В смысле «любить» мне никто не нравится. Но тутдело принципа.
На следующий день возле кабинета директора меня встретил весь Вовкин класс в полном составе.
А нас Виктоша отпустила. Сказала: для уточнения состава преступления и моральной поддержки преступника.
У меня даже на душе потеплело. Пока есть такие учителя, дети не удерут из школы, как из лепрозория, куда их, здоровых, сунули для проведения эксперимента на выживаемость.
Вы не волнуйтесь, Вовка не виноват, это Витька сам придумал прыгать. Не умеешьнечего лезть, а то сам потом в гипсе прохлаждается, а на других стрелки переводят, дети галдели, сбивая дрожь, которая колотила меня со вчерашнего вечера. И на приглашение войти в кабинет ввалились туда вместе со мной.
Я, кажется, пригласил только Вовину маму, грозный директорский тон произвел на деток впечатление не большее, чем призывы спикера парламента на развлекающихся депутатов. О, времена! Мы, школьники семидесятых, были бы уже полупарализованы и тихими тенями просочились вон из кабинета. Да мы бы вообще туда не зашли! А эти
Вячеслав Михайлович, поймите, мальчики поспорили. Витя сказал, что Воватрус и не прыгнет. Вы бы сами, что, не прыгнули? Ну, если б вам сказали, что вы струсите. Не прыгнули б? Вы б тоже прыгнули, чтоб доказать.
Я что, похож на идиота? заинтересованно спросил директор школы.
Ну при чем здесьидиота?! У Вовки выбора не было, вы ж понимаете. Это же дело чести.
А ногу-то сломал Витя.
Никто ж не виноват, что там кирпич был. Вячеслав Михайлович, это же просто случайность.
А если бы они с пятого этажа прыгать стали? И шеи себе поломали? Мысли директора просто удивительно совпадали с моими. Школа-топятиэтажная.
Но они же не дураки? Да и мы бы им не позволили! горячилась симпатичная девочка в юбочке чуть ниже пояса.
Ты, Марина, слишком уж защищаешь этого
Марина? Я уставилась на девочку во все глаза. Попробуйте обвинить меня в любопытстве. Вячеслав Михайлович чуть заметно улыбнулся. Что, директор школы в курсе нюансов любовных взаимоотношений между учениками? Похоже, в курсе.
Вячеслав Михайлович, Вовкамолодец, он доказал, что не трус. И Витька сам виноват. Он первый придумал, дети наседали на директора, как молодые петушки. Еще чуть-чуть, и докажут, что Вовкагерой районного масштаба, почти достойный лавровых венков, а пострадавший Витязлостный подстрекатель, толкающий благородных мальчиков на нехорошие поступки.
Директор незаметно посмеивался, стараясь удержать строгое выражение лица. Я с заднего плана тихо наблюдала за этим разгулом демократии. Господи, как хорошо, что здесь нет Витиных родителей!
Как хорошо, что вас не слышат Витины родители! вслух отозвался на мои мысли директор. Они сейчас бегают по больницам и аптекам и переживаюточень сильно переживают! за своего ребенка. И я считаю, что виноваты в том, что случилось, не эти двое, а все вы! Вы были свидетелями, а значити участниками этого дурацкого пари. Никто не попытался остановить их. Так? он просканировал взглядом притихших одноклассников. Случилось то, что случилось. И каждый из вас несет за это личную ответственность. Значит, так, класс до конца года ежедневно после уроков вылизывает школьную территорию. Чтобы не только кирпичи под ногами не оказывались, но и пылинки над асфальтом не пролетали. Дальнейшие наказания будут оглашены потом. Свободны. В голосе лязгают средневековые мечи, глаза Во всяком случае, я бы не хотела попасть под такой взгляд. Где тот добродушный всепонимающий наставник, которого мы видели тут минуту назад?
На полусогнутых, смешавшись с детской компанией, я вывалилась в коридор.
Что я тебе говорил? Все обойдется! Онклассный мужик, возбужденно переговаривались дети. Поорет, конечно, так должность у него такая. Пошли в буфет, пока урок не кончился. А то потом набегут
Табун Вовкиных одноклассников унесся вдаль по школьному коридору. А я тихо пошла восвояси.
