Не будем в три смены. Новость еще
Днем все равно промаешься, еще ночью не спать
Значит, плюем на дехкан? иронически заметил Хурам. К осени тракторы выпустим, арбузы да дыни тракторами срезать да посасывать? А хлопок куда уж тут сеять? А, так, что ли?
Трактористы умолкли.
Мы не виноваты, раздраженно высказался один. Нам обстановки не создали.
А если создадим обстановку, значит и в три смены можно?
Трактористы снова молчали.
Ты, Гуссейнов, тебя, я слышал, механизатор к премированию хочет представить, значит, работник ты неплохой, как думаешь?
Гуссейнов помялся, его круглое лицо расплылось в улыбку:
Я ничего, товарищ Хурам Я комсомолец Что нужно, всегда буду делать
И в третьей смене станешь работать? Вместе со мной?
Разве ты тоже будешь, товарищ Хурам? с нескрываемым удивлением переспросил Гуссейнов.
Буду. Что, я не человек, что ли? Работать, по-твоему, не могу, когда нужно?
Я не то смутился Гуссейнов. Ты у тебя дела много.
Еще больше будет, беда, подумаешь!.. По рукам, значит?
Гуссейнов не нашел возражений. Хурам поочередно опросил всех. Многие отказались. Кто-то заметил язвительно: «А директор тоже будет работать?» но Хурам пропустил замечание мимо ушей.
Вечером Хурам сидел в кабинете Винникова.
Пятьдесят шесть трактористов и слесарей на двадцать два трактора, и наладить не могут. Разве это не безобразие?
Безобразие, конечно, нервно отвечал Винников. А что я могу? Все, кажется, сделал. И зарплату выдал и столовую организовал, не понимаю, чего им надо еще?
Сколько они получают?
Винников молча протянул таблицу со ставками. Хурам внимательно ее прочитал:
Вот что Я предлагаю прежде всего две меры. Во-первых, половину нештатных трактористов уволить.
То есть как это уволить? ошарашенный Винников отвалился на спинку стула. Ты понимаешь, что говоришь?.. Или смеяться вздумал? В самый горячий момент вдруг ни с того ни с сего увольнять? Работа и так не идет, а ты увольнять?
Оттого и не идет, что там швали у тебя много.
Винников раздраженно заспорил, доказывая, что увольнять рабочих сейчас, какие бы они ни были, безумие и верный срыв посевной. Новых-то ведь не найти. Откуда возьмешь? Хурам слушал спокойно и не возражал, пока Винников не умолк сам, убежденный в силе и правоте своих доводов.
Значит, отказываешься?
Конечно, это ты недодумал чего-то.
Отказываешься?
Отказываюсь.
Тогда я сам увольняю их. Как начальник политотдела
Винников побледнел:
Ты превышаешь свои права.
Понимай как хочешь. Ответственность, конечно, я беру на себя.
Еще что ты предлагаешь? со злобой давя папиросу в пепельнице и одновременно вставляя в рот новую, пробормотал Винников.
Еще? Зарплату оставшимся я повышаю на двадцать процентов.
Винников двумя ладонями навалился на стол, и тусклые глаза его блеснули негодованием:
Ну, это уж это уж он захлебнулся, этот номер тебе не пройдет. Смотрите, пожалуйста Финансовые дела-то никак уж тебя не касаются. С ума сошел просто. В МТС стотысячная задолженность, и так, можно сказать, задыхаемся, а он Да прежде всего ставки утверждены Наркомфином, никто тебе их менять не позволит Это было бы преступлением. Этого я не допущу. Понимаешь? Не допущу. Все-таки директор МТС я, а не ты. Раскатился. Думаешь, все уж можно тебе, чего твоя левая нога хочет? Шалишь Не по-советски рассуждать начал.
Ну, насчет того, кто из нас по-советски рассуждает, мы спорить не будем, хладнокровно возразил Хурам, но меру эту я все-таки проведу.
Нет, не проведешь, кипел Винников. Это что ж значит? Рвачам потакать? Совсем уж зарапортовался.
Погоди. Хурам положил ладонь на дрожащие пальцы Винникова. Погоди, не волнуйся Ты можешь меня спокойно выслушать?
Винников налил себе из графина воды. Возражения так и рвались с его языка. Он, однако, пересилил себя.
Говори Все равно ничего не докажешь.
