В своё время он закончил доблестные Нахимовские ясли в Ленинграде («и юность перетянута ремнём»), но бывших нахимовцев, сиречь «питонов», не выносил и глумил откровенно. «Ах, выпитон?! Агаааа!!! Пито-он!!! Мальчонкапитон! Питооония... сказать, что такое ваша питония? ДОПКА! Ясно вам?! ДОПКА!!! Добровольное Общество Помощи Красной Армии!.. Салапей! Фенрик!» Обычно после этого смачно ставилась двойка. Чвяк! Свободен, пупсик.
Монолог на консультации:
Йяяя... оцениваю курсанта по пяти параметрам: подход, внешний вид, бодрость голоса, знания, отход. Ну, подход-отход, конечно, пяяять баллов, ну... Внешний видконечно, пять, нагладитесь перед экзаменом, надраетесь... Бодрость голосану-ка, вот вы там, юноша... вякните чё-нить. Ну-у! Во-о! Пять баллов, адназнааачна!!! Так. Теперь допустим, что знанияноль. Складываем, берём среднее арифметическое; получается «четыре». Ну и чего вы бздите? У меня четвёрку получитьраз плюнуть...
На самом же деле не всё было так просто.
Сначалаподготовка к экзамену. Если на преподавательском столе нет шести бутылок «Боржоми» (именно «Боржоми» и именно шести!!!), пепельницы и годовой подшивки журнала «За рулём», то старшина класса получал два балла автоматом. Независимо от знаний, званий, заслуг перед военно-морским флотом и внешнего вида. Форточка на экзамене открыта постоянно, это уж само собой. Если во время ответа Шура начинал тихонько насвистывать себе под носвсё, хана, дело швах. Это кому-то два балла. А после первого двульникаещё семь. Подряд. Независимо ни от чего. Прынцып-с. Восемь «бананов» один за другимэто при любом раскладе. На каждом экзамене, в каждом классе. Это закон. Потому и называли экзамен по истории КПСС занзибарской лотереей. Поставлены кому-то два шаравсё, следующие семеро могут даже не рыпаться. Могут даже не заходить и билет не брать. Бесполезно. Почему занзибарской? Не знаю, история КПСС об этом умалчивает.
А тут перед экзаменом: «Товарищ капитан пер-ранга, 112-й класс для сдачи экзаменов по истории КПСС готов!»
Шура, ехидно:
Готов? Нууу... щас проверим, насколько. Та-ак... ну-ка... кто тут у меня желает получить «пять»? А?
Один святой, сдуру: «Йя».
Фамилия? Лыков? Идите, «пять». Свободен.
Тот уходит, обалдевая. Все тоже обалдели.
Так... Кто желает получить «четыре»?
Блин... что-то здесь не то... но где подвох?! Ещё две руки, неуверенных.
Фамилии? Дульков, Матусевич... свободны, «четыре».
А ведь от Шуры чего угодно можно ждать.
Ну и, хе-хе, насколько я понимаю, все остальные надеются получить трояк? Проскочить? На шару?! А вот ХЕРРР-С ВАМ-С!!! Не состоится! Аллес! Капут! Мажьте, детки, попочки вазелином. Щас будем матки выворачивать...
Ну, про маткиэто уж традиционно, а вы думали.
И пошло, и поехало. И вывернул: всем по обещанному трюльнику. А восьмерым«бананы». Подряд. Старшине класса в том числе. А как же! «Питон» ведь. Поэтому выпускные питонские знаки на экзамен у Шуры старались не надевать, а дырки от них всячески маскировали. Но разве от Шуры замаскируешься? «Питон! ДОПКА! Два балла, свободен».
А как-то раз стоит на летнем экзамене курсантик, мается, блеет что-то Шура даже не слушает вроде. Глоток «боржоми», папироска. Листает подшивку «За рулём». Жара. Лето. Пот ручьём. Знанийноль, конечно. Первый курс, не до знаний, тут выжить бы. А Шураглоток минералки, папироска, листает... насвистывать чего-то начал. За дверями: «Всё! Засвистел! Хана!» Бедняга по инерции несёт какую-то ахинею о двоевластии... апрельские тезисы... разоблачение Троцкого... манифест Маркса... чушь несусветная...
Шура поднимает голову и с сожалением глядит на бедолагу поверх очков. Ласково:
Вот что, братец-кролик. Давай так: вот сколько раз павлин за окном чирикнет, столько баллов и поставлю. Идёт?
Парочка павлинов жила за училищным забором в санатории-бляdотории, который между бухтой Песочной и Солнечным пляжем. Кричали они на всю округу, громко и мерзко, достали всех. А тут, как назломолчок. Полчаса... сорок минут... почти час уже... тикает Тишина. Ждут. Парень извёлся весь, вот-вот рехнётся. У Шуры «Боржоми» на исходе. Старшину класса за дверями откачивают уже. Полтора часа. Курсантик еле стоит. Шура журнальчики про «жигули» листает. Вдруг за окном:
Ква-а-а-а!!! Ква-а-а-а!!!..
