Стоп. Я сказал«человек»? Прошу прощения. Не человек, конечно. Курсантов.
Короче, ездит этот танк туда-сюда по этому конвейеру, и смотреть на всё это интересно ну максимум на первых двадцать, потом надоедает. Народ лежит в сторонке на земле и задумчиво курит, наслаждаясь тем примечательным фактом, что вот ведь какой момент удивительный, аж до невозможного расчудесный, что почему-то не заставляют ни ползать, ни бегать.
И тут занимает окопчик очередной курсант... ай, не скажу фамилию. Какая разница? Пусть это будет просто курсант по прозвищу, ну, допустим, Пряник. Вкогтился в гранату и вперился взглядом в громыхающий танк, который вот уже в семидесятый раз тронулся и поехал одним и тем же маршрутом длиной в сто метров.
А когда на тебя едет танк, и ты нормальный мужик, то в тебе просыпаются сразу и Паршин, и Цыбулько, и Красносельский с Одинцовым. И все панфиловцы числом двадцать восемь. Потому что ну просто до боли в челюстях хочется швырнуть эту гранату в рычащую и попёрдывающую выхлопом здоровенную железяку, пока она на тебя не наехала и не раздавила. Однако правилами зачёта это не предусмотреножелезяка не давила, а просто ехала.
Жара; командир танка в свои ларингофоны сказал мехводу, что вот, мол, всё нормально, что вполне безопасно проехали по очередному гранатометателю, и устало стянул с головы осточертевший шлемофон. Ну, всего-то буквально на полминуткивспотевшую башку ладонью вытереть. Вот тут-то ему в самый кумпол пряниковская граната и прилетела.
Тук!
И он безвольным мешком свалился внутрь башни, напоследок успев матюкнуться так, что перекрыл рокот боевой машины, и что слышно было, наверно, аж на Мекензиевых горах. Его замотали бинтами и заменили на другого, который не только не снимал шлемофон, но ещё и застегнул его по всем правилам.
Потом здоровенный рыжий капитан, подводя итоги зачёта, особо отметил действия курсанта ... м-м... Пряника, подчеркнув исключительную точность и мощь его броска. Посмеиваясь при этом.
А потом нас опять повели куда-то бегать, ползать и стрелять до самого ужина. Две недели практики в морпехе для будущего морского офицера-ракетчикаэто не хухры-мухры. Жуть египетская. Уважаю морпехов. Даже побаиваюсь слегка.
ПРИКАЗАНО ВЫЖИТЬ!
Шлюпочного похода после первого курса не было. А жаль. Было бы здорово прогрести вдоль красивых крымских берегов, да ещё и под парусом. Что-то там где-то в планах учебных переклинило, и не пошли мы вдоль Чёрного моря шлюпарять.
Зато практика на крейсере была ого-го. Традиционный «Мандариновый поход». Да с тремя пожарами. Планировали, кроме Новороссийска, Поти и Батуми, на обратном пути зайти ещё и в Одессу, но командир корабля капитан первого ранга Миленко (который лично тушил третий пожар в посту РЛС «Кливер»), плюнул и велел повернуть в Севастополь, пока совсем не сгорели.
На «Дзержинском» я написал свою первую нормальную песенку «Старый крейсер». Писал, в общем-то, просто так; матросы переписывали её себе в дембельские альбомы, я потом про неё вообще позабыл, и лишь в мае 2010 года неожиданно узнал, что она попала в шеститомник «Крым в поэзии», и что составители сборника автора песенки по Интернету с фонарями разыскивают Но не будем забегать вперёд.
После крейсера был морпех; за две недели нас практически отучили передвигаться шагомтам у них всё либо ползком, либо бегом. Там я впервые узнал, что такое горящий напалм и увидел, как воздействует на человеческую голову пуля калибра 5,45 мм. Морская пехотаэто, как сейчас принято выражаться, «жесть».
Каждую неделю у нас кого-то отчисляют. Из нашей роты, из других рот и с других факультетов. Отчисляемого всегда выводят перед строем; он уже пришил матросские погоны и сейчас отправится на действующий флот. Замначфак по политической части (кличка Бульдог) долго перечисляет о нём всё плохое, что только может припомнить и придумать. Все угрюмо молчат. Грустное зрелище.
Чаще всего отчисляют за пьянки, за самоходы, за «переодевание в гражданское платье» и прочие залёты по дисциплине. Режепо неуспеваемости. Что ни говори, в военном училище трудно «не успевать». Вся система заточена на то, чтобы ты успевал. Притом так, чтобы тебе минимум восемь часов сна оставалось. Сонэто святое. Нахождение после отбоя не в горизонтальном положении очень не приветствуется.
