Что же все-таки случилось? спросил он, не адресуя уже свой вопрос Щукину, а будто сам пытаясь разобраться в непонятном происшествии.
Ковалевский думал, что Щукин промолчит, но полковник ответил:
Предполагаю, что на них наткнулся вражеский кавалерийский разъезд и они либо погибли, либо захвачены в плен красными. В глубине души Ковалевский и сам так думал, но верить этому не хотелось. А Щукин, словно бы догадываясь, о чем думает командующий, добавил: Я поднял на ноги всех, кого только можно было поднять. Поиски продолжаются, Владимир Зенонович.
Николай Григорьевич Щукин возглавлял в штабе Добровольческой армии разведку и контрразведку. До этого он служил в петербургской контрразведке, с начала мировой войны занимался расследованием ряда дел по выявлению германской агентуры.
Летом 1916 года, перед Брусиловским прорывом, Щукин был откомандирован со специальным заданием на Юго-Западный фронт, где и познакомился с генералом Ковалевским
Осенью восемнадцатого Ковалевский формировал штаб Добровольческой армии и вспомнил о деловых качествах полковника Щукина.
Щукин не обманул надежд командующего: человек трезвых взглядов, умелый, энергичный, он повел порученный ему отдел уверенно и четко. Более того, в короткий срок он стал правой рукой Ковалевского, который советовался с ним по всем важным для армии вопросам.
За окнами салон-вагона грянула солдатская песня. Тщательно отбивая шаг, мимо вагона промаршировала полурота, донеслись слова старой походной песни: «Соловей, соловей, пташечка! Канареечка жалобно поет»
Да-с протянул Ковалевский. Вот именно, жалобно! Он посмотрел на Щукина: Вы что-то хотели сказать, Николай Григорьевич?
Я получил чрезвычайно любопытную информацию, Владимир Зенонович. Щукин со значением добавил: Из Киева, от Николая Николаевича.
Ковалевский оживился. Откинувшись на спинку кресла, с любопытством смотрел, как Щукин достает из папки листы папиросной бумаги.
Этокопии мобилизационных планов Киевского военного округа самые последние данные о численности Восьмой и Тринадцатой армий красных и технической оснащенности а это сведения о возможных направлениях контрударов этих армий в полосе наступления наших войск, начал докладывать Щукин.
И Ковалевский сразу же понял, какие соблазнительные возможности открывают эти донесения перед его армией. Упредительные удары по противнику там, где он их не ждет, если Если только сведения правдоподобны!
За достоверность информации я ручаюсь, понял мысли командующего Щукин. Николая Николаевича я знаю лично. И давно. Человек сильный и неподкупный. И работает он на нас по велению сердца.
Он что же, входит в состав Киевского центра?
Ни в коем случае, Владимир Зенонович! Ему категорически запрещено устанавливать связь с Киевским центром, чтобы не подвергать себя излишнему риску. Да и пост у красных он занимает такой, что все время на виду. Ну а в прошлом Щукин остро посмотрел на командующего. Служил в лейб-гвардии его императорского величества. Кавалер орденов Александра Невского и Георгия третьей и четвертой степеней
Не скрою, даже такая короткая аттестация внушает уважение, с удовлетворением произнес Ковалевский.
В салон вошел Микки.
Ваше превосходительство, извините! Вас к прямому проводу. Есть сведения от начальника тыла марковской дивизии капитана Ерохина: по всей видимости, полковник Львов и капитан Ростовцев попали в руки банды батьки Ангела.
Что-о?
Ковалевский резко поднялся из-за стола. Тотчас поднялся и Щукин. Они оба знали: белые офицеры, попав к батьке Ангелу, Долго не живут. Батька Ангел был чрезвычайно изобретателен, выдумывая все новые способы мучительных казней для «беляков».
Глава пятая
Штаб батьки Ангела располагался верстах в тридцати от железной дороги, в небольшом степном хуторке с ветряной мельницей на окраине. В этот хуторок и пригнали пленныхКольцова, ротмистра Волина, поручика Дудицкого и двух командиров Красной Армии. Возле кирпичного амбара их остановили. Мирон, не слезая с тяжело нагруженного узлами и чемоданами коня, ногой постучал в массивную, обитую кованым железом дверь.
Прогремели засовы, и в проеме встал сонный, с соломинами в волосах, верзила с обрезом в руке.
