Софья Николаевна тяжело вздохнула и мелко перекрестилась.
Помоги ему Всевышний.
Кольцов набожно опустил глаза, понимая, что каждый его жест, каждое движение проверяются хозяйкой.
А Софья Николаевна торопливо поднялась с дивана и, неожиданно легко для ее грузной фигуры, заспешила к двери в другую комнату, с некоторым смущением отдернула портьеру.
Войдите, господа, сказала она кому-то, и голос ее прозвучал успокаивающе.
В комнату вошли двое. Вероятно, они все время стояли за портьерой, потому что вошли тотчас. Человек, выступивший первым, высокий, с глубокими залысинаминедружелюбно скользнул острыми, слегка выпуклыми глазами по лицу Кольцова, и что-то в госте ему явно не понравилось.
Знакомьтесь, господа! Капитан Кольцов! представила Софья Николаевна.
Ротмистр Волин! сухо произнес высокий и, чтобы не подать руки, тотчас же отвернулся.
Товарищ Волина, круглолицый юноша в приталенном кителе, лихо щелкнул каблуками:
Поручик Дудицкий и, подойдя вплотную к Кольцову, сказал: Капитан, мне определенно знакомо ваше лицо! Честное слово, мы встречались! Да-да! Но где же?
Кольцов вопросительно посмотрел на поручиканачиналось именно то, чего он больше всего опасался. Вполне возможно, что этовсего лишь проверка. Но не исключено, что и встречались. Вот только где? При каких обстоятельствах?.. Выгадывая время, Кольцов небрежно спросил:
В армии вы давно?
С шестнадцатого.
В германскую я воевал на Юго-Западном
Поручик широко заулыбался:
Так и есть! Я служил в сто первой дивизии, у генерала Гильчевского.
Разговор принимал неожиданно удачный оборот. «Теперь, чтобы как можно быстрее сломать ледок отчужденности, надо выложить несколько фактов, подробностей», подумал Кольцов и с нескрываемым дружелюбием спросил поручика:
Насколько мне помнится, вы квартировали в Каменец-Подольске?
Совершенно верно, капитан!.. 3начит, и вы тоже бывали там?
Я имел честь принимать участие в смотре войск, который производил в Каменец-Подольске государь император.
Вздохнув, Кольцов опустил голову, словно предлагая присутствующим почтить молчанием далекие уже дни империи.
Вот где я мог вас видеть! воскликнул Дудицкий. Ах, господа, какое было время! Войска с винтовками «На краул!». Тишина. И только шаги государя! Он прошел совсем близко от меня, ну совершенно рядом, честное слово. Я даже заметил слезы на его глазах! Потом церемониальный марш!.. Ах, а вечером!.. Бал, музыка, цветы Вы были в тот вечер в Дворянском собрании, капитан?
Не довелось. Вечером я был в наряде по охране поезда его величества.
Да-да! Я определенно встречался с вами в Каменец-Подольске, капитан! У меня удивительная память на лица!.. Ах, как было тогда славно! Казалось, все обрело ясность! Казалось, вот-вот объявят перемирие и вернутся добрые старые времена Поручик окончательно признавал в Кольцове своего.
Глаза ротмистра Волина, до сих пор сохранявшие ледяную напряженность, слегка оттаяли, и оказалось, что они совсем не холодные и даже чуть-чуть лукавые. Ротмистр щелкнул портсигаром и, словно объявляя мир, гостеприимно предложил Кольцову:
Отведайте моих! Преотменнейшие, смею доложить вам, папиросы! и улыбнулся краешками губ; улыбка, как улитка из раковины, высунулась и тут же спряталась.
Благодарю, потянулся за папиросой Кольцов, показывая, что и он обрадован примирением.
Поручик Дудицкий тоже протянул руку к портсигару:
Разрешите, ротмистр! Я, знаете, вообще-то не курю, но в такой день поспешно оправдывался он, с почтительностью беря папиросу из портсигара.
Ротмистр Волин понимающе кивнул и присел к столу. Откинувшись на высокую спинку кресла и не спеша затянувшись папиросой, он поочередно посмотрел на Дудицкого и Кольцова:
Значит, вы сослуживцы, господа?
Относительно, благодушно уточнил Кольцов. Дивизия Гильчевского была в Восьмой армии Юго-Западного фронта. А я служил в Девятой. На смотр, как известно, были выведены отборные части этих двух армий.