И зачем надо было меня вызывать? Ведь между мной и директором не было сказано ни одного слова. Нет, вру, одно было: «Здравствуйте». Потом шла разборка, театр, спектакль, собрание, на котором я была зрителем, попрощаться же я не успела, торопясь выскочить из кабинета, пока директорский взор не остановился на мне и директорский гнев не обрушился и на мою голову.
Ну, ладно, это я с непривычки, с детей вон как с гуся вода. Но ему-то зачем это нужно было? Главный (и, судя по всемувон как к нему относятся и учителя, и детилюбимый) воспитатель детских душ во вверенном ему заведении, неужели он не видел разницы между общением с проштрафившимися детьми и общением со взрослой независимой женщиной? Или у меня на лбу написано, что со мной можно так обращаться? Нет, несмотря на солидный уже родительский опыт и достаточное все-таки количество детей, всех тайн педагогики мне не осилить никогда.
Как случилось, что у меня почти не осталось подруг? Не приятельниц (боже, какое отвратительное слово! хуже клички), а именноподруг, к которым можно прийти или позвонить в любой момент, чтобы вывернуться наизнанку, выговорить все, что скопилось внутри тебя, не боясь, что твои комплексы, проблемы, проколы окажутся потом использованы против тебя же. Это когда можно говорить о себе все, рассчитывая в ответ получить только сочувствие и понимание. Как получилось, что мне не к кому пойти?
Женская дружбавсе-таки нонсенс. Впрочем, мужскаятоже. Но женщинам дружить труднее. Невозможнее. Дружба ведь, как и любые человеческие взаимоотношения, требует платы. Причем платы самой дорогой монетойвременем, душой. А вот именно времени-то у женщины и нет.
Нет, вначале, когда девчонка влюбляется, у нее не остается свободной части души. Да, из всех душевных закутков, до того несвободных, изгоняются близкие и дорогие, живущие там до этих пор, и вся эта душа отдается в полное и безраздельное распоряжение единственному и неповторимому. Как квартира «под ключ». Разве что в каких-то чуланчиках, кладовочках сохраняются хозяйские вещи, которые рука не поднялась выбросить, потому что понимаешь их ценность. К таким вот сокровищам и относятся прежние дружбы, которые старательно, но уже с напрягом (потому что приходится отнимать время и внимание от чего-то более важного, и еще не известно, как это более важное будет реагировать на такое ущемление своей территории) поддерживаются.
А вот когда появляются дети, женские дружбы иссякают. Постепенно. Незаметно. Как ручейки в жаркое лето. Дружбу нужно кормить своим временем. А его-то и нет. И вся твоя личная свобода во времени и пространстве ограничивается длиной веревки, которой ты привязан к центрук семье, а длина определяется безопасностью для семьи твоего отхода от центра и скоростью возвращения назад. И, в общем-то, не важно, тебе дали этот поводок или ты сам отмерил его для себя. По большому счету, ты все равно не можешь мчаться на другой конец города утешать подругу, если тебе нужно бежать в детский сад за ребенком. Или висеть на телефоне, жалея и успокаивая кого-то, если собственные дети не накормлены, собака скулит под дверью и да мало ли еще каких тысяч «надо» впиваются в нас ежедневно?! И выбор между «надо сделать для детей, мужа» и «хочется пообщаться» мы все чаще и чаще делаем в пользу «надо». А потом обнаруживается, что и ты привык вариться в собственном соку, и без тебя привыкли обходиться. И пойти бы тебе (поехатьв условиях-то города!) к подруге, пожаловаться «на жизнь», пообщаться по-человечески, а уже и неудобномало ли, чем она занимается, у нее своих делвыше крыши, а тут тебя принесет нелегкая
Вот и выходит, что пойти тебе не к кому. И друзей у тебя не осталось. Потому что то, что осталось, этоприятельство. А с приятелей и спрос другой.
Что это меня понесло анализировать динамику распада человеческих взаимоотношений? А просто на душе крайне паршиво, а пойтине к кому. Совершенно не к кому.
Собственно, и жаловаться-то не на что. Просто очередной приступ болезни, называемой «синдромом женского одиночества». Очередное обострение, так сказать. Это значит, что никто тебя не любит, и жизнь, понятное дело, не удалась, и впереди абсолютно ничего хорошего не светит. И самое обидное, что вокругяркий солнечный день, и народ вокруг бодр и достаточно жизнерадостен, у всех свои проблемы, и до тебя нет дела никому.