Вся операция занимает у меня десять секунд, и это не особенно быстро. Но тщательность и точность тут важнее скорости.
Таким же образом я делаю еще одну петлю вдоль куска мяса, на этот раз горизонтальную, не параллельно, а перпендикулярно к первой, чтобы витки шпагата не перепутались, а потом разворачиваю будущий ростбиф на девяносто градусов, широкой стороной к себе. Теперь я буду обвязывать его поперечными петлями, оставляя между витками расстояние приблизительно в четыре сантиметра, так что в итоге он будет напоминать толстую гусеницу. Я начинаю посредине куска: сначала пропускаю шпагат под ним, делаю узел, затягиваю, еще один узел, опять затягиваю, обрезаю. От середины куска я двигаюсь сначала влево, потом вправо.
Если начать обвязывание с одного какого-нибудь конца, постепенно двигаясь к другому, то эффект будет таким же, как при выдавливании зубной пасты из тюбика, но только для пасты это правильно, а для мяса нет. В итоге у меня должен получиться ровный кусок цилиндрической формы, который будет одинаково обжариваться со всех сторон.
Закончив, я первым делом смотрю на часы. Две минуты. Чтобы обвязать один ростбиф, мне пока еще требуется в два раза больше времени, чем Эрону и Джошу на разделку полутуши (недавно Джош уложился в пятьдесят шесть секунд, на две секунды побив предыдущий рекорд Эрона; теперь эти двое пользуются секундомерами, а перед соревнованием долго разминаются).
Мимо стола проходит вечно спешащий куда-то Джош.
Отлично, Джули! Тыбогиня.
Угу.
Я бы обрадовалась такому комплименту, если бы Джош не повторял его по десять раз на дню. Но все равно приятно. И я знаю, что у меня получаются самые симпатичные ростбифы в лавке, хотя, конечно, никогда не говорю об этом вслух. Я уношу его на кухню, прихватив несколько мозговых костей, нарубленных из большой берцовой. Там я щедро натираю мясо солью и перцем, обжариваю его на сковородке до коричневой корочки, укладываю на решетку из костей и засовываю в духовку.
Теперь можно помыть руки и налить себе чашку кофе. Тут же на кухне Хуан экспериментирует с новой колбасой из баранины и курицы, пытаясь создать нечто в марокканском стиле. Он обжарил фарш, перед тем как запихивать его в оболочку, и теперь тот остывает на большом блюде. Я кладу в рот кусочек.
Мм-м-м. Хуан, что там? Очень вкусно!
Хуан пожимает плечами:
Курага, чеснок, кинза, куркума, имбирь Не знаю кажется, чего-то не хватает.
Да?
Он опять пожимает плечами и задумчиво трет подбородок. Хуан начал отращивать бородку для назначенного на весну Конкурса на лучший волосяной покров лица. Мы оба опять пробуем фарш и вопросительно смотрим друг на друга. Наконец Хуан кивает:
Думаю, надо добавить корицы!
Джуль! Эрон жестом подзывает меня к столу; в руке у него кусок бараньей корейки. Таймер установила?
Да. Час двадцать, правильно?
А при какой температуре? допрашивает он меня, как на телевикторине.
Сто пятьдесят градусов.
А сколько должен показать мясной термометр?
Шестьдесят.
Несколько секунд Эрон молча смотрит на меня, наклонив голову к плечу, и ритмично цокает языком. Я уже знаю, что такие звуки он издает, если задумал какие-то изменения в рецепте.
Давай-ка попробуем пятьдесят четыре градуса. Мясо ведь продолжает готовиться даже после того, как его достаешь из духовки.
Тыкак учебник с руками. Я знаю!
Что?
Ничего. Это из «Баффи». Шутка.
И не забывай поливать. Весь сок из мозговых костей должен впитаться в мясо.
Слушаюсь!
Хорошо. А сейчас, он шлепает корейку на стол, будешь тренироваться для своей рождественской «короны». Пока сделаешь «полукорону»: для нее берем только один ряд ребер, а для «короны»оба. Я буду рассказывать, а ты делай. Он пододвигает корейку ко мне. Сначала хребет нужно срезать. Пошли к пиле.
Под его руководством я ленточной пилой срезаю костяной гребень позвоночника и подравниваю оставшуюся кость. Потом кладу корейку плоской стороной вниз, беру ее за края обеими руками и аккуратно двигаю на пилу так, чтобы та попадала точно в соединительные хрящевые диски между позвонками. Я уже давно не боюсь стоять прямо перед работающей пилой и не воображаю себе, как она отрежет мне руку. Вернее сказать, теперь я боюсь гораздо меньше, чем раньше. В конце концов, уважать-то пилу надо. Через минуту все готово: корейка по-прежнему представляет собой одно целое, но позвоночник в нескольких местах надрезан, поэтому она становится гибкой, как аккордеон.
