Николай Яковлевич Олейник - Жилюки

Жилюки

Книга перваяВЕЛИКАЯ ГЛУША

Ровное, укатанное возами, а изредка и машинами, шоссе тянулось длинной, широкой лентой, поднималось на холм, где среди зелени белел графский дом, а ему, Андрону, холера ясная, надо сворачивать. И так всю жизнь: кому мощеная, торная дорога, а кому пни да выбоины.

 Н-но! Оглядывайся

Пузатая, облезлая кляча упиралась, настороженно пробовала копытом землю. Воз медленно скатился с насыпи, немного продвинулся и остановился: впереди  во всю колею  стояла лужа.

 А ну!  Андрон замахнулся и ударил по костлявой спине.

Лошаденка рванулась, вскочила в лужу  воз чуть не поплыл по мутной, поднятой колесами воде. Уже почти выйдя из воды, он обо что-то ударился, накренился Андрон дернул вожжами, поднял кнут. В задке треснуло. Через минуту воз был на сухом, но без заднего колеса.

 А чтоб тебя вихрем унесло с твоими дорогами!  неизвестно кому посулил Андрон и принялся вытаскивать из грязи обод. Обод был покорежен, тоненькая шина лопнула.  Ну что теперь делать?  развел руками Андрон.

Оставленная без присмотра лошадь потянулась к траве, и он накинулся на нее.

 Тебе бы только все жрать,  саданул ее коленом под ребра.  Волки бы тебя съели.  Но выпряг, пустил попастись.  Что стоило объехать это проклятое место,  укорял себя,  так нет, поперся

Сердито сплюнув, Андрон взял топор и отправился в ольшаник.

 Холера ясная! Себе наделали дорог  хоть боком катись, а тут ямки да переямки А чьими руками все сделано? Людскими. На чьи средства? Тоже на людские, на мужицкие. Так это справедливо, скажите на милость?

Молодая, едва покрытая листьями ольха, которую он облюбовал, выгибалась, пружинила.

 Ну, ну, глупая,  приговаривал Андрон,  чего упираешься? Думаешь, мне тебя не жалко? Видишь, какая у меня морока.

Но дерево не поддавалось. Тогда Андрон скинул свитку, поплевал на ладони, тюкнул по тугому от сока стволу и уцепился за него обеими руками. По опушке разнесся печальный, похожий на скрип треск.

 Вас кругом вон еще сколько,  словно оправдывался Андрон, очищая ветки,  а мне надо как-нибудь доехать.

«Э! Одной, наверно, мало, не выдержит. Надо еще».

Срубив еще одну ольху и подтянув к возу, он стал прилаживать ее вместо колеса.

К селу старый Жилюк подъехал в полдень. Чтобы хоть немножко сократить дорогу и не попасться на глаза сельским насмешникам, он решил проехать за гумнами. Когда-то там была дорога, и все, чтобы не тащиться через село, ездили по ней. А летом с поля или сенокоса, если, конечно, кто его имел,  тем более. Правда, в прошлом году, после того как кто-то задел скирды графского жита, управитель как будто закрыл дорогу. Но это было осенью.

Старый, как Андронова беда, воз едва покачивался на выбоинах. Худая конская спина курилась потом. Да и сам Андрон задыхался, идя рядом.

 Ну, ну, гнедая!  уже ласковее (хоть и незавидная, но все же лошадь) приговаривал он, а кое-когда и подсоблял скотине.

У поворота, словно кого поджидая, стоял постерунковый.

«Тебя, брехуна, только и не хватало, век бы не видеть твоей паршивой рожи!»  мысленно бранился Андрон. Но, проходя, поклонился, коснулся растрепанных волос.

 Плохо здороваешься, хлоп. Или, может, разучился?  послышалось сзади.  А ну, стой!

 Да видите, пан Постович, не до здорованья мне,  остановился Андрон.

Постерунковый обошел воз.

 А почему ездишь, где не дозволено?

 Откуда же мне знать, что там не дозволено? В прошлом году говорили

 Панский указ один, что в прошлом году, что ныне!  рассвирепел Постович.  Три дня дорожных работ получишь, скотина!

 Побойтесь бога, пан Постович, ведь весна. Да и пока колесо еще справлю

 Чтоб хорошенько запомнил, пся крев.  Короткая упругая лозина играла в руках стражника.  Да гляди, не вздумай хитрить  я старосте передам.

Постерунковый ушел, а Жилюк, подобрав вожжи, занукал дальше.

