Османов взял записку.
Сразу назад?
Да, сразу же.
Румдара-Сай большой магистральный канал, начинающийся далеко в верховьях румдаринской долины. Под острым углом ответвляется он от реки Рум-Дарьи, отдающей ему четвертую часть своих вод. Он занимает командное положение над всей румдаринской долиной и тянется, срезая предгорные склоны по всему ее краю, мимо всех кишлаков и колхозных полей. Он основная артерия земледельческой и садоводческой жизни района.
Здесь и там от него ответвляются местные распределительные каналы. Они, в свою очередь, расщепляются на десятки, на сотни мелких оросительных арыков, подводящих воду к самым хлопковым полям и к садам. В каждый из них вода поступает только в определенные дни и часы, по строгому плану. Хлопковые поля нарезаны на мелкие квадратные клетки делянки, «палы», разделенные сетью канавок, раздающих участкам воду по скупо отмеренным порциям.
Вода извечно была причиной споров и раздоров румдаринских дехкан. В старое время жители верхнего течения магистрального канала господствовали над всеми, кто жил ниже их по течению. Все румдаринцы делились на «верхнеканальцев» и «нижнеканальцев». Нижнеканальцы затевали кровавые побоища из-за воды, воровали воду, платили дань фруктами, рисом, зерном, но не могли сбросить зависимости от верхнеканальцев, а потому враждовали с ними. Румдаринский хан потихоньку высасывал выгоды из тех и других. Его «водяной управитель» мираб перед дележом воды брал щедрые взятки и устраивал пиршества, стоившие жизни десяткам быков и сотням баранов. А после пиршества ездил по кишлакам и, начитавшись долгих молитв, милостиво разрешал:
Об партов сбросьте воду!
Жители поднимали тяжелые шлюзы, и вода, клокоча, устремлялась в распределительные каналы.
С первого же дня своего приезда Хурам занялся проверкой и уточнением плана водопользования. Он выверил необходимую норму для каждого гектара, и вода раздавалась строго по этой норме. И все-таки мелкие скандалы происходили. Дехкане приезжали с жалобами в политотдел, и политотдел с огромной настойчивостью, с исключительным тактом улаживал все раздоры. Настало такое время, когда ни хитростью, ни силой, ни взятками никто уже не мог урвать себе воды больше, чем полагалось.
Пока узкой аллеей шли вдоль распределительного канала, раис небрежно указывал Хураму на все мелкие шлюзы к боковым оросительным арыкам. От каждого из них зависела жизнь отдельного участка или целого сада. Раис тыкал в шлюз пальцем и ронял сквозь зубы:
Нельзя?
Закрыть шлюз действительно было нельзя, и Хурам шел по аллее дальше, сопровождаемый группой молчаливых дехкан.
Вода арыков была подобием кровеносной системы, в которой ничего нельзя безболезненно изменить. Кто решится перераспределить пути крови в человеческом организме? Но Хурам пошел к голове канала и уже не мог вернуться отсюда, не произнеся решения точного, правильного, единственного.
В двух километрах от кишлака аллея уперлась в широкий, обрамленный земляным валом ров магистрального канала. Его вода шла к другим кишлакам. Шлюз кишлака Зарзамин забирал от него ровно столько воды, сколько требовал план водопользования, утвержденный самим Хурамом. Если бы поднять выше тяжелый опускной щит, в зарзаминский канал устремилось бы больше воды, и задача была бы решена. Но Хурам ни за что не посягнул бы на воду других кишлаков. Он остановился у самого головного шлюза и, сунув руки в карманы, задумался, глядя на застывшую в стремительном изгибе волну, бьющую из-под щита.
Дехкане в ожидании расселись вокруг на траве и жевали неведомо откуда извлеченные урючные косточки и изюм, закладывали под язык крупитчатый зеленый табак, переглядывались, молчали.
Воду для неорошенного участка действительно взять было неоткуда. Та, что полагалась по плану, давно ушла, растраченная невесть на что, ее не вернуть.
Шлюз отбрасывал тень на упругий изгиб волны под щитом, и только здесь вода казалась не рыжей, а темно-прозрачной. Хурам, мучительно думая, видел перед собой только одну эту тень. И от тени возникло решение простейшее из всех возможных, то единственное, которое он искал. Хурам поднес руку ко лбу, отвел назад пыльные волосы:
Рафикон! Ночная вода зря уходит от нас. Будем поливать ночью.
Дехкане сдержанно зашептались. Как никому не пришло это в голову раньше? Но раис поспешно сплюнул зеленую слюну подъязычного табака:
Ночью? Что говоришь? Кто будет поливать ночью? Ночью дехкане спят.
