Я неимоверно польщен. Он еще немного подался к ней и наклонил голову в сторону жестом, почти противоречащим его собственным словам. Умение быть радушным хозяиномпредмет моей гордости.
Аннабель взглянула на одеяло, а потом с сомнением подняла глаза на незнакомца.
Он окинул ее теплым взглядом.
Радушие хозяина не должно зависеть от скромности жилища.
Вы ведь не хотите сказать, что живете на хемпстедских вересковых пустошах?
Ну уж нет! Для этого я слишком дорожу комфортом. Но на денек-другой поселиться здесь было бы даже забавно, вы не находите?
Мне почему-то кажется, что новизна растаяла бы при свете зари.
Нет, ответил он. Глаза его приобрели отсутствующее выражение, и он произнес:Возможно, чуть позже, но только не при свете зари.
Она хотела спросить, что он имеет в виду, но не знала, как. Он настолько погрузился в собственные мысли, что прерывать его было бы почти грубостью. И Аннабель терпеливо ждала, с любопытством наблюдая за ним и зная, что если он на нее посмотрит, то сразу увидит в ее глазах вопрос.
Он так и не обернулся, но где-то через минуту произнес:
На заре все выглядит иначе. Свет более тусклый. Красноватый. Он накапливается в утреннем тумане и словно поднимается откуда-то снизу. Все выглядит иначе, тихо повторил он. Абсолютно все.
У Аннабель перехватило дыхание. В его голосе звучала такая тоска! Ей захотелось остаться с ним прямо здесь, на одеяле, и подождать, пока солнце не начнет подниматься над горизонтом. Его слова разожгли в ней желание увидеть вересковую пустошь при свете зари. И ей захотелось увидеть его при свете зари.
Я готов в нем купаться, прошептал он. Свет зари, и ничего больше.
Это должно бы шокировать Аннабель, но она чувствовала, что он обращается не к ней. На протяжении всей их беседы он, не переставая, поддразнивал ее, подтрунивал, испытывал, как далеко сможет зайти, прежде чем ханжество заставит ее бежать без оглядки. Но это Его слова звучали более чем откровенно, и все же она знала
Они предназначались не для ее ушей.
Думаю, вы поэт, произнесла она и улыбнулась, потому что эта мысль, по непонятной причине, принесла ей огромную радость.
Он прыснул.
Будь так, было бы восхитительно. Он снова обернулся к ней, и она поняла, что то состояние миновало. Какую бы тайную часть своего существа он ни приоткрыл, сейчас он загнал ее глубоко-глубоко, крепко запер за ней двери и снова превратился в бесшабашного соблазнителя, в мужчину, рядом с которым мечтают оказаться все девушки.
И которым мечтают стать все мужчины.
А она даже не знает его имени.
Впрочем, так даже лучше. Когда-нибудь она узнает о нем все, а он о ней, и тогда он начнет ее жалетьбедную девушку, вынужденную выйти замуж за лорда Ньюбури. А возможно, и наоборотон ее осудит, считая, что она охотится за деньгами, как, в сущности, и есть на самом деле.
Она подобрала под себя ноги. Не то чтобы встала на колени, просто оперлась на правое бедро. Ее любимая поза, совершенно неподходящая для Лондона, но, по мнению ее тела, самая удобная из всех возможных. Она посмотрела прямо перед собой, понимая, что смотрит в противоположном от дома направлении. Почему-то это показалось ей правильным. Она не знала, куда сейчас показала бы стрелка компаса: может, она смотрит на запад, туда, где ее собственный дом? Или на восток, в сторону Континента, где она никогда не была и куда, вероятно, никогда в жизни не попадет. Лорд Ньюбури не похож на любителя путешествовать, и поскольку его интерес к ней ограничивается ее способностью рожать детей, он вряд ли позволит ей путешествовать в одиночестве.
Ей же всегда хотелось увидеть Рим. Скорее всего, она все равно туда бы не поехала, даже и без лорда Ньюбури, вожделевшего ее широких, плодовитых бедер, но раньше оставалась надежда
Она на минуту прикрыла глаза, чтобы не расплакаться. Вот она уже и думает так, словно этот бракfait accompli. Она, конечно, продолжает убеждать себя, что еще может отказаться, но это всего лишь подает голос отчаявшийся, бунтарский уголок ее сознания. А та часть ее личности, что отличается практичностью, уже приняла сложившиеся обстоятельства.
