Ну и какого полезла? Я бы сам взял
Я разворачиваюсь с вазой, смотрю на него.
Олег не спешит убирать руки, держит. Крепко, но не больно. И опять смотрит. Странно серьезно и настойчиво. Словно выискивает в моем лице что-то важное для себя.
И даже находит.
Ваза Вот я отчего-то шиплю и сама пугаюсь своего глупого голоса.
Меня никогда не обнимали мужчины. Парнида, было дело. Но вот мужчины И теперь я отчего-то забываю все свои страхи, все свои сомнения и вопросы. Потому что стоять рядом с ним, в его руках, смотреть в его глазахорошо.
Комфортно. Правильно.
Олег тоже явно что-то чувствует, потому что взгляд у него постепенно меняется, руки тяжелеют, сжимают сильнее, и я морщусь от боли. Олег тут же меняется в лице и объятия становятся поддерживающими.
Оль, давай я возьму. А ты в комнату иди, тебя Игнат осмотрит. Ты не волнуйся, он хороший врач. И не стуканет никуда.
Зачем это все? Я же сказала, что все нормально, шепчу я, отдавая ему вазу.
Я хочу быть уверен. Давай, Ольк.
Я иду в гостиную, и Игнат быстро проводит осмотр.
Все нормально. Сотрясения нет, ушиб мягких тканей. Я там написал, что надо купить, и еще мазь дам сейчас. Пройдет быстрее. А вообще, вам повезло, что так легко отделались, был бы удар сильнее, тут он трогает меня за скулу, изучает, возможно, пришлось бы накладывать швы.
Да, повезло, усмехается Олег, до этого хозяйничавший на кухне, пережидая осмотр, а теперь появившийся в дверях гостиной с вазой с цветами в руках. В отличие от неверовских.
Мне надо это знать? нейтрально спрашивает Игнат, медленно убирая руки от моего лица под напряженным взглядом Олега.
Нет. Тебе все равно никого не привезут.
Я содрогаюсь внутренне от смысла этой фразы, но не делаю глупости. Не переспрашиваю.
Мне это тоже не надо знать.
Потом Игнат как-то быстро прощается, хотя я вежливо приглашаю его на чай. Он кидает взгляд на
Олега, улыбается и выходит за дверь.
Я закрываю замок, выдыхаю, не торопясь поворачиваться.
Он стоит в дверях гостиной, а ощущение, что вот тут, рядом, за моей спиной. Это настолько осязаемо, что я боюсь шевельнуться.
Вдруг, задену.
В воздухе, с уходом Игната, появляется острота натянутой струны, только троньи зазвенит.
Или лопнет.
Когда я нахожу в себе силы развернуться и посмотреть в сторону Олега, проем двери гостиной уже пуст.
Он ушел тихо, а я и не заметила, напуганная своими переживаниями и эмоциями.
Из гостиной доносится щелчок зажигалки, затем запах сигаретного дыма.
У нас в доме раньше курил только дед. Поэтому я чувствую табак очень ярко и остро.
Захожу в комнату, встаю у входа, нерешительно сжимая пальцы.
Олег сидит за столом, курит. Приспособил для пепельницы одно из фарфоровых блюдец из бабушкиного сервиза, который всегда стоит у нас на столе. У меня. Теперь, только у меня.
Олег я понимаю, что должна, наверно, что-то сказать, как-то поблагодарить Но что сказать и как благодарить, в голову не приходит. Поэтому я произношу самое банальное, может, чай?
Было бы неплохо, Шипучка, он смотрит на меня, немного прищурившись, и очень в этот момент напоминает себя прежнего, того, что был на кладбище, а потом в машине, когда до дома вез. Опасного, хищного зверя. С ним хочется быть осторожней. Не делать резких движений, не говорить лишних слов.
Ххх Хорошо я торопливо отступаю назад, уберегаясь от этого взгляда, яСейчас.
Иду на кухню, наливаю чайник, ставлю на плиту. Открываю холодильник, прикидывая, что можно было бы предложить к чаю.
И опять не слышучувствую его за своей спиной. Замираю, зацепившись пальцами за дверцу холодильника, сердце бьется так сильно, так больно.
Мне не страшно, нет.
Я в ужасе.
Я не понимаю, что со мной происходит.
Я его боюсь, конечно, боюсь. Хотя, вроде бы, и нечего бояться. Он только добро для меня делает.
Цветы, вон, принес От смерти спас Он меня не обидит же? Нет?
