Кричала и рвала на себе волосы мать
По окну текли струи дождя
Люди то входили, то выходили и разговаривали шепотом Гроб был установлен в Доме Красной Армии, обит ярко-алым сатином
Сменяя друг друга, стояли в почетном карауле красноармейцы и бойцы добровольческих отрядов, Мардонов, Мочалов
Стояли Буденный, комбриг Шапкин и другие знаменитые командиры. Обняв на прощанье Давлята, Буденный сказал:
Вырастай достойным отца
Ливень уже перестал, тучи рассеялись.
На кладбищенских холмах пламенели тюльпаны.
У открытой могилы говорили речи, называя Султана Сафоева доблестным сыном таджикского народа, отважным героем. В последний путь его проводила чуть ли не вся столица республики.
Все это крепко врезалось в память Давлята. За два траурных дня он словно бы повзрослел на несколько лет.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Месяца через три после того, как отметили годовщину смерти Сафоева, его двоюродный брат Шо-Карим объявил, что готов жениться на Бибигуль.
Если стене падать, так пусть упадет внутрь двора. Я не хочу, чтобы родня отчуждалась, сказал он.
Многие воспринимали его решение как проявление великодушия, сердечной доброты и самопожертвования, хотя тут, как говорится, под одной чашкой лежала другая. Дело в том, что Шо-Карим полюбил Бибигуль еще совсем юной и в свое время ее не раз сватали за него, но сваты возвращались с неизменным ответом: «Наша дочь молода, не управиться ей с семейной жизнью, надо обождать два-три года». Шо-Карим скрипел зубами: «Обождем» Он не хотел никого другого.
Однако через некоторое время, вскоре после очередного отказа Шо-Кариму, в кишлаке стало известно, что Бибигуль помолвили с Султаном, сыном Сафо-тойчи, и что свадьба состоится весной, когда Сафо вернется из Самарканда.
Шо-Карима эта весть чуть не убила. Задыхаясь от боли и обиды, он осыпал упреками отца и мать, виня их в том, что они не сумели уговорить родителей девушки, как смог это сделать отец Султана. А чем он хуже братца Султана, чем?! Почему не отдали Бибигуль за него?..
Не мог понять Шо-Карим, что все решила не власть родителей Бибигуль, а ее и Султана любовь.
Султан был стройным, статным юношей, умным и работящим. В конце лета, к началу сезона на хлопкоочистительных заводах, он уходил вместе с отцом на заработки то в Самарканд, то в Ташкент или Фергану и возвращался переполненный впечатлениями. Городские товарищи отца обучили его читать и писать. Надо ли говорить, как млела Бибигуль от восторга, когда, встретившись где-нибудь в безлюдном месте, слушала его рассказы о том, что он видел, читал или слышал?..
Поженившись, молодые ездили вместе и наконец, по совету отца Султана, остались в Самарканде.
Султан поступил на рабфак, Бибигуль на женские курсы. Потом он учился в партийной школе, она в женском педагогическом техникуме. Лишь через несколько лет они вернулись в Таджикистан и, недолго погостив в родном Каратегине, милом сердцу гармском кишлаке Камароб, выехали в Дангару, к месту назначения. Султана направили на партийно-советскую работу, а Бибигуль вначале учительствовала, затем стала библиотекарем.
Шо-Карим работал фининспектором в другом, Сарай-Камарском районе, куда переехал после неудачной женитьбы. У него не было детей, он обвинял жену, из-за этого бросил Внезапная смерть Султана всколыхнула в нем старые чувства к Бибигуль, и он при каждом удобном случае не скупился на знаки внимания, а в дни поминок на правах близкого родственника покойного руководил всеми церемониями.
В глазах Бибигуль Шо-Карим все больше становился действительно своим, родным и заботливым человеком. Неожиданное предложение ввергло ее в смятение. Сперва показалось ослышалась. Потом вспомнила, как в молодости он упорно сватал ее, может, и вправду тогда любил?.. Теперь у него есть причина, в чувствах признаваться зазорно. Но ей ли думать о чувствах? Не девушка ведь она, вдова Да, вдова! Как удар бича это слово. А в иных устах как проклятие, как брань. Одна бывает в жизни любовь, умер Султан умерла она. И если выйдет замуж вторично, то, наверное, осквернит все, что свято, тяжело согрешит перед памятью отца Давлята.
