И в ответ отбой.
На меня глядят глаза, полные слез.
Брось, Лора, говорю я. Позвонишь позже, когда схлынет.
Нельзя! Лаврентий Степанович просил взять сегодня же, до обеда. Разве вы не знаете? У него путевки в Карловы Бары.
Как не знать, перебираю я паспорта и бумаги, оказавшиеся именными путевками.
Тут, как назло, возникает Ноговицына.
Вчера пришли в министерство продолжает Лора, но, увидев Ноговицыну, осекается.
Антонина Викторовна поймала ее на месте преступления. Выболтано то, что до поры до времени должно храниться в тайне.
Меня забавляет этот фарс. Уверен, что, кроме Димки и Лоры, тайну знают уже все остальные, от персонала до больных. Вместе с тем мне жаль Лору. Она растерялась, как девочка, разбившая самую лучшую чашку. Сейчас ей попадет. Я осведомляюсь:
С кем же уезжает, если не секрет? Не с Антониной ли Викторовной?
Понимаю, что вышло глупо, плоско. Но громоотвод сработал. Ноговицына вспыхивает возмущением. Лора принимает все за чистую монету.
Что вы! изумляется она. С Елизаветой Константиновной, конечно.
Это похуже, говорю я.
Постыдились бы девушки, шипит Ноговицына. Что ж, это в вашем духе!
Я не унимаюсь, точно бес попутал.
Но, Антонина Викторовна, вы так мечтаете поехать за границу.
Вечно я надурю, а потом жалею.
Лорочка, пропела она. Я хочу позвонить. И, зеленая от злости, устремляется к телефону.
И ей звонить в кассу, только в театральную: нужно сорок билетов на Акимова, сорок приличных билетов. Как нет? Что вы, о первом ярусе не может быть и речи! О галерке тем более. Бельэтаж куда ни шло
Лора вздыхает. А ей два мягких до Праги. Но ничего не попишешь, культпоход есть культпоход.
Итак, бельэтаж устроит, но непременно первые ряды
Я пересаживаюсь в кресло и достаю газету. На развороте подвал, обведенный красным карандашом, «Сильнее смерти». С первых же строк я забываю обо всем окружающем. Я больше не вижу Ноговицыну, не слышу, как она ушла, как из кабинета Бородая вышел уже перебравшийся туда Сокирко, приходили и уходили другие, как без перестану звонит Лора. Я глотаю
все началось в одной клинике. Ему вскрыли брюшную полость, заглянули во внутрь, покачали головами и зашили. Дело пошло далеко Но парень не сдался. В последний раз, под Новый год, он выпил, закусил, еще раз закусил и отрезал. С тех пор он не ел ничего. Полтора месяца один боржом: боржом утром, он же, боржом, днем и на ночь. Боржом и все. Первые дни есть хотелось зверски, голова ходила ходуном. Как ни странно, дальше полегчало, только ноги едва носили. И все же по пути с работы, он каждый вечер, для тренировки воли, исправно заходил в гастроном. Голодный, брел вдоль прилавков с колбасами, сыром, пирамидами сардин и глазел. Глазел и облизывался. Обойдя это великолепие, шел домой и пил свой боржом. На шестой неделе его снова хватил голод, теперь хватил не на шутку. С маху впился клещами и повалил с ног. Хочешь не хочешь, пришлось есть. Сначала он пил соки, отвар из риса, потом какая-то кашица И вот врачи развели руками опухоли как не бывало. Читаю еще раз. Еще и еще.
стал скелетом, вроде наглядного пособия по анатомии. А сейчас совсем здоров
Евгений Васильевич, слышу я, как во сне.
Но я сплю.
Евгений Васильевич, идите, тормошит меня Лора.
Я просыпаюсь. Из кабинета Лаврентия вышла Лошак. Не взглянув в мою сторону, проплыла в вестибюль.
Я прячу газету и отворяю дверь.
Лаврентий встречает меня саркастически:
Поздравляю, ваш Васильков провалился.
С треском, подтверждаю я. А что, уже донесли?
Положим, «донесли» не то слово.
Виноват, поправляюсь я. Информировали.
Так будет точнее. Но я звал вас не за тем.
Царским жестом он приглашает меня под сень пальмы, свисающей над круглым столиком.
Значит верно: все в наших внутренних ресурсах. Не получая питания извне, организм смог выжить. Не только выжить, но и победить болезнь.
Мы садимся.
Сегодня мне из-за вас влетело, заявляет Лаврентий.
