ну, я сразу догадался.
Почему же не пришел?
Хотел идти, но думаю: какая от меня польза? Лучше я иначе ему помогу, расспрошу людей, пока след горячий, тогда уж приду к нему. Знаю здешних людей
Ты кого-нибудь имеешь в виду?
На разных людей я думал. Сначала думал механизатор. Был у него случай трактор сломал Я расспросил кой-кого, нет, не он Еще подумал на Османова (Хурам не удержался, чтоб не издать нетерпеливое «ну?» но, запнувшись, насторожился) Османов, рассудительно, почти мечтательно продолжал Баймутдинов, он поломал два трактора и тебе с автомобилем устроил аварию Знаешь, когда такое дело, всякий факт подозрение вызывает Но стал я думать, размышляю, верных людей к нему подослал пощупать его в дружеских разговорах нет, ни при чем и он И, видишь ли, очень давно я знаю этого человека. Я ведь сам его рекомендовал в МТС. Он из бедняцкой семьи, я всю семью его знаю, с детства он в Кулябе, потом в Душанбе работал, там учился, шофером в самом гараже Совнаркома был. Баев очень сильно он ненавидит. Знаешь, он настоящий таджикский пролетарий!
Значит, ты ручаешься за него? задумчиво спросил Хурам.
Ручаться нельзя и за своего сына, торжественно произнес Баймутдинов. А совершенно я в нем уверен.
И, сменив торжественный тон на доверительный полушепот, Баймутдинов приблизил к Хураму лицо:
Вот, есть другой, хорошо, вы арестовали его, но от него толка трудно будет добиться, вот сволочь, вот гад, скрытый, пока трезв ничего не скажет (Хурам удивился внезапной ненависти, сузившей зрачки Баймутдинова). Это, я скажу тебе, Гуссейнов. Кто он? Откуда? Слышал я байский сын, отец его был басмачом. Вот я тебе характеристику дам: один раз ночью иду мимо чайханы на базаре, слышу пьяный дерзко орет, толпа слушает: Советская власть то и это, губит народ, дьявольскими машинами нашу страну насыщает, из машин для таджикского народа новые цепи кует, святую нашу землю вонючим керосином поганит, чтоб не росло на, ней ничего, все машины надо сломать ну и все такое, пересказывать его слова мне противно. Едва я подошел, свет фонаря показал им мое лицо, вскочили, все до одного разбежались, только лицо говорившего я и запомнил это Гуссейнов был. После о нем в гепеу сообщить я хотел, однако, думаю, материала еще мало, и, может быть, он это только спьяну говорил. Решил подождать. Винникову вашему только сказал про него: присматривай.