Волин удовлетворенно кивнул головой и старательно стряхнул пепел папиросы в пепельницу.
Давно в тылах красных?
Порядочно уже Был тяжело ранен, стараясь, чтобы разговор тек по-домашнему, запросто, а не состоял из вопросов и ответов, с готовностью отозвался Кольцов. Спасибо добрым людямвыходили Мне бы еще месяц-два отлежаться, но
Да, правильно, что спешите За месяц-два, от силы за полгода, полагаю, все закончится, глубокомысленно сказал Волин. Простая арифметика, капитан. Здесь, на Южном фронте, у Советов до недавнего времени было семьдесят пять тысяч штыков и сабель. А у нассто тысяч. Далее. Восстание донских казаков отвлекло на себя тысяч пятнадцать штыков и сабель, не меньше
Остановитесь, ротмистр! А то окажется, что нам уже и воевать не с кем! поощрительно пошутил Кольцов.
Но это ведь факты! с неожиданной горячностью возразил Волин. Да, воевать уже практически не с кем.
А генералы, господа! вклинился в разговор поручик Дудицкий. У красных войсками командуют мужики. Неграмотные мужики. Посему и этот фактор не следует сбрасывать со счетов.
Волин коротко взглянул на Дудицкого и снисходительно улыбнулся. Затем небрежно, почти по-свойски спросил у Кольцова:
А где, позвольте узнать, вы познакомились с Петром Николаевичем?
Кольцов нахмурился и, выдержав паузу, сухо ответил:
Видимо, нам не следует задавать друг другу подобных вопросов, господин ротмистр!
Волин засмеялся:
Что ж, может, вы и правы!..
Софья Николаевна, о чем-то пошептавшись с Дудицким, вышла.
Волин продолжал:
Но я спросил о Петре Николаевиче потому, что меня предупредили: мы с поручикомпоследние, кто идет через это «окно».
Я тоже об этом предупрежден, спокойно подтвердил Кольцов. С тем лишь уточнением, что последним буду я!
Наступила пауза.
Насчет ваших прогнозов, ротмистр, сказал Кольцов. Если бы все было так легко! Да, красных войск сейчас немного, но резервы у них огромные. И командуют ими уже не мужики. Троцкий вводит строгую дисциплину и ставит во главе полков, не говоря уже о дивизиях, старых, николаевских офицеров, чаще всего Генерального штаба.
Изменники! воскликнул Волин.
Их семьи идут в заложники. К тому же офицеры поставлены перед угрозой голодной смерти всей семьиони лишены пайков, если не служат. Этов лучшем случае. В худшем, если отказываешься служитьпросто расстрел.
Павел произнес все это с искренней горечью. Его отнюдь не радовали такие способы вербовки офицеров, пусть и служащие усилению Красной Армии. И в семье, и в гимназии, и затем в университете его учили лишь правилам чести.
Волин покачал головой.
Однако и настроение у вас, капитан!
Просто я трезво смотрю на вещи.
В гостиную с подносом в руках вошла сияющая Софья Николаевна.
Ах, господа, прекратите о войне! Хватит! воскликнул поручик Дудицкий, скосив глаза на рюмки и граненый хрустальный графин, в котором покачивалась густая малиновая жидкость. Важно лишь одно: мы живы, мы встретились, мы скоро будем у своих А с такой наливочкой и в такой превосходной компании я не против и здесь подождать нашего освобождения. Дней через семь, от силы через десять наши точно будут здесь! И затем он деловито обратился к хозяйке: Я угадал, Софья Николаевна, это наливка?
Конечно же это не шустовский коньяк, поручик. И, расставляя рюмки на столе, хозяйка многозначительно добавила: Кстати, войска Антона Ивановича перешли на реке Маныч в общее наступление. Красные бегут
Кто это вас так хорошо информировал, Софья Николаевна? скептически поднял брови ротмистр.
Зря иронизируете. Я читала газету красных. Они сообщают, что оставили Луганск! решительно произнесла Софья Николаевна, и ее величественный подбородок заколыхался.
Ну а об этом общем наступлении тоже там написано? тем же устало-насмешливым тоном спросил Волин.
Видите ли, между строк многое можно прочесть, вспыхнув, ответила Софья Николаевна.
Вся ее фигура выражала возмущение. Софья Николаевна умела выражать чувства всей своей фигурой. Когда-то ей сказали, что внешностью, дородством она похожа на Екатерину Великую, и с тех пор предметом ее забот стали величественность и дородство.