И когда, наконец, он просунул руку в нору и вытащил комель провалившегося в подкоп дерна с той стороны, где жизнь и свобода, он замер от счастья
Только бы не услышал часовой!.. Теперь к нему вдруг вернулось спокойствие, тяжелое, каменное. Каждое движение стало расчетливым. Все его чувства, как радары, были направлены в ту сторону, где сейчас находился часовой, и они ловили точные импульсы, предупреждая его приближение.
В темноте он не видел ног часового, но чутко угадывал каждое его движение. Вот он дошел до угла хаты, вот оглянулся, вот снова завернул за угол.
Еще немного. Нора расширена Он протиснулся в нее и выглянул. Вблизи темнеет плетень, а за нимполе!.. Спасительное поле!..
Бежать!.. Бежать!.. Не медля ни секунды!.. Бежать!..
И вдруг ему стало страшно от чувства безнадежности. Куда он пойдет?.. Где будет искать спасения?.. Один! Без компаса! Не зная обстановки!.. Его же найдут и пристрелят, как только взойдет солнце
Нет, надо ждать! Ждать, когда придет девушка!.. Но ведь это безумие!.. У нее же не хватит сил справиться с часовым!.. А каждую минуту могут появиться те, кто должен его убить
Шаги!.. Уже идут!.. Нет, это часовой!..
Леон стремительно втянулся назад в нору. Скрипуче прошагали совсем близко сапоги, тихо звякнула о землю винтовка. Часовой остановился. Закурил. Пошел дальше по своему бесконечному кругу.
Вдруг Леон услышал тихий, как шелест ветра, шепот.
Леон!.. Ле-он!
Его звали! Откуда доносился голос? Уж не сходит ли он с ума?
Ле-он!
Он высунул голову из норы.
Ле-он?!
Теперь он сразу узнал голос Тони и увидел очертания ее фигуры за плетнем. В то же мгновение она исчезла.
Опять появился часовой. Леон с такой силой рванулся назад, что ударился головой о нависающее сверху бревно. Незаживающая рана!.. От дьявольской, сумасшедшей боли свело тело. Он не мог ни двинуться, ни пошевельнуться. Теперь ему хотелось только одногопоскорее умереть. Нет сил выдержать такое молча, без стона! Но вот боль немного утихает, и он снова чувствует, что может двигаться. На локтях подтянулся к норе, высунул голову и уже не в силах больше терпеть и выжидать вылез и изо всех сил, на которые был способен, метнулся к плетню, в кусты.
Сюда! услышал он голос Тони, и тут же ее руки с силой пригнули его к земле; он послушно упал, испытывая непреодолимое желание больше не подниматься.
Пошли!.. Быстрее пошли!..
Ее руки подхватили его, и он на неверных ногах, непрерывно припадая, поплелся за ней. Все плыло, как в тумане. Разбитая голова казалась схваченной тесным горячим обручем, как во время страшной испанской казнигарроты.
Он только запомнил, что они заходили в какой-то сарай, посреди поля, где она накинула на него поверх мундира русскую шинель и заставила надеть на голову солдатскую шапку. Где-то совсем близко стреляли. Очевидно, его побег был уже обнаружен.
Быстрее!.. Быстрее! торопила Тоня, шагая рядом и поддерживая его под руку.
Силы постепенно возвращалисьповязка смягчила удар и потревоженная рана успокаивалась.
Куда мы идем? спросил он, когда они пересекли пустынную полевую дорогу и углубились в молодой лесок.
К фронту! коротко ответила Тоня.
Только сейчас он разглядел, что она тащит с собой санитарную сумку, словно собралась на очередную перевязку.
За нами гонятся? спросил он.
Наверняка!.. Но еще не знают, что с вами ушла я!..
Собаки?!
Их вряд ли пошлют ночью!
У вас есть револьвер?
Да! И она дотронулась до кармана шинели.
А для меня?
Только один.
Отдайте!..
Нет! сказала она так сурово, что он долго молчал.
Они шли всю ночь не отдыхая, минуя поселки, где могли бы встретить солдат.
Несколько раз позади слышалась стрельба. Может быть, это стреляла наугад брошенная вслед за ними поисковая группа, а возможно, часовые давали в воздух предупредительные выстрелы, когда кто-то посторонний приближался к их постам.
Вдалеке лаяли собаки. Казалось, где-то там, во мраке, плавно течет мирная жизнь, которую война обошла стороной.