Но вот все равно, тело дрожит. И зубы начинают постукивать. А потом я понимаю, что тело-то дрожит не от страха А от чего? Чего мне надо? И ему?
Все вопросы исчезают из головы, находят свои ответы, когда он ко мне прикасается.
Легко, чтоб не причинить боли, приживает к себе спиной, кладет большую ладонь на живот. Я смотрю на крупные длинные пальцы. На двух из них наколки. Странное что-то, с короной.
Зачем я это все сейчас замечаю? Разве это имеет смысл?
Имеет смысл только его тело, полностью прижатое ко мне, его дыхание, тяжелое и ровное, его рукиодна на моем животе, дарит тепло, снимает боль, втораязакрывает дверь холодильника и так и остается перед моими глазами, упираясь в белый металл.
Он наклоняется к шее, втягивает мой запах. Как зверь, самку обнюхивает. Дышит, так жарко, так шумно, у меня от одного его дыхания, кажется, в голове мутится. Ноги слабеют, и хорошо даже, что он меня держит, упаду ведь, дурочка слабая, прямо к его ногам.
Это какое-то наваждение, бред, я, наверно, должна, сопротивляться, да? Я же не могу допустить Я же его не знаю совсем Он страшный Он чужой Он так пахнет Что он Что он делает?
Что ты делаешь? ничего глупее и не спросишь в этот момент, но это единственное, что в голову приходит.
Прости, Шипучка, Олег шепчет, а потом опять прижимается губами к шее, заставляя пол под моими ногами качаться, как палубу на корабле, прости Я не могу просто Прости
11. Сейчас
Игнат Вадимович, она пришла в себя!
Если это про меня, то вот зря
Я лежу, тупо таращась в потолок, изучаю плафон лампы. Дорогой. Не особенно похоже, что я в больнице.
В голове тишина. И это хорошо.
Как они узнали, что я пришла в себя? На какой-то аппаратуре отражается, что ли?
Я поднимаю руку, морщась от слабости. Так и есть, подключена к аппарату.
Раздается писк, усиливающийся по мере того, как я выше и выше задираю ладонь.
Ольга Викторовна, пока не стоит, отдохните, знакомый голос.
Поворачиваю голову.
Игнат. Мало изменился с того времени, когда встречались в последний раз.
Тогда я, помнится, устав от скорой и поймав даже какой-то нервный срыв, воспользовалась его предложением о работе и пришла посмотреть клинику.
Отличную частную клинику, в центре Питера.
Главный филиал. Я знала, что по всей стране разбросано еще очень много более мелких отделений.
Игнат правильно распорядился временем, деньгами и связями.
Я прошла по стерильным коридорам, пообщалась с вышколенным и вежливым персоналом. Заглянула в палаты.
И Вернулась обратно, к себе на Ваську.
Навсегда закрыв вопрос с удобством и сменой деятельности. Потому что мое будущее здесь, в этой чудесной клинике, виделось настолько ясным, что тошнило.
И дело не в пациентах. Пациентыони и есть пациенты. Богатые, бедные Я была более чем уверена, что вряд ли кто начал бы разговаривать со мной как-то неправильно. Только не там.
На скоройтолько вперед. А вот там Там прекрасно знали бы. Кто я, откуда, и кто за мной стоит незримой тенью двадцать без малого лет.
И именно это и бесило. Отвращало.
И к тому же не представляла я, как смогу спокойно работать с девяти до шести, а потом, моментально забыв про пациентов, идти домой И что? И завтраобратно на работу.
Тихая, размеренная, достойная жизнь уважаемого человека. Вот только уважение ко мне будет не как к доктору. А как к женщине Хельмута Троскена. Или, как его уже практически никто не называл, словно позабыли это имя, стерли из памяти, Олега Сухого.
И весь мой мирный, спокойный мир Ну, это так себе радость.
В тот момент, выходя из клиники, я поняла, что просто не смогу здесь работать.
Так.
Тихо, размеренно.
Довольно.
На следующий день, реанимируя передознувшего наркомана, валяющегося на прожженном матрасе в окружении таких же, как он, веселых граждан, я вспоминала свой краткий поход в другую жизнь. И нет, не жалела, что отказалась.
Я выдыхаю, чувствуя странную слабость и легкую боль в боку.
Старуха. Да. Надо же, как неудачно
Ольга Викторовна, Игнат смотрит на приборы, отсчитывающие мои показатели, качает головой, отдохните пока. Я должен предупредить герра Троскена, что вы пришли в себя.