 Чтоб тебя три дня носило по болотам да пропастям,  ругался он, подъезжая к дому,  дух из тебя вон, собачий ты сын!

 Эй, Андрон! Кому это ты такие посулы шлешь?  спросил красный, словно жнец в полдень, Устим Гураль. Он стоял, опершись на плетень, и попыхивал трубкой.

 Да где же это видано, чтобы так издевались над человеком?  Радуясь случаю отвести душу (дома и слушать не будут, там свои заботы), Андрон взял поближе к тыну и забросил вожжи на колышек.  Обломался, видишь, в дороге. А он прицепился  куда едешь да зачем? Три дня дорожных работ накинул. Это как, по-твоему?

 Сервитут,  хитро прищурился Гураль.  Иль позабыл?

 Нельзя уже ни пройти, ни проехать  продолжал Андрон.  Ну, погоди. Они думают, если Степана нет, так все сойдет.

 Уж ты и про Степана вспомнил?

 А как же, не отец я ему, что ли?

 Отчего ж, отец. Только

 Нет, ты скажи,  перебил Андрон,  долго будут нас давить эти сервитуты?

 Пока не задавят.

 Дудки! Отольются волку овечьи слезки. Ох отольются!

 Не кричи,  Гураль оглянулся,  еще кто-нибудь услышит.

 Разве я не правду говорю?

 За такую правду люди кандалами звенят. Вот послушай лучше, что я тебе скажу.

Андрон взглянул выжидающе.

 Будто бы граф хочет открывать каменоломню.

 О-о!  не удержался от восторга Жилюк.

 Был сегодня у старосты  слышал. Словно бы дорогу до Глуши будут делать.

 Вон как! Что бы это могло значить?

 Захотелось панам нашего леса, вот что.

 Холера ясная! Мало они его уже свели?  И вдруг спохватился:  Но это же ведь работа? Свежая копейка в руки!

 Конечно, конечно. Поживем  увидим.  Гураль перешел на шепот:  А что касается сервитута, приходи, поговорим.

На том и порешили.

Дом Жилюка  за вербами. Деревья старые, накренившиеся, стволы уже мохом поросли. Между вербами  плетень, еще покойный отец поставил. Пора бы уже и обновить, уже и хворост нарублен, да разве из-за этой проклятой нищеты успеешь? Гоняешься за грошом, как нечистый за грешной душой. А что толку? Одна морока. Хоть бы и сегодня. Взял за клюкву, что отвез панам, два злотых с чем-то. Ну, скажем, три. Но, люди добрые! Ее почти неделю собирали по болотам, по воде. Еще неизвестно, каким боком это вылезет А они  мелкая, мол, почернела! Пойди, найди лучшую, холера ясная Три злотых Обломался на добрых пять. Вот тебе и вся выгода!

В воротах стояла Текля. Худая, высохшая

 О, уже стоит, высматривает! Сейчас начнет: почем продал, сколько взял? Все до грошика рассчитает, даром что неграмотная. И откуда это у баб такая сметливость на деньги? Э, да она как будто в новом платке! С чего бы это? Ах, проклятая баба! Седина в голову, а бес в ребро. Не молодость ли вспомнила?..  Ты бы лучше лужу эту в канаву спустила, чем так стоять,  уколол жену Андрон, въезжая во двор.

 Суббота ведь, Андрон, воскресенье уже наступает.

 А я, по-твоему, еще и дома по лужам должен прыгать? Допрыгался вот.

 Чего в дороге не случается.

 Не случилось бы, если бы не твоя паршивая клюква.

 Это почему же? Сам ведь говорил: «Соберите, отвезу».

 Ну ладно.  Андрон начал выпрягать лошадь.  Иди приготовь поесть да забери лукошки.

Текля схватила пустые лукошки, метнулась в хату. «Не иначе как что-то замышляет,  глядя ей вслед, подумал Андрон,  а то с какого беса такая послушная сегодня?» Во двор вбежала девочка, запыхавшаяся, бледная.

 Татуня, привез гостинца?

Тупая боль ударила Андрона в сердце.

Пошарив в бездонных карманах, он достал два маленьких кусочка сахара  выпросил, когда угощали у панов чаем.

 На.

Девочка сдувала с кусочков пыль, по крошке откусывала сахар, сосала. И так была рада, таким счастьем светились глазенки, что у Андрона подступили к глазам слезы. С трудом проглотил тугой, давящий клубок, подкатившийся к горлу, сурово взглянул на покрытое грязью детское личико.