Всегда, во все времена, трудно молодой женщине с ребенком без мужа, а в те годы было особенно тяжко: царила дороговизна, хлеб и другие продукты питания выдавали по карточкам. Кроме того, разве мало низких людей, которые не прочь позлословить. Ведь Бибигуль имела образование, ходила с открытым лицом, работала в библиотеке, на людях, переступив законы шариата, и одного этого с избытком хватило бы для грязных, подлых сплетен.
Ближайшие соседи, друзья и знакомые, чтившие память Султана, говорили, что, как бы чиста и честна она ни была, как бы бережно ни хранила верность покойному, на чужой рот платок не накинуть, замок не навесить и не сегодня, так завтра найдется поганец, который станет чернить Бибигуль на всех углах, и найдутся люди, которые поверят ему. А поэтому лучший выход идти за Шо-Карима, двоюродного брата Султана: это соответствовало бы и обычаю, что существует испокон веков ради сохранения рода, и просто-напросто естественным потребностям жизни.
Не отказывайтесь, говорили друзья. Худо не клад, чтобы с ним вековать. Последуйте доброму совету. Скажите «да».
И Бибигуль сдалась. Надо отдать должное Шо-Кариму он делал все, чтобы она не жалела и не могла упрекнуть его. Но огорчал Давлят. Его будто подменили. Он ходил сам не свой, перестал играть и резвиться, домой возвращался нехотя, проводя большую часть дня в школе или у товарищей-одноклассников. Если и сидел дома, то забивался куда-нибудь в угол с книжкой в руках, а на расспросы отвечал односложно, не поднимая глаз. Ни Бибигуль, ни тем более Шо-Карим не знали, что делать и как подобрать к его сердцу ключи.
Однажды, через несколько месяцев после женитьбы, Шо-Карим сказал:
Переберемся в Сарай-Камар вдруг новое место поможет. Да и работа там у меня была лучше, чем здесь, больше зарабатывал.
Бибигуль вздохнула. Что ж, ее удел быть ниткой в иголке. Но, с другой стороны, Шо-Карим прав: здесь все двор и стены, каждый шаг и каждая вещь заставляет вспоминать Султана, и, видно, это сказывается на Давляте.
Переедем, согласно кивнула Бибигуль.
Но Давлят насупился и сказал:
Вы как хотите я не поеду.
Сыночек, да ты послушай
Нет, оборвал Давлят мать, я из отцовского дома никуда не уеду.
У Бибигуль задрожали губы. Давлят отвернулся. Он упрямо стоял на своем.
Глупый ребенок, какой с него спрос? утешал Шо-Карим жену. Как не поедет? Куда он денется? Я сам поговорю с ним, ты не расстраивайся.
В канун дня отъезда он дождался Давлята у школы и по дороге домой сказал:
Сын мой, завтра поедем в Сарай-Камар. Там тебе очень понравится. Там есть лес, мы будем ходить на охоту, я поймаю тебе разных зверушек и птичек, ты будешь с ними играть. А школа там не хуже здешней, даже в сто раз лучше!
Не поеду! коротко ответил Давлят.
Неужели твое сердце позволит отпустить мать?
Пусть и она не едет. Уезжайте один.
Шо-Карим вспыхнул. Его вдруг захлестнул безрассудный, слепящий гнев, и он схватил Давлята одной рукой за локоть, а другой за ухо и, больно выворачивая, брызжа слюной, завизжал:
Болван! Сопляк! Добром не захочешь потащу вот так, за твое поганое ухо! Заруби, щенок, на носу!
Так с Давлятом обращались впервые. Первый раз в жизни на него подняли руку и повысили голос. Он стоял как вкопанный, потрясенный, растерянный Шо-Карим рванул его: «Шагай!» и Давлят пошел рядом, не поднимая головы.
Он шел, крепко стиснув зубы, глотая подступавшие рыдания. В ушах звенел голос отца:
«Будь твердым и смелым, сынок твердым и смелым»
Шо-Карим воспринял молчание Давлята как знак согласия и хвастливо, с полной уверенностью, объявил Бибигуль:
Поедет. Я его вразумил. Можешь не волноваться и больше не спрашивать.
Но на рассвете постель Давлята оказалась пустой.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Октябрь позолотил листву, которая, едва шелохнет ветерок, срывалась с ветвей и, медленно кружась, оседала на землю. В аллеях молодого парка пахло пылью и сыростью. Базары и лавки сверкали яркими, сочными красками всевозможных плодов.