На следующее утро я начинаю ощипывать с них мясо. Теперь оно отстает совсем легко. Я поднимаю черепные коробки и челюсти, собираю выпавшие зубы и съежившиеся глазные яблоки.
Откровенно говоря, когда я прикасаюсь к глазам, меня немного передергивает, но я скорее умру, чем покажу это Эрону. Он тем временем процеживает остывший бульон через марлю и опять кипятит его. Жидкость становится густой и тягучей, а когда она застынет, получится желе.
К тому времени когда зельц готов, мы уже распродали все мясо четырех последних свинок и даже их уши. Сегодня ожидается новая поставка. Когда свинину наконец привозят, я сразу же берусь за картонные ящики, вытаскиваю из них головы, расставляю на столе и начинаю срезать щечки. К завтрашнему утру нам надо подготовить большой оптовый заказ. Рядом со мной Эрон разделывает полутуши («Уложился в шестьдесят секунд, слышишь, Джош?»).
Я обрабатываю третью голову, когда нож неожиданно соскальзывает и прорывает какой-то мягкий мешочек, которого в этом месте быть не должно. Наружу прыскает струйка густой жижи, консистенцией и цветом напоминающей пюре из авокадо. Нож, который я в ужасе выдергиваю из разреза, тоже измазан чем-то зеленым. На несколько секунд я теряю дар речи.
Я что что это а?
Эрон оглядывается и замирает, как будто увидел хищника, готовящегося к прыжку. Потом преувеличенно ровным голосом произносит:
Выброси эту голову немедленно. Потом иди вымой руки и нож.
У меня из горла вырывается какой-то тонкий писк, а нож со стуком падает на стол.
А что это?
Просто инфицированная гланда или Иди выброси это поскорее.
Я так и делаю, потом бегу к раковине, долго мою нож и руки щеткой, мылом и обжигающе горячей водой и никак не могу справиться с судорожной икотой.
Когда я возвращаюсь к столу, Эрон уже смеется.
Ты завизжала, как маленькая девочка, Джуль!
Да брось ты. Ты сам испугался.
По его тону я понимаю, что, поддразнивая меня, он просто пытается скрыть собственное отвращение, и мне это нравится.
Ик ик
Иди ты!
8Праздники
Ты сладкая маленькая шлюшка.
Заткнись. Я стою, повернувшись лицом к крашеной стене, в прихожей этого мерзкого незнакомца. Мои ноги широко расставлены, юбка задрана до пояса. Помалкивай и делай свое дело. Все, что тебе угодно.
Вот теперь у меня окончательно съехала крыша, думаю я, слыша, как у меня за спиной он разрывает упаковку презерватива. Несколько месяцев после того, как Д. перестал разговаривать со мной, я утешала себя этой безумной фантазией, и вот решилась воплотить ее в жизнь. Я не испытываю ни желания, ни удовольствия, ни возбуждения. Только отвращение к себе и к мужчине, у которого хватает глупости хотеть меня. Но отвращениеэто все-таки лучше, чем то, что я чувствую обычно.
Незнакомец стаскивает с меня трусики и приступает к своему мерзкому, грубому и короткому делу. Он бормочет какие-то сальности мне в ухо, обжигая его своим горячим дыханием. Я крепко зажмуриваю глаза и думаю о Д. Однажды, когда у него уже не оставалось сил выносить мою острую, ежесекундную болезненную потребность в нем, когда ему хотелось просто заткнуть меня, он тоже трахнул меня прямо в прихожей у стены, но до чего же по-другому это было. И как легко и хорошо мне стало потом.
Через три минуты все кончено. Через пять я уже опять на улице, мне больно в низу живота, в трясущейся руке зажат мобильник.
«Я не знаю, что мне делать. Только что у меня был худший в жизни секс с каким-то незнакомцем, просто чтобы не думать о тебе. Не помогло. Я знаю, ты больше не хочешь меня, но мне нужна помощь. Пожалуйста. ххххоРРРДж.».
Вечером я дома с Эриком, рублю панчеттуна обед у нас паста. Нож не дрожит у меня в руке, я в состоянии разговаривать, улыбаться и, если особенно не приглядываться, произвожу впечатление вполне нормальной. Но внутренняя дрожь никуда не делась, и, мне кажется, даже глаза трясутся в глазницах. Когда на кухонном столе внезапно оживает мобильник, у меня останавливается дыхание: я бросаюсь к нему, едва не сшибив по дороге стул. Но это всего лишь Гвен.
