Ханнес не понял, но он не хотел огорчать господина Карлсена и поэтому кивнул.
Вот так. А где ты об этом слыхал?
На строительстве. Ребята говорили.
А что они еще говорили?
Больше ничего, прямодушно ответил Ханнес.
Ну ладно, буркнул хозяин неопределенно и потом сказал: Сам видишь. Я между людьми различия не делаю. Главное, чтобы каждый человек был молодцом. Верно?
Верно, подтвердил Ханнес и подумал, что в городе ему везет.
Ну, выпьем еще, дружески предложил господин Карлсен.
Но Ханнеса слегка подташнивало от этих жидких, приторных напитков, и ему хотелось домой.
Дурачок, самое лучшее у нас еще впереди, засмеялся хозяин. Взял со стола бутылки и пошел впереди Ханнеса. На втором этаже он ногой распахнул дверь. В маленькой синей комнате стоял накрытый стол.
Благодарю, сопротивлялся Ханнес, но я больше не в силах
Тут пришел кельнер и позвал хозяина к телефону. Господин Карлсен пошел неохотно.
Только Ханнес сел на край дивана, как в комнату неслышно вошла женщина. Вежливо поздоровалась и села на софу рядом с Ханнесом. Женщина была молодая и милая, завитая и надушенная. И одежда на ней была красивая.
Ты что грустный? спросила она.
Ханнес покраснел.
Я не грустный.
А что с тобой?
Ничего, грубо ответил парень.
Женщина вдруг положила голову Ханнесу на плечо и обняла его двумя руками за шею.
Тогда поцелуй меня.
Что? удивился парень.
Ты заказал меня? спросила женщина, обнимая его за шею.
В этот момент вернулся господин Карлсен, и его добродушная пьяная физиономия перекосилась от злости.
Ханнеса избили. Бил хозяин, бил кельнер, и милая женщина отвесила ему пару пощечин.
Забыл, кто тебя кормит, щенок?! вопил господин Карлсен.
Ханнес поднялся с пола. Удивление и испуг прошли. Он был в ярости. Своими большими руками деревенский парень схватил хозяина за грудь.
Я запомню, сказал он. Я еще покажу тебе «колумбово яйцо».
Шестнадцать лет было тогда Ханнесу.
Пярья поставила на стол полную миску гороховых лепешек, и после долгих приглашений гости стали пить чай. Но у них были такие лица, словно вместо Пярьиных лепешек они пережевывали свои мысли.
Разговор шел вяло. Выяснили, кто где работает, женщины говорили о ценах на базаре, о брынзе и снятом молоке их можно по дешевке достать на маслобойке. Жаль, не посадили они картофель, тогда бы зимой было легче. Йемелю казалось, что бригадир жульничает, выписывая трудодни. Говорили, что на работе в колхозе изодралась одежда, а новую взять неоткуда. Ханнес хвалил кузнеца Хабибуллина, а Популус чернозем.
Воткни в землю палку сразу прорастет. И рассказал историю о двух стариках, которые жили в Эстонии. Они постоянно отказывали себе во всем, чтобы прямо на песке построить себе маленький дом. Страх оказаться на закате жизни без крова и куска хлеба подгонял их. Они экономили на всем, питались грибами и ягодами. По одной тачечке они привозили себе торфяную землю, чтобы вырастить немножко редиски весной или тыкву на зиму.
В историях Популуса даже в забавных была всегда крупинка грусти.
Я тогда жил в Сикупилли, и они приходили ко мне в гости, рассказывал Рууди. Заглянут на минуту и тут же уходить собираются. Домой торопятся. Песчаная земля, огурцы чахнут, другим овощам тоже удобрения требуются, денег не хватает. А тут!.. Популус усмехнулся и завязал кисет. Воткнешь палку в землю сразу листочки появятся.
Йемель поднялся пора уходить. Всегда ждешь от воскресенья так много, но вот уже вечер, а ничего особенного за день не случилось.
Подожди, пойдем все вместе, сказал Популус. Или тебе требуется больше времени, чтобы дотащить до дому свое собственное? На нашем дворе, друг Йемель, не растет ничего, кроме крапивы, а она обойдется без твоих удобрений.
Ох уж этот Популус!
3
В то время как другие пили у Пярьи пахучий зеленый тминный чай, волновались и спорили, Кристина брела по лесу, срывала цветы, еще неспелую землянику и думала. Где-то были большие шумные города, а тут только скучная деревня. Где-то было счастье, но не там, где была Кристина.