Всё. Пиз...
Ква-а-а-а!..
Шура растекается в улыбке, отрывается от чтива:
Иди, сынулька, топай в свой отпуск. Живи. Дыши. Три балла. Давай-давай. Оревуар.
А тот в стоячем обмороке давно...
А как-то раз, сказывают, Шура зачем-то летел в самолёте из Москвы и, чтоб скучно не было, полез к стюардессам, отнял у них микрофон и закатил обалдевшим пассажирам лекцию о международном положении. На весь полёт. Лётчики, говорят, заслушались и чуть в Норильск вместо Симферополя не улетели.
Но я того не видел и не слышал, поэтому про это не буду. А что сам видел и что сам слышалпро то и написал. Про Шуру Барабанова и про экзамены по истории КПСС. Я, кстати, в первую же зимнюю сессию у него «банан» получил, причём первым, а не восьмым. Хорошо хоть, пересдавал не ему, а одному из его помощников. Их двое было, два кап-три раздолбайного вида. Шура любовно называл их «зелёными подоконниками». А через полгода проскочил на шару, был в самом конце списка, когда у Шуры двойки уже иссякли, их же у него восемь всего... вот так вот повезло. А потом и история КПСС у нас закончилась, потому что на второй курс перешли. Дальше марксистско-ленинская философия была, и вёл её нам старый-престарый капраз, деда Миша Буров, добрейшей души человек
ПРО СВОБОДНОЕ ПАДЕНИЕ
В Севастополе летом тепло.
И даже жарко.
Поэтому при первой же возможности все раздеваются до трусов. Трусы бывают импортные, обычные и военные. Военные отличаются от прочих материалом, цветом и покроем. Покройэто то, что выводит военные трусы в особую категорию. Трусы военного покроя исключительно удобны для всех действий, связанных с их общим и частным предназначением.
Военно-морские трусы отличаются от просто военных только тем, что в них засунут моряк. Они легко трансформируются в плавки и обратно в трусы; также их можно использовать в качестве ветоши, притом не снимая. Теоретически ещё и как парус, но лично я пока не видел.
После того, как во время Мандаринового похода мы трижды не сгорели вместе с крейсером «Дзержинский» (бортовой номер 106), нас приткнули на обычное его место возле Угольной. Крейсер собирались ставить в док, а потому полным ходом пошла выгрузка боезапаса.
Как это происходит? А просто. К левому борту подходит здоровенная самоходная баржа, и на неё сгружаются все снаряды.
Снарядов на крейсерепрорва. Это, во-первых, снаряды 152-миллиметровые, главного калибра (три трёхорудийные башни). Во-вторых, стомиллиметровые универсального калибра (шесть двуствольных артустановок). В-третьих, это зенитные пушечки калибра 37 мм, шестнадцать двуствольных автоматов. А есть и в-четвёртых.
Четвёртоеэто зенитный ракетный комплекс «Волхов». Эту сухопутную дуру взгромоздили на крейсер вместо одной из кормовых башен главного калибрапервый весёлый опыт установки зенитных ракет на надводный корабль. Огромная пусковая установка плюс соответствующие стрельбовые антенны-тарелки. Этот «Волхов», говорят, даже стрелял однажды. Ракета улетела в сторону цели, потом передумала и повернула обратно, наводясь на излучение своих же антенн. Не долетев метров сто или двести до кормы крейсера, плюхнулась в воду, но все успели обосраться. Эксперимент мог закончиться весьма печально, поэтому его больше не проводили, и ракет на борту не было вообще.
Кто куда, а наша неразлучная четвёрка попала в нижний погреб второй носовой башни главного калибра. Четвёркаэто мы, курсантики: Вовка Шулин, Серёжка Ковалевский, Андрюша Быченков и я. Нас заинструктировали по самое «не хочу» и засунули в закрома крейсера.
Погреба расположены под башнями. Снаряды отдельно, картузы отдельно. Картузыэто такие шёлковые цилиндрические мешки с порохом. Во время стрельбы элеватор подаёт в башню очередной снаряд, а другой элеваторкартуз. Снаряд загоняется в ствол, который после очередного выстрела устанавливается на угол заряжания восемь градусов, потом туда запихивается картуз (или даже два, уже не помню). Замок орудия закрывается, ствол поднимается на угол стрельбы, и можно палить по супостату. Снаряды бывают разныефугасные, зажигательные, осколочные и ещё какие-то, и весят они примерно по полста пять килограммов. Чуть больше полметра в длину, а диаметр, как я уже сказал, сто пятьдесят два миллиметра.