Скажи, пожалуйста Когда мы первые заводы строили, не было у нас своих инженеров, мы платили бешеные ставки старым специалистам? Платили? А разве не было среди них рвачей? Но большинство, уверяю тебя, работало не из-за одних только денег. И поощряя их, мы вместе с тем политической работой привлекали таких на свою сторону. И разве сейчас они не преданы нам, разве сейчас, отдавая все свои силы работе, они думают о деньгах?
Чепуха! И время было другое, и обстановка не та. А нас, ты думаешь, за это погладили бы по головке?
А если мы посевную сорвем, нас погладят? саркастически произнес Хурам. Так уж лучше пусть меня кроют за две-три лишние тысячи, чем за пустые поля.
А что людей ты испортишь, это, по-твоему, как?
Во-первых, об этом ты не беспокойся. У меня в голове все-таки есть кое-что, чтоб их не испортить. Во-вторых, сорвав посевную, ты не десяток людей, а многие сотни колхозников по миру пустишь и тем самым настроишь их антисоветски. А в-третьих, мера эта временная. После ремонта переведем всех на сдельщину. Тогда сам собой отрегулируется их заработок.
Не могу согласиться. Что хочешь говори, не могу, снова вскипел Винников. Хоть на бюро обсуждай, хоть где тебе вздумается. Против прямых директив Наркомфина я не пойду. И под суд за тебя идти не хочу. И давай кончать разговор. Меня ты не переспоришь. Или пусть меня снимают с директоров. Я действую по закону, и на арапа меня не возьмешь. Я и на больших должностях работал, директором треста в Саратове был, тебе меня не учить.
В Саратове трестом, может быть, ты и мог управлять, рассеянно сказал Хурам, а вот здесь у тебя явно гибкости не хватает.
Не гибкость называется это, рассерженно выкрикнул Винников, а самая настоящая беспринципность!
Ну ладно, оставим, нахмурился Хурам. Я пойду. И не удивляйся, пожалуйста, приказу, который завтра я подпишу.
Винников остался сидеть в кабинете, окутанный облаком синего дыма, охватив ладонями голову. Хурам, проходя в темном строю тополей, расстегнул ворот гимнастерки и с наслаждением ощутил волну ночного прохладного воздуха.
Тяжело оседая боком, Леонов поднялся на первую ступеньку крыльца и остановился. Хурам задержался на той же ступеньке, и Леонов оперся рукой на его плечо.
Похудел ты, я вижу, хозяин, дружелюбно вгляделся он в щеки Хурама. Все бегаешь, бегаешь, а?
Приходится, улыбнулся Хурам, чувствуя себя мальчишкой под мощной ладонью и таким же мощным взглядом Леонова. Добродушно покровительственный тон Леонова, однако, казался Хураму естественным и даже приятным.
Леонов тем же манером одолел вторую ступеньку крыльца и вновь задержался.
Поговорить я с тобой хочу, сберегая время, начал было Хурам.
Что ж ты, и в дом мне войти не дашь? Нет уж, брат, погоди Раз догнал меня у моего дома, от двери не побежишь. Придется тебе зайти в мое логово.
Леонов взял приступом еще две ступеньки и, оказавшись вместе с Хурамом на площадке крыльца, толкнул палкой дверь в свою комнату. Запах борща и чего-то жареного щекотнул ноздри Хурама. Худенькая старушка, обтирая руки полотенцем, пропустила вошедших в комнату и, отступив в сторону, заворковала:
А я гляжу, идет по улице мой сынок сразу и суп на стол, остывать уже начал, заждалась я. И, обращаясь к Хураму, словно оправдываясь: Каждый день он опаздывает, никакому порядку научиться не может
Ладно, мать, не причитай, перебил ее Леонов. Знакомься вот, мой товарищ, да ставь на стол вторую тарелку.
Как же, как же, сейчас, засуетилась старушка, наскоро сунув слабую руку Хураму и засеменив к некрашеному буфету.
Обедать буду? машинально спросил Хурам. А стоит ли?
Вот именно, обедать, внушительно проворчал Леонов, вдвигая под стол свою деревянную ногу. А то, думал, так отпущу? Садись и не разговаривай. Плохой, скажешь, борщ?
Хурам, умолкнув, сунул ложку в тарелку. Борщ был действительно великолепен. Вокруг сочного мяса плавали круглые пятна жира, а старушка еще запустила в тарелку слиток густой сметаны. Едва коснувшись губами борща, Хурам подумал о том, как давно он не пробовал добротной домашней пищи. Леонов ел, громко чавкая, смакуя еду, намазывая толщу сметаны на хлеб и всем своим видом показывая, что ему сейчас не до деловых разговоров.