Вот тебе пакет. Его надо передать Беспрозванному. Срочно! Чтоб Дмитрий Дмитрии успел сегодня же известить и все другие отряды. Идут каратели!..
Действуй! Новоселов нетерпеливо тронул за плечо связного.
Есть!..
Через минуту партизан выводит из сарая белого в яблоках коня, легко взмахивает в седло и мчится по уносящейся вдаль просеке. А сердце разведчицыза ним следом. Скорее, скорее!
Белой птицей удаляется всадник по зелени леса. Марья Ивановна следит за ним сквозь слезы, и на миг показалось ей, что конь летит, не касаясь ногами земли
Через сутки загудело над Клинцовской Дачей, небо заволокло дымом, ночью заполыхало зарево. Силы были неравные. Карателей в десять раз больше, чем партизан. У врага артиллерия и самолеты, танки и броневики. Снова запылали селения. Но жители, предупрежденные партизанской агентурой, вовремя ушли в леса, а после налета вновь вернулись на свои пепелища, в погреба и землянки. Леса горели на пути карателей к партизанским базам, а партизан уже и след простыл.
На третьи сутки к разведчице заявился Крибуляк.
Браво, браво! Победа!.. Партизаны спасены!..
Радостный, жмет Марье Ивановне руки, обнимаетну ребенок и ребенок.
Капитан со своим батальоном держал рубеж против партизан со стороны Воскресенской Дачи. В условленный час, ночью, он открыл дорогу выходящим из окружения народным мстителям, сигналя ракетами. Семь отрядов прошли через его рубеж без единого выстрела, направляясь к урочищам Глухой Хатыни.
Еще дня три по лесным дорогам носились лягушачьего цвета крестатые танки и ходили каратели с собаками, но партизан так и не обнаружили. Фашисты, знать, со злости объявили, что партизаны уничтожены, Спирин, Беспрозванный и все другие командиры убиты. Они и сами не успели поверить в свое вранье, как народные мстители опять напомнили о себе еще более дерзкими и более мощными ударами по гарнизонам и коммуникациям врага.
13
Не всегда есть возможность вовремя передать партизанам свежие сообщения о враге, полученные от словацкого капитана. Будь у Марьи Ивановны крылья, ни одному, даже самому срочному донесению, не дала бы пропасть. Иной раз всего-то в ее распоряжении час-два, а когда еще придет связной и когда он доберется до отряда Больно ей тогда глядеть на своего партнера, больно за себя, что так беспомощна в это суровое время, когда с фронтов третий месяц самые безрадостные вести
Было за полночь, когда Крибуляк постучался к ней. Что бы это значило? В самом условном сигнале что-то спешное, нетерпеливое. Разведчица заторопилась открыть ему, чувствуя, как важен для них обоих столь поздний его приход.
Рихлик!.. Понимаешь?.. Ну как это по-вашему Влак, влак!.. горячо зашептал словак, войдя в хату: от волнения забыл, как будет по-русски поезд. Да, скорый поезд с фашистами!.. Очень важный!.. Только что предупредили меня, чтоб усилил охрану Будет через три часа. Надо срочно предупредить партизан, срочно!..
А до партизан целых шестьдесят километров. И связной в эту ночь не ожидается.
Что ты молчишь?.. Можливо ли такой поезд пропустить?.. Марья, слышишь?.. Тормошит ее за плечо.
Зло на него берет от досады, что так мало времени.
Ты что, машину мне подашь или самолет?! Ну, а я не птица
Раздраженность разведчицы ему понятна. Он резко отворачивается и нервно ходит по комнате.
Что же делать, что делать? Фашисты к Волге рвутся, проклятые!..
Сейчас из четырех братьев Марьи Ивановны кто-то наверняка в самом пекле нового немецкого наступления. Легко ли ей, когда эшелоны врага беспрепятственно идут через Дерюжнуюна восток, туда? И каково ее словацкому другу?
Андрей! осенило разведчицу. А что, если нам самим? А? У меня есть мина. Из тех, что последний раз от тебя принесла. Неизвлекаемая. Не успела в отряд переправить
Браво! Ей, молодец, болшевичка!..