Тоня вела Леона маршрутом, указанным ей Савицким. Он выбрал для перехода такой участок, где противник находился наиболее близко и в то же время можно было пройти по оврагам. Конечно, командиры частей были предупреждены, что сразу после рассвета на участке от ветряной мельницы до опушки рощи, расстояние между которыми равнялось примерно восьмистам метрам, пройдут в направлении противника девушка и человек в солдатской шинели. Организовать видимость преследования, но пропустить!
Подобные задания всегда доставляли Корневу много тревог. Того и гляди, какой-нибудь чудак, которого не известили о том, что ему надо стрелять в белый свет, возьмет да и ухлопает, и ничего с ним не сделаешь. Ошибся!..
Поэтому еще с вечера он отправился на передний край, чтобы все подготовить.
И он подготовил!..
Когда Тоня и Леон, миновав мельницу, проползли мимо артиллерийских позиций, замаскированных на опушке рощи, и стали продвигаться к нейтральной зоне, их сзади вдруг окликнули.
Куда вас черт погнал?! Сейчас же назад! крикнул чей-то хриплый голос, и, как ни были напряжены нервы Тони, она узнала голос Корнева.
Стойте!.. Там же противник! закричало еще несколько голосов.
Тоня оглянулась и стремительно бросилась к подбитому немецкому танку, застывшему среди поля. Леон устремился вслед за ней, полностью подчиняясь ее настойчивой воле.
Едва они, один за другим, свалились на землю под надежную защиту стальных гусениц, как с опушки в их сторону ударил крупнокалиберный пулемет. Пули дробно стучали о броню.
Леон, лежа на боку, разглядывал позиции немцев, стараясь угадать, как они расположены.
Теперь не хватает еще того, чтобы нас ухлопали свои, проговорил он.
«Свои!..» Тоня взглянула в редкий кустарник, находящийся примерно в двухстах метрах от танка, и заметила нескольких солдат в серо-зеленых шинелях, которые выглядывали из-за укрытия. Один из них, приложив к глазам бинокль, старался разглядеть их в неверном свете занимающегося утра.
Немцы молчали. Очевидно, их озадачило поведение двух человек, появившихся перед их позициями, и они старались понять, куда эти люди направляются. Но теперь, когда по танку началась стрельба, поняли, что эти двоеперебежчики, и, чтобы им помочь, открыли бешеный заградительный огонь.
Четверть часа над полем непрерывно стояла такая отчаянная стрельба, что и думать нельзя было подняться из-за танка.
Леон испытующе разглядывал Тоню, которая молча смотрела куда-то вдаль, на серый горизонт, и о чем-то напряженно думала.
Тоня, вдруг по-русски сказал он, а ты смелая девушка!.. Она скосила в его сторону глаза. О, удивился он, тебя даже не поразило, что я говорю по-русски?!
На ее счастье, низко над головой просвистела мина, пущенная немцами, и она невольно уткнулась лицом в землю, это же сделал и Леон. Мина оглушительно взорвалась где-то позади танка. А когда вновь стало относительно спокойно, Леон уже забыл о своем вопросе.
Некоторое время они продолжали сидеть молча.
А все-таки зачем ты со мной идешь? сказал Леон, дотрагиваясь до ее плеча; она вновь посмотрела на него и встретилась с его беспокойным взглядом. Зачем?!. повторил он. Через неделю, через месяц или два мы все равно сдадим Одессу! Мы не можем ее удержать!.. Ты пришла бы домой без этого сумасшедшего риска!..
А ты?! спросила Тоня. Это было единственное, что она могла сказать.
Он усмехнулся.
Уж не хочешь ли ты сказать, что ты в меня влюбилась?
Ей оставалось только притвориться оскорбленной.
Думай, что хочешь!
И снова они уткнулись лицами в колкую жухлую траву.
Если я останусь живым, проговорил Леон, то, вернувшись, пойду в церковь благодарить бога!..
Теперь усмехнулась Тоня:
Однако, когда я тебя спасала, ты богу не молился!..
Черт побери! Долго они еще будут стрелять? воскликнул Леон. Осколок мины угодил над его головой в башню танка, и, отскочив с тупым звуком, воткнулся в землю у его ног.
Тоня дотронулась до острого, отливающего серым блеском края увесистого куска железаугоди он на десять сантиметров левее, и их разговор был бы прерван навсегда, и тут же отдернула руку.