Слова попросил Кравец.
Больше таких выступлений. Не давать немцам ни минуты покоя, говорил он. У меня, товарищи, есть предложение. Я думаю, вы меня поддержите. Следующий удар надо нанести по бирже труда на Любельской улице. Мы не должны позволять немцам вывозить наших людей на работу в Германию. Сожжем помещение и картотеку. Это спасет многих.
Дзивлик, Шумец и остальные товарищи поддержали предложение Кравеца. Приступили к обсуждению. Главная трудность состояла в том, что у нас не было динамита.
Шумец решил переговорить с товарищами из ППС и предложить им принять участие в этой операции, поскольку они располагали динамитом.
Товарищ Крупа взялся сделать самозапал для динамита. Кравец и Шумец взяли на себя ответственность за подготовку операции.
Начался 1943 год. Я с нетерпением ждал Вебера. Хотелось поделиться с ним новыми планами. Приехал он точно в условленное время. Нападение на биржу труда в Кракове он считал правильным. Согласился провести эту операцию совместно с товарищами из ППС, с которыми поддерживал связь Шумец.
Потом мы встретились с Малиновским и Хальбрайхом. Обсудили самые актуальные вопросы. Вебер и Петр, захватив отчеты о нападении на кафе «Циганерия», уехали в Варшаву, в ЦК ППР.
Перед отъездом они уверили меня, что вернутся через несколько дней и непременно встретятся со мной. Тогда я не знал, что мы больше не увидимся.
Малиновский и Слива были всем нам очень близки. Роман Слива, худощавый высокий шатен, родом из Домбровского бассейна, несмотря на свою молодость, имел богатый политический и жизненный опыт. Все мы ценили и уважали его. Францишек Малиновский, пятидесятилетний мужчина, всегда был полон энергии. Много знал. Без работы не мыслил себе жизни. О партии всегда говорил просто и понятно.
Перед отъездом Слива связал меня с товарищем Леонидом Четырко, русским. Это было для меня приятной неожиданностью. (Правда, позже я узнал, что Четырко родом из Виленской области, но мы привыкли называть его русским.) В городе он находился уже несколько месяцев. Худощавый, высокий, с продолговатым лицом. Никогда не проявлял нервозности. Окончил политехнический институт. В Краковское воеводство его забросили с разведывательной группой. Четырко был членом ВКП(б). Хорошо знал русский язык.
Он начал активно помогать нам организовывать Гвардию Людову. Нередко мы обсуждали с ним тактику боя. Он учил нас методам ведения партизанской борьбы.
Четырко имел богатый опыт партизанской борьбы. Хорошо знал тактику. Сам он был разведчиком и радистом. Передатчик он спрятал на одной из конспиративных квартир в Кракове.
Вместе с Четырко мы с нетерпением ждали возвращения из Варшавы Вебера и Петра. Прошло несколько дней. Ни Слива, ни Малиновский не появились. Мы начали беспокоиться. А вскоре (это было в начале января) узнали то, чему никто из нас не хотел верить. Известие об их аресте принес Шумец. Он пришел ко мне вместе с Косиньским из Бялы-Прондник на квартиру Шимоняка. По выражению их лиц я понял, что они принесли недобрые вести. Косиньский глухо сказал:
Вы должны немедленно покинуть эту квартиру. Сливу и Малиновского гестапо арестовало уже здесь, в Кракове, после их возвращения из Варшавы.
Как это произошло? спросил я Косиньского.
В квартире, где они жили, гестапо устроило засаду. Я тоже попался бы, если бы не заметил, что условного знака, о котором у нас была договоренность, нет.
Шумец и Косиньский посоветовали как можно скорее поменять квартиру. Ведь Вебер и Петр бывали здесь неоднократно.
Не тяните, настаивал Шумец. Их арест продолжение сентябрьских событий.
Мы старались узнать причину нового провала. Как это могло произойти? Неужели в наши ряды прокрался провокатор?
Мы опять изменили клички. Усилили бдительность. Решили как можно скорее сообщить о случившемся Дзивлику, Кравецу и всем тем, кто поддерживал связь со Сливой и Малиновским. Затем Шумец, Дзивлик, Кравец, я и другие товарищи постановили известить об этом провале старых деятелей КПП Солтыка, Войнаровича, Шафарского, чтобы они хорошенько присмотрелись к окружавшим их людям.
