Данилов подозвал дежурного:
Пошлите кого-нибудь ко мне на квартиру! Пусть возьмет у жены таз
Послать кого-нибудь, это значит самого младшего. Среди тех, кто в это позднее время собрался в столовой, был повар, голова которого в белом колпаке выглядывала из окошка кухни. Дежурный оглянулся, понял, что повара посылать по такому делу неудобно, и побежал сам.
А пока давайте познакомимся, сказал Данилов. Варвара Петровна, спросите, как их зовут, звание и должность.
Курт Брюннеркомандир корабля. Пилот. Обер-лейтенант, перевела Варвара Петровна все, что ответил летчик, вошедший вторым, на его лице появилась вежливая улыбка хорошо воспитанного человека.
Признаться, я был немного разочарованмне казалось, что главным среди них является тевтонец, который хотя еще не проронил ни слова, но массивной выразительностью своей фигуры невольно привлекал наибольшее внимание.
Макс Ругге! улыбаясь, поднял руку юноша, и я не понялто ли в приветствии, то ли в салюте.
Второй пилот. Капрал, перевела Варвара Петровна.
Ого! воскликнул Емельянов. А я себе представлял капралов с длинными удами и подагрой!..
Эрих Крум. Штурман. Тоже обер-лейтенант
Тевтонец кивнул головой и впервые улыбнулся, однако улыбка его мне показалась неестественной и напряженной, и это еще более укрепило мою неприязнь к нему.
Переведите, что я командир части, сказал Данилов, однако мою фамилию и характер части не раскрывайте.
А других можно не представлять, уточнил Евлахов.
Как только Варвара Петровна назвала должность Данилова, немецкие летчики, как по команде, замерли в стойке «смирно» с неестественно застывшими лицами. И этот мгновенный переход от казалось бы веселой непосредственности к жесткому выполнению правил военной дисциплины и субординации, заставил всех нас молчаливо переглянуться.
Какой механизм сработал? Может быть, переводя, Варвара Петровна вложила в слова тот смысл, уловив который немецкие летчики сразу же отбросили показную веселость? Или они, как дисциплинированные солдаты, отдавали дань уважения старшему по званию?!. Так или иначе, но с этого момента они немного притихли.
Переведите им, Варвара Петровна, сказал Данилов, что мы уважаем привычки и обычаи других народов. Сейчас они будут умываться, как хотят! При этих словах он с улыбкой взглянул на Евлахова, а тот ответно улыбнулся, поджав тонкие губы.
Я стоял рядом с ним, и, повернувшись ко мне, он тихо сказал:
Никак не могу понять, откуда и куда они летели ночью?
Осмотреть бы их самолет, ответил я. Наверняка с фотоаппаратом!
Данилов начал допрос, прикрывая его шутками.
Почему вы выбрали такое позднее время для прогулки? спросил он, подходя к Курту Брюннеру.
Брюннер спокойно выслушал перевод, и на его лице снова возникла вежливая улыбка. Пока он отвечал, тевтонец покусывал губы и, видимо, о чем-то напряженно думал.
Смотри-ка, волнуется! шепнул я Евлахову.
Брюннер говорит, перевела Варвара Петровна, что самолет совершал ночной тренировочный полет над немецкой территорией, но, когда возникла неисправность в моторе, он, как командир корабля, принял решение нарушить границу и просить помощи у советских властей. Он утверждает также, что не смог бы дотянуть до своего аэродрома, так как самолет стал плохо слушаться управления.
Евлахов быстро спросил:
А откуда им стало известно, что в этом районе есть советский аэродром?
Он говорит, что запросил свою базу и получил данные оттуда, сказала Варвара Петровна после того, как Брюннер что-то долго и подробно ей объяснял.
А что он еще говорит? спросил Емельянов.
Утверждает, что если бы не аварийная обстановка, он никогда бы не посмел нарушить границу! И просит дать возможность на рассвете, как только будет исправлен мотор, подняться с аэродрома и вернуться в свою часть. Он надеется, что к этому времени бортмеханик и радист, оставшиеся у самолета, исправят повреждения
Пока довольно долго говорил Брюннер, а потом, примерно столько же времени переводила Варвара Петровна, я невольно наблюдал за всеми троими.
