Еще были социал-демократы. Когда-то давно Юрген подслушал слова отца, что социал-демократы хуже фашистов, с тех пор и запало. Хуже или не хуже, но Юргену они были несимпатичны, слишком много о себе воображали и корили других бескультурьем, он к ним даже не совался.
Представители различных религиозных конфессий жили своими обособленными мирками, не распространяя христианское милосердие и всепрощение за его пределы.
То же и расово неполноценные, не соответствующие расовым критериям, установленным Нюрнбергскими законами. Руководствуясь непонятным Юргену чутьем, они быстро образовали национальные общины, и теперь чех по бабушке Петер Доберман точил нож на словака по дедушке с материнской линии Йожефа Пинчера.
Большую часть контингента, не меньше трети, составляли уголовники, но общением с ними Юрген наелся до отвала еще в тюрьме. Оставались гомосексуалисты, которых тоже было непропорционально много, каждый пятый. Эти, с одной стороны, кучковались, а с другойрастекались по всему лагерю, проникая во все остальные группы, недаром майор Хофмайстер, комендант лагеря, вторя фюреру, уподоблял их раковой опухоли в здоровом теле немецкой нации. Гомосексуалисты, конечно, приняли бы Юргена с радостью, но он предпочел одиночество.
С военной подготовкой тоже не заладилось. Когда им вскоре после прибытия объявили, что 999-й батальон предназначается для военных действий в Северной Африке, Юрген, один из немногих, воспринял это с радостью. Это было приключением! По представлениям Юргена, Тунис и Ливия ничем не отличались от Средней Азиимного песка и мало воды, дикая жара и дикое население. Отец немного рассказывал о Средней Азии, о Туркестане, в его рассказах все выглядело героично и романтично. Юрген с рвением принялся овладевать военными навыками, чем заслужил благосклонность лагерного начальствапоначалу и ненависть сослуживцевнавсегда. Рвения достало на неделю, хватило бы и на дольше, да вмешалась строптивостьне желал Юрген выполнять всякие глупые, на его взгляд, приказы. Военное начальство строптивых не любит, благосклонность мигом сменилась придирками, естественно, несправедливыми, на взгляд Юргена. Когда его в очередной раз посадили на гауптвахту, он мог лишь гадать, какое из его многочисленных прегрешений послужило поводом для наказания. Но дело оказалось много хуже, в канцелярию поступил донос, в котором Юргена обвиняли в антивоенных высказываниях и подготовке к государственной измене. Последняя формулировка побудила Юргена заподозрить в доносе коммунистов, но так ли это, он выяснить не успел. Часть военнослужащих, признанных медицинской комиссией негодными к несению службы в Африке, было решено направить в формируемый 570-й батальон. Туда же поспешили сплавить и Юргена, неисправимого бузотера и неблагонадежного элемента, подтвердившего свою неблагонадежность в учебном лагере.
Из огня да в полымя, из золотой альпийской осени в серую польскую мокреть, из благоустроенного концентрационного лагеря в чистое поле, в котором собственными руками придется возводить бараки, и в перспективе вместо АфрикиВосточный фронт. Собственно, никаких перспектив для себя Юрген не видел. «Тут-то мне и конец придет», мелькало в голове.
И командир этого батальона майор Фрике был, казалось, поставлен специально, чтобы вгонять новобранцев в гроб. Зверь, садист, дуболом и вдобавок ко всему псих. Это с первой минуты стало понятно. Продержал их после эшелона два часа на плацу под дождем со снегом, а они-тов летней форме, в одних кителях и пилотках. И фельдфебели, псы под стать командиру, только покрикивали: «Смирно!»
Майор этот его с первого взгляда невзлюбил. У них, в армии, так принято: выберут козла отпущения и ну его шпынять, чтобы другим неповадно было. Вот и этотвлепил ни за что два наряда вне очереди, для разгону.
А потом их загнали в барак, больше похожий на коровник, окошки маленькие, подслеповатые, места для отделений выделены как стойла, да и размером не больше, на головах друг у друга сидели. Две печки, в начале и конце, нещадно дымили, не продохнуть, а теплачуть, мокрая форма до утра не просохла. А уж какую баланду принесли на ужин! В тюрьме такую на голову подавальщику бы вылили.
При воспоминании о баланде резануло в желудке. Юрген открыл глаза. Ничего вокруг не изменилось. Лишь двое солдат последовали его примеру, усевшись у подножия деревьев, а остальные так и стояли, сгрудившись в центре площадки, молчали, устав от разговоров, да втягивали носом запах от далеких полевых кухонь. «Вот ведь стадо!»подумал Юрген.
Тупая безропотность больше всего поражала Юргена в армии. Взять хотя бы солдат их батальона, тех, что из проштрафившихся военнослужащих. В палатке да на перекурахбравые вояки, куда там! Послушать их рассказы, так они первыми в атаку поднимались, увлекая за собой других солдат, и демонстрировали чудеса находчивости, обходили иванов с флангов и били их с тылу, косили их из пулеметов рядами и брали в плен пачками. Но стоило им встать в строй, куда все девалось: выкатят от усердия глаза и следят за каждым движением фельдфебеля, даром что многие офицерами были и в свое время этих фельдфебелей в хвост и гриву гоняли. А о простых солдатах и говорить нечего, те только приказы исполнять могут, думать имзапрещено! К этому быстро привыкали, армия почти всех перемалывала. Когда в Хойберг прибыли, какие все говорливые были! Права качали по поводу и без повода, что политические, что уголовники. Но попав в ежовые рукавицы фельдфебелей, языки-то прикусили. А особо бодливым потом майор Фрике рога пообломал. Вот и эти!.. Юрген вернулся мыслью к пленным. Еще с утра ехали по дороге, уверенные в собственной несокрушимости, песни, поди, горланилидумали, приедут, раздавят иванов. А теперь стоят, боязливо посматривая на нескольких унтерменшей, которых они соплей перешибить могут. И перешибли бы, кабы им приказали. Кто-нибудь из вышестоящих. Сами себе не могут, а таких же, как они, не послушают. Иваны все верно рассчитали, отделив солдат от офицеров, подумал Юрген.
Примечания
1
Hände hoch! (нем.) Руки вверх!
2
Переводчик (нем.).
3
Смертники (нем.).
4
Нет, хулиган, драчун (нем.).
5
Недочеловеки (нем.).