Документы по наследованию дома у вас с собой?
Так точно. Вот
Чем занимался ваш брат?
Художник по сельским храмам.
Кто?
Ну, понимаете, ездил человек по селам и обновлял на иконах лики святых. Но это не то что маляр постенный. Брат мой тому умению учился, два года в Угличе жил.
А чем собираетесь заняться вы?
Торговлишку самую малую заведу. Народ говорит, что по новому, по вашему стало быть, порядку это можно и даже имеет содействие немецких властей. Или врут люди?
Почему врут? Мы за частную инициативу. Но что же вы будете продавать?
Вещички разные из обихода жизни. Война-то растрясла людское имущество. Кто имеет, что продать, а кто в том нуждается. А я тут как тутмежду ними: извольте, к обоюдной выгоде. Комиссия, одним словом, но не как-нибудь там налево, а по закону, согласно выправленного патента. Потому я к вам и пришел.
Так Так Значит, когда умер ваш брат?
Девятого февраля сего года.
А когда вы приехали сюда?
Я же сказал: четырнадцатого марта.
Человек, сидевший в кресле, помолчал и сказал:
Вот тут, Бабакин, мне кажется, вы делаете ошибку. Дату смерти брата вы должны знать назубокс этим связано ваше счастье. А вот дату своего приезда сюда так точно называть не следует. Тут лучше сказать: в середине месяца. Так будет естественнее.
Почему, товарищ подполковник? Ведь для него и дата приезда связана с тем же счастьем. В этот день он впервые видит унаследованный дом.
Подумайте, Бабакин, подумайте. Ведь кто Пантелеев? Туповатый и темный тип. Для него каждая датаэто цифра, арифметика. Подумайте об этом. Дальше. Выбросьте словечко «факт». Оно не из лексикона Пантелеева. Теперь насчет профессии и профсоюза. Эту игру слов надо выбросить. Она может стоить вам слишком дорого. Ведь в составленных гестапо списках крамольных организаций наши профсоюзы упомянуты рядом с партией. А платили вы взносы или не платили, они могут на это не обратить внимания или просто не понять.
Я и сам подумал об этом, сразу согласился Бабакин. Но вы так быстро спросили: «Профессия?» И я, как есть тип темный, переспросил: «В смысле профсоюза?» И тут же спохватился, но уже поздно. Учту, товарищ, подполковник.
Не думать о таких мелочах нельзя. А в общем хорошо. Правильно, что у него нет большой злости на НКВД. Ведь действительно, никакой особой трагедии с ним не случилось. Работал подносчиком на лесозаводе под Казанью, а попал на север в леспромхоз. Может, ему на новом месте даже лучше стало. И со справкой из НКВД вы придумали здорово. Побольше таких вот находочек, и чтобы каждая работала на ваш типаж. Очень хорошее, например, выражение «вещички разные из обихода жизни».
Это я у Горького вычитал, улыбнулся Бабакин.
Кстати, маляр постенныйтакое выражение есть?
Есть, товарищ подполковник. Я специально консультировался. Так говорят о плохих малярах, которым платят не за колер или красоту, а по размеру стены.
Хорошо подполковник Марков снова осмотрел Бабанина. И внешность уже приблизилась к норме, только вот бородка слишком аккуратная.
Отрастет. Бабакин кивнул через плечо. Что на фронте?
Плохо Подполковник Марков подошел к висевшей на стене карте и подозвал к себе капитана Бабакина. Вот уже где они. По данным на четырнадцать ноль-ноль сегодня. Окончательно утверждено: наша база будет вот здесь.
Когда вы туда прибудете?
Мы тронемся, когда их войска пройдут дальше на восток, а в этих местах все мало-мальски определится. Наконец, надо убедиться, что наши данные правильны и «Сатурн» расположился именно в вашем городе.
А если нет, товарищ подполковник?
Тогда придется на ходу перестраиваться. Еще раз, Бабакин: пока к вам не придут наши люди, вы ничем, кроме своей торговли, не занимаетесь. От прочности вашего врастания в город зависит очень многое. На первом этапе операции ваш ларек на рынкеглавный узел моей связи со всеми, кто окажется в городе. Главный и единственный.
Понимаю, товарищ подполковник. Буду только присматриваться к людям.
Марков повернулся к нему:
Вы слышали? Я повторяю: абсолютно ничем.
С ума можно сойти, товарищ подполковник! тихо проговорил Бабакин. Сидеть сложа руки, когда вокруг
Если вы серьезно, сейчас же подайте рапорт.
