Спутники Самониной прокричали: «Хайль!», им ответили. Разведчица пристроила свою сумку у стены, осмотрелась: кажется, можно обойтись без угощений, незачем добро на ветер кидать. С холодком легкой тревоги почувствовала, что сейчас окажется здесь в центре внимания.
Майн гот!.. Браво!.. Офицеры помоложе узнали Марью Ивановну и выжидающе уставились на старшего по чину: ему первое слово.
Полковник, опершись руками о стол, поднял из кресла свое грузное тело, пошатываясь, направился ей навстречу. Пузатый, обрюзгшийаж рвать тянет, на него глядючи, а надо улыбаться фон Дитриху и руку ему протянуть для поцелуя. Приложившись к ее запястью, молодится, как петух, выставляя грудь и звеня наградами, что-то лопочет ей слюняво, приглашая для разговора очкастого. Тот, поклонившись, переводит ей слова коменданта:
Господин полковник просит очаровательную даму украсить нашу солдатскую компанию. Он говорит, что, хоть и сам гость, все же имеет честь пригласить вас к нашему столу. Пожалуйста!..
Хозяева наперебой предлагают гостье свои услуги, учтиво уступают место у стола.
Сняла шапочкуволнистые русые волосы упали на плечи. Шубку разрешает снять Крибуляку. Марья Ивановна в кремовой шелковой кофточке, которая так ей к лицу, и в коричневой шерстяной юбке, тонкая, стройная. Просит, чтоб кто-нибудь проводил ее в туалетпомыть руки. Знакомый по казино лейтенант ведет ее коридором в угловую комнату. Заглядывая в классы, разведчица примечает, где, у каких окон расположены кровати, чтоб партизанские гостинцы угодили как раз по назначению. Одиннадцать коек насчитала. Одиннадцать офицеровэто будет чувствительный урон для вражеского гарнизона
Место у разведчицы за столом рядом с полковником. По другую сторону Андрей Иваныч. В честь гостьи распечатывается новая бутылка вина, ей наливают, она отстраняет рюмку.
Это ром! Очкастый вручает ей рюмку, приходится брать. Ваше здоровье!
Фройляйн! Офицеры тянутся чокаться с нею. Крибуляк смотрит укоризненнозначит, пить опасно.
Она и сама понимает, что этого делать нельзя: никогда пить не приходилось, и как знать, что с ней может произойти, если она вдруг опьянеет. Показывает немцам, скрестив указательные пальцы, вот, дескать, что мне будет, если выпью, капут, значит.
Наверное, болеете? Седой в очках участливо вглядывается в ее лицо.
Да, болею Желудком страдаю
А желудок у самой, пожалуй, и гвоздь сможет переварить. Очкастый пристает с расспросами, где болит и как. Перекинулся несколькими фразами с комендантом и снова к разведчице:
Яврач, давайте осмотрю вас. Пожалуйста, на диван!..
Нет, что вы, лучше в другой раз.
Полковник оборачивается к ней выжидательно, глядит хитровато и трезво. Поняла: значит, затевается проверка. В этом же убедил ее взгляд Андрея Иваныча: в нем затаенный испуг, а у разведчицыхоть бы в одном глазу. Конечно, опрометчиво было врать о болезни, так и в подозрение попасть недолго. Но пусть осмотрит, разве он что-нибудь поймет.
Если уж хотите помочь моему здоровью, я буду очень рада.
Спокойно прилегла на диван, разрешая врачу ощупать живот. Немец давит осторожно, чтоб не сделать слишком больно.
Здесь?
Нет, выше.
Здесь?
Ой, доктор, ой!.. Разведчица ойкает, морщит лицо, как от нестерпимой боли.
Да-а Седой горестно качает головой, снимая очки. Желудок у вас больной Приходите, я вас полечу!
Спасибо!
Глянула на своего напарника: дескать, ну вот и все, напрасно волновался. Села за стол, непринужденно потянулась к вазе за конфетой.
О, Марья любит шоколяд! фон Дитрих услужливо пододвигает вазу. Битте, битте!
Жаль, что он тут всего лишь гость, этот боров с крестами, а то ночью было бы ему «битте».
Немцы пьют, любезничают с ней, Крибуляка вроде бы и не замечают. Конечно, не будь при нем Марьи Ивановны, разве они его пригласили бы к себе. А он все еще не освоится после неприятного эпизода. Надо как-то разрядить обстановку. Разведчица просит гитаруее она видела в одной из комнат, когда ходила умываться.
Браво!
Офицер, оказавшийся расторопней других, приносит инструмент. Задумчиво тронула струны, вполголоса начала одну из своих любимых песен:
Виновата ли я, виновата ли я,
Виновата ли я, что люблю
Грустным взглядом уставилась на своего партнера, и тот неожиданно оказался в центре внимания.
Виновата ли я. что мой голос дрожал,
Когда пела я песню свою
Немцы заулыбались, довольные, некоторые даже пробуют подпевать, сам полковник гудит хрипловатым басом:
Ви-ньё-ва-та ли я, ви-ньё-ва-та ли я
Играя на гитаре, Марья Ивановна приникла головой к плечу капитана, он обнимает ее осторожно за талию. И, наверное, завидуют ему сейчас немцы: дескать, удачлив этот словак.
У, мой котик! Разведчица целует Крибуляка. Безумно люблю Андрея, безумно!..
Очкастый, хохоча, перевел немцам эту фразу, и все зааплодировали, что-то выкрикивая капитану; тот улыбается, польщенный.
Виновата ли я, виновата ли я
Немцы развеселились вовсю, приплясывают и покачиваются в такт песне. А когда закончила, все устремились к ней, целуя руки. Сам комендант расчувствовался:
Данке шён! руку прижимает к сердцу, дескать, благодарен.
После этого фон Дитрих собирается удалиться. Хороший повод для того, чтобы и им уйти восвояси. Марье Ивановне надавали гостинцев: шоколаду, печенья, конфет, наговорили всяких комплиментов, высказывая пожелание почаще видеть ее у себя
Спустя полчаса Марья Ивановна выходила из кабинета Крибуляка. За пазухой у нее план расположения гарнизона, в руке полная сумка лимонок, укрытых сверху пирожками и офицерскими гостинцами. Одна из гранат в рукаве под резинкой, заряженная, так, на всякий случай.
А не забоишься? тревожится капитан.
С таким-то оружием? Будь хоть сам сатана с рогами, оборонюсь!..
Проселок от станции на Ясный Клин идет вдоль железнодорожного полотна, затем, сделав у лога извилину, сворачивает к лесной опушке. Идет разведчица, несет свой тяжелый груз через логи на тебе, выходит ей навстречу из кустов Жорка Зозолев. Изрядно пьяный, без автомата, на поясе пистолет болтается.
Стоп! куражится полицай. Госпожа капитанша!.. А чего у тебя в сумке, дай-ка проверю!..
Ну, ну! Сверкнула гневно глазами. Вон валежина, огрею! Жорка останавливаетсяему ли не знать норова своей бывшей односельчанки, «Мани-Чапай»: сказала, прибьет, значит, прибьет.
А может, у тебя там патроны?!
Что у меня, или патронный завод свой!..
Смотри у меня!.. Видала? Тянет из кармана кузнечные гвозди, заготовленные для Беспрозванного. А то они могут и для тебя пригодиться!..
Вот пристал, зараза. А сама думает: «Как бы улизнуть от пьяного полицая?» Пожалуй, только по кустам и можно.
Госпожа хорошая, может быть, ты знаешь, какие тут посты?
Какие тебе посты! До постов далеко. Сейчас пасхальная неделя, а потом вербное, еще будет спасовка, успенье, мясоед, масленица
Самабоком, боком, боком, подальше от Зозоли. Между ними уже метров тридцать.
Ты мне дурочкой не прикидывайся Стой!.. Спохватился, шарит рукой по кобуре. Да разве Самонина остановитсяотмахивается от полицая, дескать, некогда, не до тебя, идет спокойно к опушке леса. И пусть орет, пусть стреляет, разве на таком-то расстоянии он попадет в нее из своего пистолетика. А коль увяжетсяпонюхает лимонку. Бояться нечего, пусть он сам теперь ее боится!..
Спотыкаясь и матерясь, Зозолев поплелся за ней, а ее уже и не видно за деревьями. Остановился у березы, покачиваясь, преследовать «капитаншу», видать, не посчитал нужным
Марья Ивановна благополучно добралась до дома. А в полночь принесенными ею гранатами партизаны забросали немецкую комендатуру и спящих офицеров, «похристосовались» с фашистами, уничтожив на станции почти все вражеское начальство. С нашей стороны потерь нет.
12
Диверсия в Дерюжнойэто лишь одна из многих боевых операций, проведенных весной этого года партизанским отрядом, возглавляемым командиром Спириным и комиссаром Беспрозванным. Один за одним летят под откос фашистские эшелоны. Горят склады и восстанавливаемые оккупантами промышленные предприятия. Участились налеты на полицейские гарнизоны и волостные управления. Все поселки и деревни, примыкающие к лесам, целые сельсоветы находятся под контролем народных мстителей, населению возвращены скот и хлеб, отобранные фашистами.