Что, Семен, тех, что под Зареченскими хуторами взяли, еще не порешили? спросил Мирон.
Жужжат пчелки! ухмыльнулся Семен.
Жратву только на них переводим. Мирон обернулся, указал глазами на пленных: Давай и этих до гурту. Батько велел.
Ага. Верзила полез в карман за ключами. Чуть не зацепившись плечом за косяк, вошел в амбар, оттуда позвал Мирона: Иди, подмогнешь ляду поднять!
Мирон нехотя слез с коня. Они вдвоем подняли тяжелую сырую ляду и велели пленным по одному спускаться в подвал.
Фонарь бы хоть зажгли, пробормотал поручик Дудицкий, нащупывая ногами ступени. Не видно ничего.
Поговори, поговори, лениво отозвался Мирон. Я тебе в глаз засвечувраз все увидишь.
Мерзавцы! Хамы! громко возмутился спускавшийся следом за Дудицким Кольцов.
Еще когда их вели сюда, на хутор, он все примечал, схватывал цепко, упорно вынашивая мысль о побеге. В пути такой возможности не представилось. А сейчас? Что, если сбросить этих двоих бандитов в подвал? А дальше что? Вокруг полно ангеловцев!.. Нет, бессмысленно.
Все это промелькнуло в голове мгновенно, и в подвал Кольцов стал спускаться без малейшей задержки.
Хамы, говоришь? обжег его злобным взглядом Мирон. Я тебе это запомню. Когда вас решать поведут, я тебя самолично казнить буду. Помучаешься напоследок. Ох и помучаешься!..
В подвале было темно и сыро, под ногами мягко и противно пружинила перепревшая солома. Воняло нестерпимо.
Кто-то кашлянул, давая понять, что в подвале уже есть жильцы.
О, да этот ковчег уже заселен, невесело пошутил Кольцов и, когда вверху глухо громыхнула ляда, извлек из кармана коробок, зажег спичку. При неясном и зыбком свете он увидел: в углу, привалившись к старым бочкам, сидели трое офицеров, старший по званию был полковник.
Берегите спички, сказал он, поднимаясь.
Разрешите представиться, господин полковник! Капитан Кольцов! И обернулся к своим попутчикам: Господа!
Блеснули влагой бутовые камни, которыми были выложены стены подвала, и спичка погасла.
Ротмистр Волин, прозвучал в темноте уверенный голос.
Поручик Дудицкий.
Наступила пауза, в которой слышался только шелест соломы и чьи-то похожие на стон вздохи.
Вас, кажется, пятеро? спросил полковник.
Мы из другой компании, полковник, сказал командир с калмыцким лицом. Командир Красной Армии Сиротин, если уж вас так интересуют остальные.
Командир Красной Армии Емельянов.
Бред какой-то, буркнул полковник и, судя по жалобному скрипу рассохшейся бочки, снова сел на прежнее место. Красные и белые в одной темнице!
А вы распорядитесь, чтоб нас выгнали! Мыне против! насмешливо отозвался Емельянов.
Полковник промолчал, не принимая шутки. Затем сказал, обращаясь к «своим»:
Устраивайтесь, господа! Яполковник Львов! Здесь со мной еще капитан Ростовцев и подпоручик Карпуха!
Кольцов опустился на солому, ощутил рядом с собой чьи-то босые ноги.
Извините! Он поспешил отодвинуться.
Ничего-ничего Здесь, конечно, тесновато, но Это яподпоручик Карпуха доброжелательно представился сосед.
А вот я здесь, справа, отозвался из своего угла капитан Ростовцев.
Наконец все, как могли, устроились на соломе, после чего Кольцов спросил:
Вас давно пленили, господа?
Дня четыре назад может быть, пять, отозвался полковник. Время мы отсчитываем приблизительно. По баланде, которую сюда спускают раз в сутки.
Мне кажется, что мы здесь по крайней мере месяц, буркнул капитан Ростовцев.
Расскажите, что там, на воле? пододвинулся к Кольцову полковник.
Кольцов немного помедлил: мысленно согласовал ответ со своей легендой.
Газеты красных не очень балуют новостями, сокрушенно сказал он. «Выпрямили линию фронта», «отошли на заранее подготовленные позиции» и так далее. По слухам же, наши успешно наступают и даже, кажется, взяли Луганск.