От Лошак?
Да нет же, в министерстве, в нашем управлении.
И тянет, тянет паузу.
Старик явно на взводе. Он уже проехал Карпаты, Чоп и теперь мчится мимо Высоких Татр. Я все еще переживаю прочитанное.
Ну, не прямо из-за вас, впрочем по вашей милости.
Объясните, Лаврентий Степанович.
Сейчас объясню. Второй год у нас не растут научные кадры.
Я ничего не понимаю, но из солидарности делаю сочувственную мину. Кто-то стучится в дверь.
Прошу! басит Лаврентий.
Входит Димка.
Лаврентий Степанович, я принес.
И, кивнув мне, подает папку. Крупными литерами там выведено: «Отчет за 1-е полугодие». Лаврентий пробегает начало, в конце, посредине.
Про изотопы я расширил, наклоняется Димка. Вот тут и тут тоже. А вот о бензотефе.
Вижу, вижу, говорит Лаврентий. До отъезда непременно прочту.
Димка ладится к двери.
Погодите, Вадим Филиппович, останавливает его Лаврентий. Я пробираю вашего приятеля. Давайте навалимся вместе.
Димка остается. Без халата он и впрямь ослепителен. Точно сошел с журнала мод. Костюм как на него шит. По галстуку бегут голубые жилки.
Лаврентий осматривает его с головы до пят.
К делу, коллеги, возвращается он к прерванному. Когда у нас была последняя защита? То-то! С другими я еще поговорю, не только вы Весь план научной работы летит вверх тормашками. Они так и сказали в управлении полный застой.
Я резюмирую:
Следовательно, прогресс измеряется приростом кандидатов и докторов?
Он морщится.
«Приростом» Впрочем, не в словах суть. Да! А как же иначе? У нас это мерило. Вы не согласны?
Я не разберу: говорит он серьезно или шутит. Димка почесывает переносицу.
Поймите, друзья, не сводя глаз с его костюма, продолжает Лаврентий, мы живем в эпоху повальных измерений. Измеряется и учитывается все расстояние от Земли до Марса, наше кровяное давление, домашний расход электроэнергии. В науке новые кандидаты и доктора эталон роста Минутку
Он идет к телефону и набирает номер.
Начинается семейная идиллия:
Лизанька, это я. Не волнуйтесь, все будет окей. Конечно, конечно, нижние. Маленькая, у меня к вам просьба. Взгляните, пожалуйста, на мой серый костюм. Тот, японский. По-моему его нужно отдать в чистку. Я подожду.
Через несколько секунд следует продолжение:
Знаете, все же лучше освежить. Пусть Тимофеевна отнесет. И сегодня же, чтобы к отъезду был готов. Целую, птичка.
Птичка что-то щебечет. Лаврентий согласен:
Непременно сшейте. Лишь бы успели.
Он чмокает трубку, кладет ее на рычаг, а затем тиснет на сигнализацию. Димка чуть заметно подмигивает.
Появляется Лора.
Ну, что там, Лорочка?
Лаврентий Степанович, не могу дозвониться
Что звонить без толку! Берите Петю, садитесь в машину и поезжайте.
Лора кивает и пятится назад.
Захватите все, что надо, напутствует он, все путевки, паспорта А далее вдогонку: Доверенность не забудьте. И нижние, непременно нижние! Скажите там, для кого.
Лора исчезает за дверью, Лаврентий возвращается к нашему столику.
Итак, слушаю вас, Женя. Сегодня я просмотрел план. Все ваши сроки истекли!
Да, срок первое июля, подтверждаю я.
Положим первого января, дружок. До первого июля вам его продлили.
Но, Лаврентий Степанович запинаюсь я, у меня не готово Еще не готово.
Он взглянул на Димку.
Тогда довольно бить баклуши, беритесь за дело.
До сих пор, говорю я, мне казалось, что я делаю дело. Пусть малость.
Обиделся! Конечно, делаете, но именно малость. А речь о другом о плане научной работы и некоей диссертации в нем. Замечу: утвержденной нашим ученым советом. Знаете, по-дружески, у вас нет ясной цели, размаха. А размах, как себе хотите, это талант.
Довод сокрушительный. И с ходу старик поднимает меня на высоту.
Поэтому, продолжает он, установим последний срок. Слышите, последний. Тридцатого марта рукописи лежать здесь. Для убедительности он постучал пальцем по столу. А во втором квартале предварительная защита. Я обещал им сегодня.