Ругге был явно доволен дипломатической речью своего командира. Этого нельзя было определить по поведению тевтонца. Его взгляд становился все тяжелее и беспокойнее.
Данилов ответил:
Как только будут получены указания нашего командования, мы сразу же вас отпустим!
Правильно, сказал Евлахов.
Дежурный наконец притащил большой таз it новел летчиков за собой в помещение рядом с кухней.
На несколько минут мы остались в своей среде.
А по-моему, они все врут, сказал Евлахов, самолет явно разведывательный! Вероятно, они залетели к нам довольно далеко, не рассчитали как следует времени, да еще поломка мотора их подвела!..
Я тоже так считаю! присоединился к нему Семеницкий. Их бортмеханик узнавал, какое у нас горючее. Наверняка попросят заправку!
Это все еще надо проверить, осторожно сказал Данилов. Если получим разрешение обследовать самолет, все станет яснее А ты, Евлахов, своей властью можешь это сделать?
Евлахов не ответил. Он пристально смотрел в окошко кухни, откуда доносились веселые голоса и плеск воды.
Как дома себя чувствуют! проговорил он. Ведут себя довольно развязно.
А в общем, глядя на них, не скажешь, что фашисты! сказал Емельянов. Парни как парни!
Что же, вы считаете, у них рога должны быть? сказала Варвара Петровна, иронически вскинув брови.
Да я не о том! раздраженно взглянул на нее Емельянов. Пока что они не позволили себе никаких политических выпадов. А если позволят, мы дадим им отпор!
А по-моему, у них между собой что-то не в порядке! сказал Евлахов.
Верно! согласился я. Вот этот, как его Высокий
Эрих Крум, подсказал Курбатов, до сих пор молчавший.
Он держится как-то особняком! сказал я.
Да, тут что-то есть! поморщил лоб Емельянов.
Надо их покрепче прощупать! сказал Данилов.
А как же поступим с самолетом? спросил Семеницкий; начальник штаба, он хотел полной ясности.
Охрану не снимать до тех пор, пока не получим ответа из штаба округа, распорядился Данилов, а вообще давайте договоримся, сказал он, обращаясь уже ко всем, будем держаться без всякой скованности. И пусть у них самих побольше развяжутся языки
Пить, но не хмелеть! сказал Емельянов.
Эти слова вызвали общую улыбку.
Прошу мне наливать побольше! сказала Варвара Петровна.
Боюсь, что вы тогда начнете путать немецкий с английским, засмеялся Данилов.
Через несколько минут летчики, умытые и посвежевшие, сели за стол, Данилов и Емельянов по сторонам от них, а все остальные разместились по другую сторону стола. Я занял место рядом с Курбатовым, поближе к немцам села Варвара Петровна, слева от меня на скрипучем стуле примостился Евлахов, чуть подальше Семеницкий. Евлахов тут же по-хозяйски взял бутылку, до краев наполнил чайные стаканы гостей, чем вызвал смущенные возгласы Брюннера и Ругге. Тевтонец только хмуро кивнул.
Опорожнив первую бутылку, Евлахов принялся за вторую, налил своему ближайшему соседу слева, Семеницкому, тот передал бутылку Данилову; мне ничего не оставалось, как заняться обеспечением правого фланга. Варваре Петровне я налил чуть-чуть, и она кивком поблагодарила.
Данилов поднял свой стакан.
Выпьем за дружбу между нашими народами! торжественно сказал он и по очереди чокнулся с каждым из летчиков.
Ругге, сидевший ближе, стукнул край своего стакана о край стакана Данилова изящным, легким движением, которое свидетельствовало о его умении держаться за столом. Брюннер проделал это же, но с некоторой грубоватой резкостью.
Хайль!.. воскликнул он, и мы все облегченно вздохнули оттого, что у него хватило такта не прибавить «Гитлер!».
Тевтонец приподнял стакан и, не чокаясь, подержал перед собой. Потом приложил к губам и медленно выпил до самого дна.
Вот это по-нашему! воскликнул Данилов и тоже выпил до дна.
И Евлахов выпил до дна. Только Емельянов, у которого была язва желудка, не решился последовать общему примеру, чуть приложился к своему стакану и Семеницкий. Я услышал, как он тихо сказал Евлахову: