Лодка атаковала их в Норвежском море. Конвой противника, прикрываясь шхерами, пытался проскочить незамеченным. Но это не удалось. Подводники атаковали фашистов и два транспорта пустили ко дну. Охранение конвоя набросилось на лодку. Началось преследование. Лодке удалось оторваться от миноносцев и уйти подо льдыбольше ничего не оставалось. Здесь фашисты были бессильны. Маскируясь во льдах, лодка окончательно запутала погоню и вернулась на базу.
А вечером того же дня надо было снова уходить в море. Задание было срочное.
Наша лодка и лодка твоего отца стояли у пирса рядом.
Перед походом мы успели написать письма и сдали их на Субботникбыл в годы войны на флоте небольшой такой почтово-пассажирский пароходик, ходил из Мурманска в Полярный. Там, на Субботнике, я в последний раз видел твоего отца. Из Кольского залива наши лодки вышли вместе. В открытом море мы попрощались. Мы желали друг другу счастливого возвращения. Мы ушли на восток, а лодка твоего отцана северо-запад.
Тот поход был для нас нелегким. Лишь на третью неделю мы вернулись домой и здесь узнали, что лодка твоего отца пропала без вести.
Что с ней случилось, никому неизвестно
Субботник в тот раз наши письма до Мурманска не довез. Фугасная бомба разорвалась близ его борта, и он затонул. Почта ушла на дно вместе с кораблем. Через день или два водолазы осмотрели погибший пароход. Нашли почтовый груз и подняли его.
После сушки письма разобрали. Девушки с мурманской почты заботливо осмотрели каждое письмо. Все, что можно было спасти, они спасли. Многие письма оказались сильно промокшими. Адреса, написанные карандашом, стерлись. Девчата заменили конверты и восстановили адреса.
Письмо твоего отца, наверное, выходили эти девчата.
Вот все, что я знаю»
Из этого письма, присланного товарищем отца, я узнал о том, как жил он и воевал. Но на самый главный вопрос письмо не ответило.
Что сталось с отцом в последнем бою, я так и не узнал.
Но я по-прежнему не хотел верить в то, что отец погиб, что лодка его исчезла бесследно. Я должен был сам убедиться в том, что это так.
У меня оставался один путьсвоими глазами увидеть те места, где воевал и погиб отец.
Я сказал дома, что, когда придет время, буду проситься на флот.
Мама промолчала. Бабушка моя растерянно опустила руки.
Дед твой в море погиб, отец твой там же пропал, и могила его неизвестно где, так и третьему, что ли, не миновать? Не пущу!
У бабушки дрожали руки, и она никак не могла найти очки, и смотрела на меня выцветшими, подслеповатыми, близорукими глазами; и казалось, она вот-вот заплачет.
Не отдам! Не отпущу!
Она торопливо гладила мои волосы сухонькими пальцами.
Дай мне слово, Витенька: когда вырастешьне пойдешь туда!
Бабушка ненавидела море и делала все, чтобы я тоже от него отказался. Бабушка со мной даже в библиотеку ходила, чтобы я как можно меньше книжек читал о моряках. Она подбирала мне книги по искусству и старалась приохотить меня к стихам. Я неплохо писал школьные сочинения, и бабушка хотела, чтобы я пошел по этой дороге. Она знала на память целые главы из «Евгения Онегина», и я тоже терпеливо заучивал их. Бабушка подзадоривала меня: «Попробуй сам что-нибудь написать! Например, про снег, который сейчас идет». Я пробовал. Стихи получались, их печатали в нашей школьной стенгазете. Ребята прозвали меня поэтом, но я не обижался на шутку. Я жил другим. Я хотел в море.
Я вырос. Пришел и мой черед идти на службу. Я рассказал обо всем военкому. Он не удивилсятаких историй он, должно быть, слышал уже не одну. Он сказал только:
Врачи не придерутсяпошлем на флот.
Врачи не придрались.
Так началась моя дорога в подводники.
Просись на такую службу, чтобы быть на берегу, без конца повторяла бабушка, собирая меня в дорогу. Дай мне слово, что исполнишь это Будь осторожен. В пекло не лезь. Береги себяты у нас в доме один мужчина остался. И все текли и текли слезы из ее выцветших глаз.
Мама не плакала. Она помогала собираться молча.
Я все помню, мама, сказал я ей, когда мы уже садились в грузовики, я буду искать!