Привет.
Привет. У нее странный голоснеуверенный и чересчур озабоченный. Звоню спросить как у тебя дела.
Дела? Нормально. Гвен не знает о моем сегодняшнем приключении. Никто не знает, кроме Д. Почему ты спрашиваешь?
Просто так. Вдруг захотелось узнать, как ты поживаешь. Мы ведь давно не разговаривали.
Я оглядываюсь на Эрика. Он в противоположном конце комнаты сидит на диване, смотрит телевизор, потягивает вино. Я тоже делаю большой глоток из своего бокала и отвечаю как можно более небрежно:
Спасибо. У нас все в порядке. Мы с Эриком сейчас будем обедать. Может, приедешь? Правда, у нас только спагетти.
Нет, спасибо. Не сегодня, но в ближайшее время обязательно. Завтра будешь в Интернете?
Конечно. Я догадываюсь, что она все знает, и понимаю откуда. Мне только не ясно, что это может значить.
Хорошо, тогда и поговорим. И я тебя люблю, Джули.
Я тебя тоже., Хорошего вам вечера. Будь подобрее к себе.
Хорошо. Пока.
Я опускаю телефон и, когда нажимаю на кнопку отбоя, замечаю, что рука опять дрожит. Конечно, на новой работе она часто устает к вечеру. Эрик отрывается от экрана телевизора:
Кто это был? Гвен? Что ей надо?
Да просто так позвонила. На днях придет к нам на обед. Хочешь еще вина?
Я подливаю вина себе, а потом иду к Эрику и выливаю остатки в его бокал.
* * *
Я научилась очень ловко перевязывать шпагатом куски мяса для жарки, и это занятие доставляет мне большое удовольствие. Мне кажется, в нем отчетливее всего проявляется суть работы мясника. Это тонкое и иногда довольно болезненное дело. Шпагат врезается в пальцы, нарушает циркуляцию крови, но сами движениявиток, узелок, снова витоккажутся мне изящными и женственными.
Чем ближе праздники, тем больше у меня практики. На День благодарения люди любят жарить большие куски мяса. Сезон праздников для нассамое сумасшедшее время в году: у дверей выстраивается очередь, покупатели нервничают; все спешат получить свою специально откормленную индейку, или паштет, чтобы подавать с коктейлями, или бекон для брюссельской капусты. Каждый год команда Флейшера пытается как-то отпраздновать эти дни. Все облачаются, хотя бы частично, в маскарадные костюмы, а Джессика раздает пластиковые стаканы с пивом. В этом году дежурить за прилавком останется Хейли, совсем недавно принятая на работу, невозможно молодая, миниатюрная, прелестная и улыбчивая. Ей предстоит обзванивать наших заказчиков и успокаивать клиентов. Я с удовольствием подменила бы ее.
Но вместо этого мы с Эриком проводим праздник во Франции, в Дижоне, в компании его отца и мачехи. Эрик принимает участие в ежегодном марафоне «Божоле». Раньше он никогда особенно не увлекался бегом, но, когда наш брак начал прямо у нас на глазах разваливаться, пристрастился к спорту. Он уже участвовал в нью-йоркском марафоне и не намерен на этом останавливаться. В день забега мы встречаемся на финише, в конце довольно крутого подъема в центре одного из городков провинции Божоле, на средневековой, вымощенной булыжником улице.
Ну, как все прошло? спрашиваю я, целуя его в потную щеку.
Отлично! Немного смешно. Он плюхается на стул уличного кафе рядом со мной и своей мачехой. В этом марафоне рекордов не побьешь. В основном мы бегали по винным погребам.
Ты шутишь! восторженно восклицает Джо Энн. Из всех эмоций она предпочитает радостное изумление перед чудесами этого мира.
Я, правда, вина не пил, о чем сейчас жалею.
Неужели они действительно предлагают вино во время марафона?
Представь себе.
Эрик всегда выглядит удивительно бодро после таких забегов, хотя весь остаток дня соображает немного хуже обычного. Он словно создан для преодоления трудностей. Честно говоря, я думаю, что бег помогает ему сохранить остатки здравомыслия.
Зато я получил вот это. Эрик показывает на блестящую серебристую чашу, висящую на широкой ленте у него на шее. Кто-нибудь знает, что это такое?