Следующей директор представил Бетти Барбу, московскую художницу, преподавательницу рисования и черчения. Она выглядела необычно, эта высокая, плечистая старая женщина с густыми бровями и лиловатым носом. На ней полупальто в большую клетку. Из-под мужской шляпы виднелись коротко остриженные волосы. На ногах калоши, большие и рваные; подметки подвязаны бинтом. Она говорила грубым басом, проглатывая букву «р», и сразу же перешла со всеми на «ты».
Еще две женщины, знакомые Марии, Агата Иванова и ее дочь Юлия, прибыли из Смоленска. У маленькой, измученной и высохшей Агаты были синие мешки под глазами. После каждых двух слов она большим и указательным пальцами вытирала уголки рта. И появившиеся от этой привычки глубокие борозды придавали ее лицу выражение постоянной грусти. Рядом сидела ее дочь Юлия, из-под глубоко надвинутой ушанки сверкали острые серые глаза, а веснушки разбежались по ее подвижному лицу. Ужасно большая шапка и огромный ватник делали ее похожей на веселого неуклюжего медвежонка.
Последним директор представил мужчину. Широкоплеч, среднего роста и не очень молод. Ошеломляло его лицо, так оно было красиво. Особенно темные, задумчивые и будто чуть грустные глаза.
Лейтенант Свен Лутсар, преподаватель военного дела, объявил почтительно директор и обернулся к Кристине: Ваш земляк.
Кристина протянула Лутсару руку и подумала: «Я люблю его».
Разместить всех стоило большого труда. Мария вместе с вновь прибывшими смолянами решила перебраться в просторный и теплый дом какой-то одинокой женщины, на краю деревни, а в прежнюю комнату Марии переселился Свен Лутсар. И хозяйка Фатима сказала ему приветливо, как в свое время Кристине и Тильде:
Будьте как дома. Пользуйтесь всем, что у меня есть.
Бетти Барбу, как одинокую женщину, решили поселить в семью колхозника, и директор, сам, лично, пошел показывать ей дом. Женщины перед лавкой смеялись, глядя на них. Салимов в черном пальто шел на полшага впереди, а огромный клетчатый колосс, тяжело дыша, шлепал следом.
В доме, когда они пришли, было душно, пахло кислым. Женщина в пестрых штанах сидела на нарах, пила чай из пиалы и кормила грудью большого ребенка. Она дружески улыбнулась и заявила, что крепкий чай помогает от мигрени. Ребенок слез с ее колен и побежал к теленку, которого из-за холодов держали в углу комнаты на соломе.
Нет, мой милый, сказала Бетти директору, это мне не подходит.
Салимов развел руками:
Дворец предложить не могу.
Барба рассмеялась низким хриплым смехом, который прямо испугал директора.
Бетти соглашалась жить одна, в старом заброшенном доме на берегу реки, если ей дадут топлива, керосина и самую необходимую хозяйственную утварь.
И они пошли посмотреть хибарку. Барба интересовалась, песчаный или глинистый берег реки, глубокая она или мелкая и какие птицы тут гнездятся.
Она стояла посреди дома на скрипучем полу, понюхала пахнущие дымом бревенчатые стены, похвалила большую, мощную печь и объявила, что вполне довольна своей квартирой. Разбитое стекло в окне было заткнуто тряпкой.
Стекло дашь?
Стекло можно! согласился директор.
А Кристина была чуть обижена, что Мария без всякого сожаления, даже весело ушла из дома Фатимы. Дни, прожитые вместе с Марией под одной крышей, теперь казались Кристине прекрасными и маленькая Нелли милой; кроме того, с этого момента она все время помнила, что живет рядом с мужчиной, которого отделяет от нее лишь тоненькая дощатая стенка.
Не у одной Кристины вызвал в душе смятение приезд Лутсара. Еще бы! В деревню прибыл красивый мужчина!
Анька уже обсуждала за прилавком, «чей он будет». И смеялась.
Однажды вечером она пришла к Кристине разодетая, напудренная, надушенная и спросила торжественным шепотом:
Он дома?
Кто?
Мужчина. Эстонец.
Нет.
Анька бочком протиснулась в дверь.
Я поговорить хотела, сказала она.
Кристина в комнату ее не позвала. Они стояли в прихожей у железной печки. Казалось, Анька совершенно забыла их ссору из-за пирожков.