А теперь «пофранцузь» кончики.
Я выслушиваю эту команду не моргнув глазом, потому что уже знаю, что такое «пофранцузить». На языке мясников это значит тщательно зачистить кончики ребер, которые позже и образуют гордую корону над мясом. На примере первого ребра Эрон показывает, как все должно быть. Сначала ножом он делает частые насечки на мясе со всех сторон ребраплотную пленку, крепко соединяющую мясо и кость, надо по возможности ослабить. Потом кончиком ножа разрезает мясо между ребрами, начиная с того места, где начал делать насечки, и до конца ребра. Далее Эрон берет шпагат, делает из него петлю, надевает ее на ребро, насколько позволяет разрез, и туго затягивает узел. Конец шпагата он пару раз обматывает вокруг ладони, а потом с силой дергает на себя и сдирает петлю с кости вместе с мясом и пленками. Теперь из корейки торчит совершенно чистый, белый кончик ребра.
Видишь, все просто. Он бросает содранное мясо в ведро, где лежат обрезки баранины для фарша, и кивает мне:Теперь ты.
У меня все получается не так гладко. Я делаю насечки, а потом разрезы между ребрами, надеваю петлю, затягиваю, дергаю, еще раз дергаю, но петля не желает соскакивать с ребра. Зато каждый раз, когда я дергаю, шпагат врезается мне в ладонь и уже оставил две глубокие борозды у основания мизинца и большого пальца. Из них немедленно начинает сочиться кровь. Я скорее умру, чем пожалуюсь Эрону, но мне больно, и я никак не решаюсь дернуть в третий раз. Потом все-таки дергаю, и шпагат рвется. Блин!
Но ругаться я стараюсь шепотом, чтобы не услышал Эрон: он в нескольких шагах от меня занимается своим делом. Я снимаю шпагат с ладони, срезаю с ребра бесполезную теперь петлю и, стараясь стать невидимой, спешу на кухню за пластырем. На обратном пути я прихватываю из бака специальную армированную перчатку. У нас ими пользуются очень неохотно: если уж тонкий латекс делает движения неуклюжими, то что говорить о стальной проволоке? Но сейчас я натягиваю перчатку и собираюсь сделать еще одну попытку. Уж не знаю, то ли Эрон заметил мое непродолжительное отсутствие, то ли услышал, как я выругалась, то ли обратил внимание на перчатку, но, во всяком случае, он оставил свою работу и теперь смотрит на меня. Я нервничаю.
Сделав новую петлю, я надеваю ее на ребро, затягиваю, дергаю. Ничего не получается.
Черт!
Используй инерцию. Отодвинь мясо подальшетак, чтобы рука была прямой. Потом один раз сильно дерни на себя. Вот так. Он забирает у меня шпагат.
Нет, я сама!
Успокойся, я не собираюсь ничего за тебя делать. Только покажу. Эрон действительно показывает пантомиму: вытягивает руку вперед, а потом медленно сгибает ее так, что локоть оказывается прижатым к боку. Заметь, тянуть надо не горизонтально, а немного кверху, точно по изгибу ребра. Иначе ты не сдираешь мясо, а вроде как ломаешь кость. Поэтому шпагат и рвется.
Угу, поняла.
Я забираю у него веревку и дергаю. С четвертой попытки у меня все получается: мясо сходит с кости, и ребро остается совершенно чистым и белым. Ура!
В жизни ни от чего не получала такого удовлетворения! Честно.
Ну уж, не преувеличивай.
Ладно, соглашусь. Может, пару раз и получала. Но полностью одетой? В мясной лавке? Нет, это точно впервые.
Повторить этот успех мне больше не удается. Следующее ребро оказывается чересчур толстым. Шпагат лопается: раз, другой, третий.
Когда Эрон отлучается на кухню, ко мне подходит Джош и сочувственно советует:
Не слушай ты этого умника. Зачищай ножом, как все нормальные люди.
И остаток работы я действительно делаю ножом: это скучно, нудно, совсем не гламурно, но зато, когда я ставлю зачищенную корейку на ребро, сворачиваю ее кольцом и перетягиваю шпагатом, туго, как корсет перетягивает талию красотки-южанки, получается корона такой красоты, что даже Эрон одобрительно щелкает языком: