И мы ловили в поле лошадей, колхоз не успел угнать в тыл, вставил Мишка.
У меня, помню, была такая шустрая кобылка, продолжал Ленька. Я и сани с колхозного двора приволок. Папашка у меня с первых днейна фронте, так я за него был в семье. Приходилось ездить и за сеном и за топкой, лесов у нас нет почтигодной соломой да навозом топим. И вот однажды, когда в селе уже были немцы, подъехал я к копнам, а в полеветер, продрог весь. Гляжу, а за копной боец наш лежит. Подрылся под солому и лежит себе. «Ты чего, дяденька?»спрашиваю. «Ранен я», отвечает, а сам весь серый с лица-то. Ну я его кое-как на сани, соломой сверху завалил и домой. Еду по проулку, навстречу патруль. Ну, думаю, крышка! «Хальт!»приказывают. Остановился я. Обошли они вокруг воза, автоматами в него раза три поныряли и велят, чтоб я вез солому к школеони там казарму себе устроили. Я как заревлю: матка, говорю, у меня больная, а в хате холодно, не забирайте, мол, солому! Потараторили они меж собой и отпустили. Приехал я к дому, сам не свой от страху, посбросал солому с саней, а бойца скорее на чердак. Тулуп ему папашкин туда закинул Ох и натерпелся я тогда жути!..
Ну и что же дальше? нетерпеливо заторопил Мишка.
Поджила у него нога и как-то ночью слез он с чердака и говорит: «Спасибо вам»это мне и матери, она его и кормила тайком и рану перевязывала. «Пойду, говорит, в лес, может, к нашим пробьюсь, а, может, к партизанам пристану». И ушел. Пробился ли, не знаю
Ленька умолк. Каждый думал о своем. Потом Мишка нарушил молчание:Лень, а почему твое село зовется Русским Бродом? Наверно, это никто не знает.
Ну почему ж никто! Я знаю, нам учитель сказывал. Это еще когда ордынцы на нас нападали из степей, тут бой с ними страшный приключился. Они хотели обойти наших с тыла, а река Любовша возьми да помешай им: берега у нее гиблые, болотистые, коням не пройти. И был поблизости только один брод. Враги-то и захотели тут пробраться и всем войском навалились. А наша дружина как стала на их путидубок к дубкуи ни с места. Много наши воины порубили степняков, но и самих немало полегло от их стрел и мечей. Вода, сказывают, в реке была красной от крови. Лезли, лезли враги, так и не пробили себе пути к броду. Перешли они потом Любовшу где-то дальше. Тот брод и сейчас Татарским зовется. А наши-то поднакопили силы, сами зашли с тыла да как вдарят по врагамв щебенку разнесли! С той поры и зовут наше село Русским Бродом. Понял?
Понял.
Вот увидишь, и фашиста скоро потурим с нашей земли, русской она была, русской и век будет.
Сумерки сгущались. К скирде неслышно подлетела какая-то большая птица, хотела было сесть, но тут же, суматошно захлопав крыльями, взлетела и канула во мгле. Немецкие траншей безмолвствовали. Изредка лишь ракета вспарывала темень и вскоре гасла, отчего сумерки становились еще гуще.
Запомнил, где хутор? спросил Мишка друга.
Почему ж не запомнитьвон там.
Ну пойдем. Пора!
Ребята съехали по боку скирды на землю и, обрадовавшись, что можно, наконец, размять затекшие ноги, направились в сторону невидимого во тьме хутора. Курс был взят безошибочный: через час юные разведчики уже подходили к одиноко стоявшей хате.
Побудь здесь, я схожу один, приказал Мишка.
Потихоньку подкравшись к окну, он притаился, вслушиваясь. Ни звука. Стукнул в косякв хате кто-то завозился, через минуту хлопнула дверь и на пороге появился человек. Приглядевшись, Мишка определил, что это была старуха.
Кто тут? прозвучал ее строгий голос.
Мишка оторвался от стены, подошел ближе.
Свои мы, бабушка. Немцев нет?
Нету. Старый у меня сыпняком боленбоятся они приходить. А ты кто такой? спросила старуха и, увидев еще подходившего Леньку, добавила: Да ты тут не один!
Свои мы, свои, говорю. Ты, бабушка, не бойся.
Мне, касатик, бояться-то нечего. Вот вы бы поостереглись, чай, кругом они, анчихристы! И куда ж вы теперь?
Нам бы переночевать, бабушка, а утром уйдем, намекнул Мишка.
Старик мой, сказываю, сыпняком хвор, прилипчивая она, болесь-то, вот что. Нельзя вас в хату Уж если на чердак?