Гестапо тем временем продолжало действовать. Кравец, Дзивлик, Шумец и я чувствовали это. Шумец жил в Кракове, но на улице старался не показываться: приходил только на исключительно важные встречи.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Осталось двадцать четыре часа
В начале февраля в Краков прибыл новый командующий округом Гвардии Людовой, боровшийся в прошлом в рядах батальона имени Я. Домбровского в Испании, Антоний Грабовский (клички Антек, Чарны Антек, Блох).
Однажды Грабовский встретился со мной и другими товарищами. Встречу мы устроили на одной из конспиративных квартир. Обсудили нашу текущую работу, поставили задачи на будущее. Грабовский считал, что самое главное сейчас полностью законспирироваться и отрезать тем самым все пути гестапо, которое всячески пыталось напасть на наш след. Обсудили возможности проведения новой операции. Мне Грабовский посоветовал уехать из Кракова.
Вскоре меня назначили командиром района Гвардии Людовой Подгале. К этому району относились и пригородные районы Кракова. Перед отъездом я передал Аптеку наиболее важные связи, а также адреса нескольких надежных квартир.
На другой день я выехал в Бохню. Здесь связался с Ядвигой Людвиньской (Геля). Она находилась в этом районе, но непродолжительное время. Грабовский обратил особое внимание на то, чтобы я как можно скорее получил у Людвиньской связи и познакомился с районом. Мне запомнились его слова:
Сейчас самое время бить оккупантов как можно сильнее. Встретимся после того, как сообщите, что в вашем районе полетели под откос по крайней мере четыре поезда с военным снаряжением.
Я ознакомился с районом. Мы прошли с Гелей не один километр. Я знакомился с нашими людьми. Маршрут наших прогулок включал иногда такие пункты, как Бохня, Величка, Кшешовице, Рыбна, Чернихув, Кальварья, Могила. В подкраковском селе Могила у меня были свои связи, частично с членами крестьянской партии. Мы радовались каждой новой встрече.
Через несколько дней я познакомился со всем районом. У меня была постоянная связь с целыми группами и отдельными членами ППР и Гвардии Людовой.
Вскоре я расстался с Гелей. Ее направили на работу в другой район.
Моей базой стала Бохня. Теперь следовало подготовить нападение на железнодорожный эшелон в Краковском воеводстве. Чтобы операция удалась, начать и кончить ее мы должны были в течение одного дня (установили дату 25 февраля; допустимое отклонение два-три дня, но только в случае каких-то чрезвычайных обстоятельств). Нам хотелось полностью использовать наш главный козырь внезапность.
Мне предстояло совершить длительное путешествие, чтобы подготовить людей к нанесению удара в одно и то же время. Подготовку я начал с Бохни, где представил наш план секретарю комитета ППР Станиславу Шмайде и Збигневу Концкому (кличка Збышек. Железнодорожный машинист, командир Гвардии Людовой в Бохне. Расстрелян гестапо в 1943 году).
В операции будет участвовать вся наша местная организация, сказал мне Концкий.
Эта мысль породила другую: нанести удар по всему краковскому железнодорожному узлу.
Задачей бохненских бойцов Гвардии Людовой было уничтожение по крайней мере одного поезда. Опыт Концкого, как железнодорожника, гарантировал хорошую подготовку операции.
Обсудив положение, мы решили во второй половине февраля нанести удар несколькими группами Гвардии Людовой по железнодорожному транспорту.
Я отправился в дальнейший путь. Заскочил на два часа в Краков. Здесь заглянул к Подборскому и Гловацкому. На них можно было полностью положиться. Познакомил их с нашими планами. Краков не мог остаться в стороне. Мы сразу же определили место нанесения удара участок железнодорожной линии на Варшаву возле Батовице.
Осталось еще решить вопрос, каким образом будет нанесен удар. Подборский, командир подрайона Бялы и Червоны Прондник, неоднократно бывал на лекциях Четырко, где говорилось о способах уничтожения железнодорожных составов. В конце концов мы решили, что люди Подборского смогут использовать железнодорожную будку между Батовице и Сломниками, в которой хранятся различные инструменты и, конечно, ключи для отвинчивания рельсов. Достаточно где-нибудь на повороте отвинтить один конец рельса и успех обеспечен.