Он женат?
Не знаю.
Что он говорит? Вчера он ел у меня в столовой, а сегодня почему-то не пришел. Он теперь столуется у вас?
Нет.
Он что-нибудь говорил обо мне?
Не говорил.
Ага.
Анька задумалась на мгновение.
Скажите ему, что можно каждый день обедать у меня. Скажите, что мне надо с ним поговорить. Чтоб он завтра же пришел.
Вечером, когда Лутсар в сером свитере сидел на своей постели и стаскивал сапог, Кристина несмело постучала в его дверь.
Да-да!
Кристина стояла неподвижно, ее сердце буйствовало.
Было слышно, как сапог полетел в угол, в следующее мгновение мужчина уже стоял в дверях.
О-о произнес он, делая большие глаза.
Кристина побледнела и отступила, ее ладони вспотели.
Прошу вас, Лутсар жестом пригласил девушку в комнату.
Кристина потрясла головой.
Тут приходила заведующая столовой. Она просила она сказала, что хочет с вами поговорить.
Ну? удивился Лутсар и снова пригласил Кристину в комнату. Кристина опять покачала головой.
Лутсар поблагодарил за сообщение.
Спокойной ночи, сказала Кристина.
Как она выглядит, заведующая столовой? еще спросил Лутсар.
Маленькая и Кристина собралась сказать какая, но произнесла быстро: Толстая!
Лутсар кивнул понимающе, и оба рассмеялись.
5
Дни становились все короче. В семействе Ситска ложились спать с наступлением темноты. Сидели дольше только тогда, когда Лиили давали в плату за шитье керосин. Ванда читала вслух. Роман Ситска, который в последнее время каждый день заходил в столовую к Аньке, возвращался домой уже в сумерки, когда Ванда кончала читать.
Роман Ситска опять был влюблен. Он по полдня сидел у Аньки, заказывал стакан чаю с раскисшими розовыми конфетами, двигал бровями, морщил нос и ждал Анькиного восхищения.
Разговоры с Анькой велись о будничных делах.
Когда опять будут пирожки?
В субботу.
С чем?
С повидлом.
Это хорошо. Конину я не ем.
Анька тряслась от смеха.
Ничего, съешь, если другого не будет! Даже пальчики оближешь.
Говорят, вчера вечером продавали сладкий творог?
Брехня. Сырковую массу дали только для яслей.
Ванду слегка беспокоило это новое знакомство мужа.
Я люблю простых людей, ответил Ром и прибавил: Она хотела купить что-нибудь красивое. Браслет какой-нибудь.
Ванда ответила с грустным упреком:
Ром, ты же знаешь, что все мои украшения подарены тобой.
Может быть, у Лиили есть что-нибудь?
Лиили усмехнулась:
Есть. Подарки. Гуннара.
Так Анька и не получила ничего очень красивого. На следующий день Ситска принес ей полосатую кофточку Ванды, которую он выпросил у жены. Анька разочарованно скривила губы и, не разглядев, не примерив, бросила кофточку под прилавок.
Триста рублей.
Как же так?
Триста рублей.
За пуд картошки спрашивают двести пятьдесят! оторопел Ситска.
Не хотите? Мне все равно! И Анька швырнула кофточку инженеру.
Нет, но
Анька заперла дверь столовой на ключ, открыла ящик и выложила на стол триста рублей. Потом она принесла из кухни чай, розовых конфет и сырковой массы, прижалась к инженеру и положила голову ему на плечо.
Чего-нибудь красивого хочется. Браслет хочется, сказала она мечтательно, тараща свои выпуклые зеленые глаза.
С тех пор как лейтенант Свен Лутсар стал вечерами бывать у Ситска, Роман чаще оставался дома. Ванда щедро угощала гостя и всякий раз превращала приход Лутсара в праздник.
Лутсар очаровал Ванду почтительностью, он всегда говорил с дамами стоя, был очень внимателен и чрезвычайно скромен.
Они вспоминали о прошедших временах, когда все было только хорошо, только красиво: зажиточные хутора, большие стада, сколько угодно масла, молока, мяса много красивых вещей в магазинах!
В этих воспоминаниях Таллин превращался в маленький Париж, Тарту в Оксфорд, а Усть-Нарва в Ниццу.
Хотелось бы хоть на миг побывать дома. Что там теперь делается? вздыхала Ванда.