И всё равно хочется спать. Больше по привычке, оставшейся с первого курса. Что называется, «из принципа». Организм адаптировался, окреп. Психика тоже, однако нужно очень постараться, чтобы не вырубиться на первой паре. По-прежнему идут общеобразовательные наукивсё те же высшие математики и физики, добавился сопроматвсякие балки-укосины и эпюры их напряжений. Офицер запаса Рубен Альбертович Бадальян, увлечённо рассказывающий нам про ледебурит и аустенит, для меня сейчас самый добрый Оле-Лукойе. Двойки на летучках и лабораторных работах всё же заставляют кое-как учить ненавистный предмет. Будут двойкине будет увольнений по субботам. А Севастополь тянет, манит, и зовёт. В Севастополе много всякого.
Я влюблён в этот город. Нет равных ему. В нём даже воздух особенный. У меня спирает дыхание от радости и счастья, когда я иду его улицами. Но расслабляться нельзя ни на минуту, ибо в Севастополе самая злобная комендатура из всех флотских комендатур. Шестьдесят с лишним патрульных групп шныряют по городу, и каждой из них поставлен жёсткий план. Если план не будет выполнен, группа останется в комендатуре, а утром отправится на гауптвахту, на мыс Хрустальный. Про это заведение рассказывают страшные истории, я туда не хочу, а поэтому зорко сканирую окружающую меня объективную реальность. Едва завидев патруль, я прячусь в переулках, я перехожу на другую сторону улицы и вообще стараюсь ходить огородами, тропами Хо-Ши Мина. Сны про то, как убегаю от патруля, ещё лет тридцать потом будут сниться.
Гулять по городу в «гражданке» ничуть не безопасней. Вычислить военнослужащего срочной службы, переодетого в «гражданку», проще простого (надо всего лишь знать как). Да и особо не занимается тут никто вычислениямисцапали, привезли в комендатуру и там разбираются; если товарищ оказывает сопротивление, то набили морду и связали, а утром выясняется, что это студентик, который сдуру, вопреки моде, зачем-то постригся под аккуратную «канадочку» (ещё и дешёвые тёмно-синие носки надел по причине студенческой бедности). А младшие курсы у нас вообще пострижены под полубокс. Чтобы патрулям проще было. Сколько раз я бегал от патруляя уже и не помню. Много. И будучи патрульным бегал, только не «от», а «за». Куда ж деваться, служба Впрочем, в погонях «за» мы не очень-то напрягались. Не выкладывались, так скажем.
Ещё мы изучаем электротехнику, которая чуть позже превратится в спецэлектрооборудование. Грызём теорию устройства и живучести корабля. Тушим всякие пожары на УТКна специальном учебно-тренировочном комплексе, там же боремся с затопляющей отсек холодной водой.
Мы уже начинаем что-то понимать в жизни и в службе, благо рядом всегда много старшекурсников, а также офицеров-воспитателей-преподавателей. Многие из них служат прекрасным примером, каким надо быть, некоторые наоборот. Это очень яркие и запоминающиеся примеры. Не хочу останавливаться на вторых, но они тоже нас учаткак хорошему, так и плохому. Впрочем, всё на свете относительно А ещё есть Учителя с большой буквы. Мы их боготворим, безумно уважаем, любим, побаиваемся и ловим каждое их слово. Жёсткие, справедливые, мгновенно принимающие решения, харизматичные, и в то же время добродушные, ни в коем разе не самодуры. Великолепно знающие своё дело. Широко известные на действующем флоте. Кандидаты наук, доктора, профессора. Капитаны разных рангов. Бывшие командиры кораблей, бригад, дивизий, бывшие флагманские специалисты. Старые, помоложе и вообще без возраста. У некоторых в Системе учатся их дети. Им от папаш всегда достаётся больше, чем другим, и мы это видим.
А я уже не десятый по списку. Я теперь 12409: Володю Бессмертного отчислили за пьянку ещё на первом курсе. Кроме него, отчислены Витя Луковский, Шура Сташкевич и Серёга Кудрявцев (наш старшина класса), все трое за самоход и пьянку. И ещё: две роты нашего факультета объединили, отправив один из двух наших классов на второй фак. «Аз»-роты больше нет, а есть одна 12-я ротачетыре взвода-класса примерно по тридцать обормотов в каждом.