Ребенком она любила мечтать, закрыв глаза и натянув одеяло на голову.
Кристина, ты спишь? спрашивала мать, ждала ответа и говорила, потихоньку удаляясь: Спит.
Кристина хотела, чтобы ей не мешали мечтать о маленьком Николя́, мальчике, красивом, как на поздравительных почтовых открытках. Кристина видела его один-единственный раз в кино. После человека-лягушки, клоунов Макса и Лекса и иллюзиониста Николя танцевал матросский танец. Изображал, что тащит трос, складывает его в бухты, смотрит в бинокль и лезет на мачту.
Поговаривали и Кристина слышала это, что настоящее имя Николя Николай, что его родители эмигранты из России и что они распродают свои драгоценности и фамильное серебро. Кристина знала только одного эмигранта князя Белобородова, который жил у них во дворе. Вся его семья спала на полу среди тряпья, дети ходили побираться. Маленький Николя носил лаковые туфли и красивый матросский костюмчик. У него были длинные коричневые локоны. А дети Белобородова были острижены наголо, и у самой старшей девочки, Киски, не было даже штанов, только платье на голом теле. И все дразнили ее: «Ха-ха! Бесштанная команда! Бесштанная команда!»
Нет, Николя не мог быть эмигрантом! Сердце Кристины громко стучало, Кристина была влюблена. Ночью после кино, забравшись с головой под одеяло, она представляла, как будет сама в развевающемся платье с блестками танцевать на сцене. Представляла, как после окончания она изящно кланяется, держа двумя пальцами подол платья, и как Николя, улыбаясь, шлет ей из-за кулис воздушный поцелуй.
Перед кинотеатром Кристину ждет авто. Все дети их двора и улицы Киска Белобородова, Феликс и сапожников Лембит толпятся вокруг машины и с завистью глядят, как Кристина, сидя в машине, лакомится пряничной лошадью, покрытой розовой глазурью. Тогда Лембит пожалеет, что бросал камнями в их кур, и Оссь, который не брал Кристину покататься на ослике, принадлежащем его родителям торговцам на базаре, тоже пожалеет. И если он позовет теперь, Кристина скажет:
Тоже мне, на осле! Благодарю покорно.
Она нажмет на клаксон и поедет домой. Нет, не в жалкий деревянный дом с колодцем во дворе. Это будет чудесный дворец с башнями и с балконом, оплетенным виноградными лозами. Там ждет ее Николя, и в лунном свете они будут гулять вокруг фонтана под цветущими деревьями, как в фильмах. Николя одет в матросский костюм и лаковые туфли, а у Кристины розовое сверкающее платье с крылышками.
Кристина захотела стать балериной. И Тильде верила, что ее ребенка ждет необычная судьба, только Юри советовал дочке стать портнихой.
Тильде восхищалась, глядя, как девочка выгибалась и прыгала по комнате или крутилась перед зеркалом.
Смотри, теперь я снежинка! объявляла Кристина.
Да, благоговейно соглашалась Тильде. А Юри этот твердил свое:
Ты хочешь, чтобы девчонка в кабаках перед пьяницами ноги задирала!
При чем тут пьяницы в кабаках! обижалась Тильде. Ты во всем видишь только плохое.
У нас один-единственный театр, а дрыгоножек тысяча. Жизнь это борьба за кусок хлеба.
Вечно ты об этом «кусок хлеба, борьба», хмурилась Тильде. А Кристина добилась своего: ее приняли в танцевальную группу театральной студии.
Студия помещалась в средневековом доме, комнаты которого пропитались сыростью, а на стенах росли грибки. Кристина боялась этого дома, его угрюмых фойе, где со старых, потускневших и растрескавшихся портретов смотрели рыцари в шляпах и без шляп, взбегала по скрипучей деревянной лестнице, перескакивая через две ступеньки.
Кристина думала, что танцевать это сплошное удовольствие. Казалось бы, что может быть проще и веселее легкого порхания по сцене? Разве можно было представить себе, что балет это такая будничная и тяжелая работа, что не будет никакого своевольного порхания, а лишь бесчисленное количество одних и тех же скучных упражнений и ежедневное ворчание учительницы проуы Ираиды, угрожающей, что в любое время найдет учениц лучше.