Пока я рассматривал икону и предавался воспоминаниям, подошла женщина-староста и дернула меня за рукав: «Где же гроб с вашей матушкой? Уже час прошел. Батюшка торопится. Да и волнуются родственники двух других покойниц, что ждут отпевания». Минуло еще полчаса, а Митрофаныч не появлялся.
Наконец я сказал старосте, чтоб начинали отпевание без матушки. Она воскликнула: «Грех-то какой! Невозможно, священник подождет». И больше ко мне не подходила. Я вышел за ворота и столкнулся с запыхавшимся Митрофанычем. Помню, как долго батюшка служил свою молитву. Я опасался, что он из-за нашего опоздания сократит ритуалведь мы задержались на два часа к назначенному сроку. Но нет, священник долго перечислял имена усопших. Матушка должна быть довольна. Я выполнил полностью ее последнюю волю. Пусть земля будет ей пухом!
После похорон матушки, чуткого внимания церковных служителей мое равнодушно-атеистическое отношение к церкви сменилось большим уважением, хотя и не без доли критики. Мне и сейчас не нравится излишняя роскошь православных храмов: золоченые купола, украшенные драгоценными камнями иконы, разрисованные стены картинами на библейские темы, портретами святых. Всем этим православный храм походит на католический собор. Напротив, мусульманские мечетиа я их видел в Каире, Дамаске, Багдадепоражают скромностью. Внутри нет алтарей, амвона, скамеек. В главной дамасской мечети я увидел неглубокое водное пространство для омовения рук и ног. Мне объяснили важное значение этого ритуала.
Мусульманская религия распространена среди народов, живущих в жарких пустынях. Сутками сопровождая верблюжьи караваны, мусульманин в пути по пустыне делает омовение, песком четыре раза в день. Столько же раз он молится. Садится на колени, постоянно сгибает и разгибает спину. Изобретатели мусульманских ритуалов заботились о гигиене и. физзарядке человека, который в странах, где вечно светит солнце, может работать в поле сутками без перерыва. А как передохнуть? Помогает религия? спрашивал я мусульман-экскурсоводов. Они улыбались в ответ, не опровергая мои догадки.
Советский ритуал похорон до скупости прост. Короткий траурный митинг. В «Известиях» традиционно он проходил в тесном вестибюле рабочего клуба издательства, затем «последний путь» до кладбища или крематория. Правда, на поминках с водкой и закуской можно вспоминать дорогого товарища долго в духе русского обычая «о покойниках плохо не говорят».
Сотни раз я проходил мимо церкви в Сокольниках, направляясь в парк. Но не удосужился заглянуть внутрь. Не знал, что там крестят, венчают, отпевают. Мне думалось, что он сохранился как сокровище старинной архитектуры. Я жил до войны под впечатлением, что в советские времена из-за отсутствия помощи прихожан церкви закрывались, переоборудовались под склады, кинотеатры, рабочие клубы. Часто посещал кинотеатр на Калужской площади «Авангард» бывшую церковь, с которой сняли колокола и кресты.
Полнокровной жизнью церковь зажила в 1943 году. Это событие я хорошо помню, так как мы базировались на аэродроме освобожденного Смоленска, и я посещал чудом сохранившуюся церковь, где открылась городская библиотека. Из газет узнал, что Председатель Совнаркома принял в Кремле митрополитов для обсуждения церковных проблем. Договорились о созыве собора епископов для избрания патриарха Московского и всея Руси, о создании священного синода, о помощи государства через Совет по делам церкви. В результате миллионы верующих с удвоенной энергией трудились в тылу и воевали на фронтах ради нашей Победы.
ПОЗАРАСТАЛИ СТЕЖКИ-ДОРОЖКИ
В конце июля бурного 90-го года с сыном Андреем выбрали, наконец, погожий день и поехали в родную деревню Чувашиху на старенькой «Волге». Возможно, я не решился бы поехать туда, если бы в сокольническом магазине «Зенит» не купил крупномасштабную карту Подмосковья с кусочками соседних областей. На карте увидел западную часть Владимирщины, где находится Чувашиха. Правда, все села вокруг родной деревни на карте отмечены, а Чувашихи нет. Зато на месте неудобной переправы через Колыкшу указан мост. О, чудо! Стоило его пересечь, и ты наверняка в деревне. Однако, не доверяя картографам, я положил в багажник гибкий шланг от пылесоса. Он герметично вставлялся в выхлопную трубу. Конец шланга можно было приподнять до высоты крышки багажника. Таким образом «Волга» была оборудована, как танки в прошлую мировую войну для броска через водные преграды.