Потом был учебный отряд, и именно там и тогда, на берегу, я понял, что моряк не тот, кто умеет не укачиваться в десятибалльные штормы, а тот, кто, как таблицу умножения, знает сложнейшую сегодняшнюю корабельную технику, без которой сегодня в морени шагу.
Мне пришлось познакомиться здесь с такими вещами, о которых раньше я знал только по учебникам, с электроникой и телемеханикой, кибернетикой и атомной физикой.
Изучить и освоить все те приборы, с которыми мне предстояло иметь дело в походах, было нелегко. Но я знал, что без этого моряком не стану и до своей мечты не дойду. Я не жалел ни времени, ни себя.
В учебном отряде знали, почему я просился на Северный флот. В день получения назначений меня вызвали к командиру.
Вы назначаетесь на подводную лодку. В те места, где воевал ваш отец. Довольны, матрос Смелов?
Мне хотелось сказать командиру, что я родился везучим человеком. На моем пути все время встречались хорошие люди. Они помогали мне не отступиться от мечты. Добрым словом вспомнил я в эту минуту нашего военкома, и командиру учебного отряда мне тоже хотелось сказать, что и его я никогда не забуду. Но я пришел получить назначение, и еще знал, что командир наш не любит сентиментальности, и я только смог выговорить, задохнувшись от волнения:
Благодарю вас, товарищ командир!..
В купе полярного экспресса нас было четверо моряков: трое еще не видевших моря и седоголовый старик в потертом флотском кителе с рядами орденских планок на груди. Этот четвертый был тоже подводник, только давно уже ушедший в запас. Он ехал навестить сына, флотского офицера.
Мы разговорились незаметно.
Вы хоть знаете, хлопцы, в какие края едете, у кого вам на Севере вахту принимать?
И в этом купе услышал я легенду о гаджиевской лодке.
Магомед Гаджиев, Герой Советского Союза, знаменитый подводный ас, родился и вырос в Дагестанетам никто и никогда не видел моря, среди горцев никогда не было моряков, да и сам Гаджиев дорогу к морю нашел не сразу. Комсомольцем-призывником он воевал с белогвардейцами, и там, на равнинах России, впервые узнал, что есть еще в мире безбрежные моря и есть смелые люди, которые их покоряют. И у Гаджиева родилась мечтадобраться до моря. Гаджиев был ранен в боях и вернулся домой, но знакомые горы не могли уже вытравить из сердца тоску по морям. По комсомольской путевке он ушел на флот. Был курсантом военно-морского училища, офицером, служил на подводных лодках.
Когда началась война, Гаджиев командовал дивизионом лодок. На борту многих кораблей уходил он в море на боевые операции, и всегда они возвращались с победой.
Но однажды лодка, на которой ушел в море Гаджиев, не вернулась на базу. И тогда родилась у североморцев легенда о ней.
Нет, говорили, не погиб Гаджиев, выдержали подводники бой. Израненный корабль, скрываясь от преследования, ушел к самой кромке льда, пробился в разводья. Моряки нашли такую льдину, у которой можно ошвартоваться. Приступили к ремонту своего корабля
Тут обрывалась легенда.
«Еще немногои были бы у полюса, но не пускают льды», вдруг вспомнилась фраза из отцовского письма, и я побледнел, и сердце коротко сжалось от непонятного предчувствия.
Может, это легенда о лодке, на которой погиб отец?
И вот я в городе его боевой молодости.
Хожу по улицам, всматриваюсь в их названия. Стараюсь представить себе отца. Он был таким же, как я, всего на несколько лет старше. Он жил в этом городе. Ходил по его каменным дорогам, дышал морским, холодным, солоноватым воздухом.
Улица Гаджиева. Шагаю медленно, вглядываюсь в окна домов. Мне хочется увидеть людей, которые теперь здесь живут.
Улица кружит у подножия сопки, изглоданной взрывами мирного аммонала: продолжается строительство новых жилых домов, и место для них у скал отвоевывают с боем.
Улица спускается к гавани. По узкой дощатой лестнице я сошел прямо к причалам. Передо мной открылась вся бухта. За сопками синело, как предгрозовая туча, открытое море.
Я присел на камень-валун. Их много разбросано по скату сопки. Была середина июня, уже началось полярное лето. У самых ног, среди осколков гранита, зеленели стебли еще не зацветших северных цветов. Они ждали августа.