Шепот сразу затих. Хурам мгновенно почувствовал в руках ту тяжесть, от которой сжимаются кулаки:
Не будут спать. Посменно будут работать.
Раис обернулся к дехканам:
Слышите, что говорит? Рафик Хурам немножко не знает, как поливать в темноте? Солнце ему придет ночью?
Молчи, обрезал Хурам, и лицевые мускулы его напряглись.
Они стояли лицом к лицу, но за спиною раиса была настороженная, сразу возбудившаяся толпа.
Каждый дехканин принесет с собою фонарь.
Нет фонарей у нас! в упор крикнул раис.
Нет? Хорошо. Политотдел даст фонари. Я сам привезу их сегодня и сам буду с вами всю ночь.
Один из дехкан вскочил раздраженный:
Не будем работать ночью! Где видано, чтоб люди работали ночью? Никто не будет работать.
Имя? надвинулся на него Хурам, и дехканин испугался неожиданной остроты наведенных на него зрачков. Имя, спрашиваю тебя?
Какое имя? пробормотал он, отступая.
Твое имя Ну, говори!
Никто еще Хурама таким не видел. Спавшие на лоб его волосы загнулись, как маленькие рога.
Хаят, поспешно ответил дехканин и, только отойдя за спину раиса, решился сплюнуть и проворчать: Все равно не буду работать.
Правильно он говорит, выступил другой дехканин, с черною, клинышком, бородой, ночью работать нельзя.
Хурам прервал дыхание и на мгновенье прикрыл глаза, чтобы овладеть собой:
Ты, значит, тоже не будешь?
Дехканин без слова отрицательно качнул головой.
Хо-ро-шо Не разжимая зубов, Хурам раскрыл только губы. Уходи отсюда!.. и, стремительно рубанув сверху вниз кулаком, вскинул голову так, что волосы отлетели назад. Вон уходи! И чтоб тебя здесь больше не было.
Дехканин съежился и, с ненавистью глядя на Хурама через плечо, медленно, не отрывая от него взгляда, побрел вдоль аллеи в сторону кишлака.
Хорош! Посмотрите на его волчьи глаза Я с басмачами дело имел, насквозь вижу таких, как он Позор вам, рафикон. С кем вы живете?
Правильно, рафик Хурам, угадал, раздался в толпе звонкий голос. Он и был басмачом, только в прошлом году вернулся
Неожиданная поддержка сразу вернула самообладание Хураму. Он провел ладонью по вспотевшему лбу и медленно оглядел дехкан, напряженно наблюдавших за каждым его движением.
Рафикон! Я понимаю отлично. Вы боитесь таких, как он. Знаю, почему у вас не работает скот. Знаю, почему не полита земля. Знаю, почему разговоры такие Но в этом деле я, Хурам, вы много слышали обо мне разберусь. И плохо будет байским дружкам, которые есть среди вас Ваш колхоз в прорыве. Это позор, это голод для ваших жен и детей, это язва на всем районе, это радость вашим врагам, это они, мерзавцы, хотят сесть на вас, как на ишаков Кого вы боитесь? Неужели вы думаете, что этот раис останется хозяйничать в вашем колхозе? Вот он стоит перед вами, губы кусает, это его друзья Я в последний раз говорю вам: придется работать ночью, сегодня же ночью, и спрашиваю вас: кто будет работать со мной?
Я буду, в толпе притихших дехкан спокойно поднялся старик Бобо-Шо. Все, что ты говоришь, рафик Хурам, правдивое слово. Я хотел тихо, тебе одному сказать, но пусть сейчас громко скажу, потому что плохое дело, когда все молчат из боязни Жены у всех, дети есть, а я старик и один, и все знают меня, Бобо-Шо Мы до сих пор половину баям работали и боялись А где те наши братья, наши сыновья и друзья, которые отказались на баев работать? Где наше дехканство самое лучшее? Ушли. В горы ушли. Как сурки попрятались в норы. Вон пустые кибитки на краю кишлака. Посмотри, товарищ Хурам, в бумаги нашего сельсовета. В бумагах написано: байские это дома, баи от нас в горы ушли. Это ложь. Баи здесь сидят, среди нас. А в горы ушли бедняки, которым житья здесь не стало. Кочуют сейчас неведомо где, по ущельям живут, горох потихоньку сеют, от воды и гороха раздутые у них животы. А мы все молчим и смеем смотреть Советской власти в глаза Теперь ты, рафик Хурам, среди нас, и нам довольно бояться. Я много тебе расскажу. Только сначала раиса арестовать надо. Старик обернулся к дехканам: Правильно, арестовать?