Да нам хоть куда-нибудь до утра.
Проходите.
Ребята живо шмыгнули в сенцы. Старуха повозилась в углу, нашла лестницу, придвинула ее к стене и сказала:
Полезайте, там сено нащупаете.
Ребята мигом взобрались на чердак, нашли во тьме сено и привычно угнездились в нем. Уснули как убитые
Глава четвертая
НЕУДАЧА
Сквозь сон Мишка услышал, как в сенцах скрежетнула лестница, потом зашуршало у ног сено и раздался голос старухи:
Эй, вояки, просыпайтесь! Хватит вам дрыхнуть!
Мишка толкнул локтем друга. Тот вскочил, как ужаленный:
Что? Что? Где мы?..
Ты чего испужался? Не чердаке мы, вот где. Вставать надо, бабка вон будит.
A-а. Вставать так вставать, в чем дело. А мне страшный сон приснился. Будто немец, тот из риги, за нами гонится и никак поймать не может. А нам все никак от него не скрыться Уф, хорошо, что проснулся!
В два счета сползли с чердака, отряхнули с себя сено.
Ну, бабушка, мы пошли.
Погодите, сказала та. Возьмите вот пышку, разломите на двоих.
И протянула лепешку, темную-претемную, из прелой картошки.
Спасибо, поблагодарили ребята.
Ох, глядите, сцапают вас по дороге! Большаком то и дело мотоциклы да машины ихние ездиют, засокрушалась старуха.
Ничего, как-нибудь прошмыгнем, ответил Мишка. Нам бы в Крутец пробраться, а там
Да уж чую До Крутца-то оно не мудрено дойти, но там ведь немец на немце, схватят вас. А после Крутца пойдут деревня за деревнейтам легше вам будет, тутошние, мол, мы, деревенские.
Как нам до этого Крутца-то дойти?
Старуха помолчала немного, потом сказала:
Пойдемте со мной в закуту, берите козу и ступайте с нею прямо до самого Крутца. Скажете, козу свою искали в лесу, вот ведем. А как перейдете большак козу-то и отпуститесама домой дорогу сыщет.
Ну, бабушка, у тебя и голова! Вон как здорово придумала! А козу мы отпустим, на что она нам дальше нужна.
Старуха покопалась за рундуком, достала поводок и подала Мишке:Идите с богом!
Ребята пришли в закуту, набросили на шею белой косматой козе поводок и вывели свою новую спутницу на стежку.
Вы только прутинкой у ней перед глазами не махайтене любит она, сразу брухаться лезет, посоветовала старуха.
Хорошо, бабушка!
Тропка вилась по мокрому от росы лугу, вела к большаку, который угадывался впереди по доносившемуся надсадному гуду машин. Солнце уже успело оторваться от земли и его лучи подсушивали травуот луга шел пар.
Миш, а Миш! Давай съедим пышку, предложил Ленька.
Тот молча достал из кармана лепешку, разломил пополам и протянул половинку другу. Мишка отломил кусочек и протянул козе, та без церемонии цапнула его и зажевала, потрясывая бородкой.
Пройдя густой лозняк, ребята увидели перед собой большак, а за ним в полуверсте селение. Крутец. По большаку временами проезжали, порыкивая на ухабах грузовики и мотоциклы.
Разведчики, с часто бьющимися сердцами, подошли к большаку: удастся ли пересечь его незамеченными?
Когда перепрыгивали кювет, волоча за собой козу, дорога была пуста. Ребята уже не шли, а бежали. Вот и большак за спиной! Кювет с противоположной стороны перелетели с поистине козьей прыткостью. Кажется, везет!
И вдруг позади раздался треск мотоцикла. Разведчики невольно обернулись и сердчишки их ёкнули: мотоцикл с коляской свернул к обочине и остановился. Из коляски выпрыгнул немец, со шмайсером на груди:
Киндер! Киндер! Комм! Комм! Шюда!
И стал ждать, раскорячив ноги в коротких, словно обрезанных, сапогах.
Ребята, побледнев, поволокли козу обратно к дороге. Коза заблеяла, вырываясь из Ленькиных рук.
Ну куда ты, паразитка! Замучила совсем! И как только тебя волки в лесу не слопали, проклятую! Пошла, пошла!..
Но коза решила до конца проявить свой норовистый характер, она мотала рогатой головой, упиралась ногами, стараясь вырвать поводок. И Ленька, размазывая свободной рукой слезы по щекам, захныкал:
Пан солдат, отпустите нас! Мы козу свою искали, в лес убежала, насилушки нашли ее, заразу Отпустите, пан солдат!