А значит, дела обстоят следующим образом: она и в самом деле выйдет замуж за лорда Ньюбури, если он сделает предложение. Да, он ужасный, да, он отвратительный, но она на это пойдет.
Аннабель вздохнула, чувствуя себя полностью уничтоженной. В ее жизни не будет никакого Рима, никакой романтики, никакой кучи других вещей, о которых она сейчас даже и вспомнить не может. Зато ее семья будет хорошо обеспечена и, как говорила бабушка, возможно, Ньюбури вскоре умрет. Мысль конечно, подлая и бесчестная, но Аннабель чувствовала, что не в силах вступить в этот брак и не цепляться за нее, как за спасение.
Вы явно о чем-то задумались, раздался сзади глубокий голос.
Аннабель медленно кивнула.
Плачу вам по пенни за мысль.
Она сделала попытку улыбнуться.
Просто размышляла.
Обо всем, что вам необходимо сделать. Он, вроде, высказал догадку, но тон вовсе не звучал вопросительно.
Нет. Она мгновение помолчала, а потом произнесла:Обо всем, чего я никогда не смогу сделать.
Понятно. И после короткой паузы он добавил:Простите.
Внезапно она круто развернулась, моргнула, словно прогоняя с глаз пелену, и прямо посмотрела ему в лицо.
Вы когда-нибудь бывали в Риме? Дурацкий вопрос, я понимаю. Я и имени-то вашего не знаю, да и не хочу знать, во всяком случае, не сегодня, и все же вы бывали в Риме?
Он отрицательно мотнул головой.
А вы?
Нет.
Но я был в Париже, сказал он. И в Мадриде.
Вы воевали, догадалась она. Поскольку как же еще он смог побывать в этих городах, учитывая обстановку на Континенте?
Он слегка пожал плечами.
Не самый приятный способ повидать мир, но лучше, чем ничего.
Это самое удаленное от дома место, где довелось побывать мне, призналась Аннабель.
Вот это место? Он моргнул, потом ткнул пальцем прямо перед собой. Эта вот пустошь?
Эта самая пустошь, подтвердила она. Думаю, Хемпстед дальше от моего дома, чем Лондон. А может, и нет.
А это имеет значение?
В общем, да, сказала она, сама удивившись своему ответу, поскольку на самом-то деле это не имело никакого значения.
Однако у нее было такое чувство, что должно иметь.
Нельзя что-то утверждать с такой самоуверенностью, проговорил он, улыбаясь.
Она почувствовала, что тоже улыбается.
А я вот обожаю уверенность в себе.
Как, наверное, и все мы?
Может, не все, а просто многие? кокетливо спросила Аннабель, начиная наслаждаться этой игрой.
Некоторые считают, что уверенность во всембезрассудна.
Некоторые?
О, я не из их числа, успокоил он. Но такие часто встречаются.
Она рассмеялась, легко и искренне, от всего сердца. Она смеялась громко, нисколько не изящно, и чувствовала себя при этом замечательно.
Он прыснул вместе с ней, а потом спросил:
Рим, я так понимаю, первый в списке того, что вам никогда не удастся сделать?
Да, ответила она, в то время как ее легкие все еще покалывало от смеха. То, что она не увидит Рим, больше не печалило ее столь сильно. Ведь она только что так весело, так счастливо смеялась!
Я слышал, там бывает довольно пыльно.
Они оба смотрели куда-то перед собой, и потому она повернула к нему голову через плечо.
Правда?
Он тоже слегка повернулся, так что теперь они смотрели друг на друга в упор.
Да, если не идет дождь.
Так вы, во всяком случае, хоть что-то слышали, заявила она.
Он улыбнулся, но лишь глазами.
Так я, во всяком случае, хоть что-то слышал.
Его глаза о, эти глаза! Они смотрели на нее с поразительной прямотой. И она увидела в них не страсть, нет, потому что, откуда бы там взяться страсти? И все же было в них что-то изумительное, что-то горячее, заговорщическое и
Сногсшибательное. И это разбило ей сердце. Потому что, смотря на него, на этого красавца, который, вполне возможно, всего лишь плод ее воображения, Аннабель могла видеть только лицо лорда Ньюбури, красное и дряблое, а в ушах у нее звучал его голос, насмешливый и самодовольный, и ее внезапно охватила щемящая тоска.