Бабакин вытянулся. Подполковник бросил на него сердитый взгляд и, вернувшись к столу, включил радио. Послышалась громкая оркестровая музыка, «тарелка» не могла пропустить ее через себя, она хрипела, дребезжала и, казалось, могла сорваться с гвоздя. Марков раздраженно выдернул штепсель и смотрел, как он качается на шнуре. Потом взял его и аккуратно вставил в розетку. «Тарелка» суровым голосом диктора предложила прослушать арию Ивана Сусанина
Марков прошел к окну и стал смотреть вниз, на улицу, похожую на дно глубокого ущелья. Здесь, на десятом этаже, в глаза ему било слепящее солнце, а там, на дне ущелья, лежала синеватая мгла. За спиной уже рокотал бас Сусанина. Раздражение не проходило.
С того дня, когда Маркова назначили руководителем оперативной группы, которой предстояло действовать в глубоком тылу врага, он часто впадал в такое раздраженное, почти неуправляемое состояние. Вот, изволите ли видеть, открылось, что у него есть нервы, с которыми он не может справиться.
Когда Марков повернулся снова к Бабакину, тот продолжал внимательно разглядывать карту.
Словом, ждать, товарищ Бабакин, как только мог спокойно сказал Марков и вернулся к столу.
И год ждать? весело спросил Бабакин.
Два! Десять! Ждать! повторил Марков, стараясь не смотреть на улыбавшегося Бабакина.
Приглушенно буркнул телефонный звонок. Марков схватил трубку:
Слушаю Ясно Он здесь
Марков положил трубку и посмотрел на Бабакина.
Я буду терпеливо ждать, товарищ подполковник, сказал Бабакин с такой интонацией, будто хотел успокоить Маркова.
Немедленно на аэродром, сухо произнес Марков. Приказ комиссара госбезопасности Старкова.
Бабакин вытянулся.
Есть!
Они смотрели друг на друга почти в замешательстве. Марков вышел из-за стола к Бабакину.
У меня, Алексей Дмитриевич, нервы тоже не из проволоки усмехнулся Марков, стараясь спрятать смущение. Ну, желаю вам успеха. До свидания.
Через десять лет? рассмеялся Бабакин. Если можно, хоть чуть-чуть пораньше.
Марков смотрел на него удивленно: неужели у этого черта нет нервов? Ему захотелось обнять капитана, сказать ему теплые, дружеские слова, но он этого не сделал. Они ограничились энергичным рукопожатием, и Бабакин быстро вышел.
Недовольство собой стало еще сильней. Марков снова подошел к окну и, перегнувшись через подоконник, посмотрел вниз. Из подъезда выбежал Бабакин, посмотрел по сторонам и юркнул в стоявшую у тротуара машину, которая тотчас сорвалась с места, развернулась поперек улицы и помчалась к площади. Сусанин закончил свою арию, и «тарелка» снова надрывалась от оркестровой музыки. Марков со злостью посмотрел на нее и вышел из кабинета.
По коридору навстречу ему шел комиссар госбезопасности Старков.
Бабакин отправился? спросил Старков.
Наверно, уже на аэродроме. Я к вам, товарищ комиссар.
Сейчас не могу. Вечерком Старков посмотрел на хмурого Маркова и взял его под руку. Вот что, едемте со мной. Поймали еще одну птичку из того же гнезда. По дороге и поговорим
Машину вел сам Старков. Однако он успевал поглядывать на сидевшего рядом Маркова, который пристально смотрел вперед, но явно ничего не видел.
Как Бабакин, в форме?
Марков вздрогнул.
Вполне. И, помолчав, прибавил:А я вот обнаружил, что у меня есть нервы.
Лучше поздно, чем никогда, улыбнулся Старков. Впрочем, лучше бы вы их обнаружили попозже, скажем, после войны.
Только когда машина уже вырвалась на широкую окраинную улицу, Марков сказал:
Когда я на финской с отрядом лыжников рейдировал по тылам врага, нервов у меня не было.
Старков долго молчал, а потом заговорил как будто совсем о другом:
Я сегодня ночью еще раз просмотрел досье на руководителей и работников абвера. Старков прищелкнул языком. Академики! На шеях кресты за Францию, за Чехословакию, за Испанию, за Польшу. Заметьте себе, Канарис возле себя дураков не держит. И во всех бандитских делах Гитлера разведка первое дело. Он бросает ее в обреченную страну, как квасцы в молоко, и молоко в два счета прокисает.