По-доброму, ни он, ни она не имеют права решаться на что-нибудь подобное: их дело разведка, ни в коем случае нельзя участвовать самим в диверсиях, чтоб не ставить под угрозу срыва столь необходимую для партизан совместную разведывательную работу. Особая ответственность на ней, чтобы ни тени подозрения не навлечь на Крибуляка, неизменно пользующегося доверием у немцев, иначе гибель ему и горе для его семьи. Все, что угодно, только не это, лучше умереть самой
Ночь теплая, хоть и август на дворе. Можно идти в одном платье, жаль только, что оно белое: будет в темноте светить. Крибуляк показывает на халат, дескать, накинь на плечи. Конечно, надо надеть егозеленый, лучше нет для маскировки, и на случай дождя неплохо. На головукрасный теплый платок. Потом разведчица вынула мину из-под половицызавернутый в газету кирпичик.
Осторожней, Марья!.. Взорветсяот нас пылинки не останется. Дай-ка я понесу!..
Удобней зайти к дороге с Выселок, там низина, кустарник. Двинулись настороженно. Легкий туман, ни звезд, ни луны. Где-то собаки брешут. Прошли километров пять. Издалека видно, как ходят по железнодорожному полотну часовые, фонариками светят. Крибуляку особо таиться тут незачемего появлению никто не удивится: начальник, пришел проверить посты. И если он осторожничает, то только из-за нее.
Остановились в кустарнике у переезда, прислушались: судя по разговору солдат, вроде бы немцев нет, одни мадьяры и словаки.
Обожди меня здесь!.. Крибуляк направляется к железнодорожной насыпи, передав мину Марье Ивановне.
Разведчице из лозняка слышно, как Андрей Иваныч переговаривается с постовыми. Вот он направился влево по линии; все находящиеся у переезда солдаты двинулись за ним. Свет фонариков все дальше и дальше, вот один вернулся назад, миновал переезд. Через несколько минут строгая речь начальника послышалась справа: за что-то распекает солдат. Перекликаясь по-своему, те гуськом потянулись прочь от него по насыпи в сторону Дерюжной. Что называется, начальник «баншуца» создал все условия для минирования, отослав патрульных.
Крибуляк снова у переезда. Все ближе темный его силуэт и слышней шаги.
Идем скорей, пока часовых нет!.. Мину, мину!..
Пригибаясь, след в след, подошли к полотну. Андрей Иваныч, нащупав стык рельсов, начинает копать ямку.
Посвети! передает фонарик.
Он укладывает мину, Марья Ивановна присвечивает. Чертыхается Крибулякс детонатором у него что-то не ладится. Наконец взрыватель установлен, все в порядке.
Полосочки, полосочки! Напоминает, чтобы замаскировала следы на полотне.
Заделали мину землей, вокруг Марья Ивановна загребла полосыне отличить от тех, какие сделаны часовыми. Крибуляк все тщательно оглядел.
Готово!.. Пойду на всякий случай к охране. А ты скорее уходи, пока не рассвело!..
Еще с детства Марья Ивановна такаячто бы ни произошло, она тут как тут, ей все страх как любопытно. И чем запретней и опасней, тем интересней. Чтоб она да не посмотрела, как будут немцы лететь под откос. Такой редкий случай, может, больше никогда и не увидишь.
Затаилась разведчица в километре от полотна в кустах, на бугоркевсе видно. Ходят по путям солдаты, светят, проверяют. Переживает, как бы мину не обнаружили. Несколько раз приметила по фигуре и походке: вроде бы Крибуляк.
Дрожь пробираетсыро, и холодком тянет оттуда, где медленно-медленно розовеет небо. Долго ждала. Наконец далеко-далеко послышался паровозный гудок. Вот над лесом забелели клубы дыма, и эшелон выскочил из-за деревьев, стуча колесами. Танки на платформах, стволы пушек задраны вверх, пулеметы на крышах приторочены, из теплушек выглядывают солдаты.
Беспокоилась, не ошиблись ли они в чем, укладывая мину, боялась, что эшелон останется целым, кажется, что он давно уже достиг опасного места и что теперь уже никакого взрыва не будет. И вдруг страшный гул потряс утреннюю тишину. Паровоз вздрогнул и под жалобный рев гудка, подобно смертельно раненному зверю, повалился набок. Вагоны, столкнувшись, полезли друг на друга, словно спичечные коробки, рухнули телеграфные столбы, порвались провода. Лязг буферов и грохот разрывов, крики и стоны раненых, беспорядочные выстрелы и красные языки пламени.
Пока наблюдала за крушением эшелона, за беготней солдат у горящих вагонов, стало совсем светло. К месту диверсии из ближних сел и хуторов скакали конные полицейские, шли пешие. Несколько раз Марье Ивановне пришлось нырять в коноплю. Пожалела, что ослушалась Крибуляка и не ушла затемно: чего доброго, так и угодишь под полицейскую облаву.