От нашего дома в Сокольниках через Семеновскую площадь лежит скорый и прямой выезд на шоссе Энтузиастов. Далее прямой как стрела пролег бывший Владимирский тракт. Сразу за Московской кольцевой дорогой шоссе расширяется до просторов хорошей автострады.
Мы нарочно поехали в воскресный день, рассчитывая избежать встречных грузовиков. Увы, по дороге мчались вереницы «жигулей» и «москвичей». На окраине городков и поселков виднелись бензоколонки, обвернутые шлангами. Это означало отсутствие бензина.
Сердце защемило от предчувствия встречи с Родиной. Впрочем, она уже была тут, справа и слева. Ярко-зеленые луга, сребристые озера, серые поля, лесные заросли, красивые кучевые облака.
Здравствуй, родная Чувашиха! Здравствуй, родной дом! Ты еще стоишь на своем месте, когда-то побеленный, а теперь облезлый, но не потерявший аристократического вида. По краю крыши тянутся гипсовые урны и булавы украшений, как у помещичьего дома. Кто теперь живет в доме? Тетя Маша, должно быть, умерла. Ее дочь Анна была выдана замуж до войны в соседнюю деревню Мельничная. Она стояла на берегу Колыкши. Но мы проехали это место и деревни не увидели. Пастух сказал, что деревню запахали. Возможно, Анна переселилась к матери в Чувашиху? Она старше меня лет на десять, значит, ей за восемьдесят? Вот с такими мыслями подошел к дому. Незнакомый мужчина из соседнего дома обрадовал меня. Жива Анна, тут она, на огороде, где ей еще быть в жаркий летний день?
Нюра! кричу ей издалека.
Здравствуй, Анатолий! узнает она во мне моего брата.
Нет, яВладимир, а брат умер Ну, здравствуй!
Нюра девчонкой нянчила нас обоих, присматривала за нами, когда мать уходила в поле. Анатолия помнит лучше. У Нюры было три братаИван, выучившийся в Москве на инженера, Николай и Санька. Иван вернулся с войны офицером, а Николай попал в плен, после войны был отправлен на поселение в Сибирь, а после амнистии не захотел вернуться в родную деревню, поселился в Кемерово. В деревне есть еще Силантьевы-дачники. А Нюра овдовела еще во время войны. Мужа убило на фронте. Остался сын, выучился на электрика.
Присели на лавочку перед домом. Как же добротно, прочно и красиво строили тогда, в трудном 1919 году! Лишь в одном месте треснула стена. За долгие годы чуть осел фундамент. А рамы окон целы, двери крыльца даже не потрескались. Какие они красивые, с узорами, украшенные старинной медной ручкой.
Небось, устали с дороги, сказала Нюра. Пойду в дом, поставлю самовар.
Сквозь толстую, двойную дверь, обитую овчиной, протиснулись в темную комнатушку с низким потолком. Она была наполовину заставлена огромной русской печкой. Я сразу вспомнил, как на самый верх меня, искупавшегося в холодной речке, Нюра положила спать, предварительно заставив выпить полчашки водки. Русская печкачудо творения русского крестьянина.
В закутке у входной двери содержат только что родившегося теленка, едва стоящего на ногах. За молоком идут к корове, что на холоде в сенях. И доят четыре раза в день. Будильников в избах я не видел. Русская женщина просыпается в свой час.
Жизнь русского крестьянина испокон веков была бесправной и тяжелейшей. Я прочитал в книге «Старая Москва» М. Пыляева: «Когда богатый человек едал на серебре десятки кушаний, простолюдин ел хлеб напополам с соломой, лебедой, спал прямо на полу, в дыму, с телятами и овощами, а летом и осенью простой народ спал на улице». Граф Юсупов не знал всех своих владений. Подковы его коней были из серебра и золота.
Какие шикарные дворцы воздвиг русский мужик, безграмотный и полуголодный! Упомянем хотя бы один Петроград, который, как пишут историки, построен на костях народа. Впрочем, не забудем и роскоши Петергофа, Царского Села. Меня раздражает, что, пока наша деревня не обустроена, не рассталась с бытом матушки-печки, огромные деньги тратятся на восстановление дворцов и храмов.