Затравленно прижимаясь к больной матери, Юра расширенными от ужаса глазами смотрел, как вооруженные люди стаскивали с полок чемоданы, швыряли их на пол и разбивали, как тащили узлы, корзины с едой и скарбом и бросали через окна вагонов.
Внезапно Юра почувствовал толчок в спину носком сапога. И кто-то над его головой весело и зычно гаркнул:
Мирон, я тут шубу нашел! В аккурат такая, как Оксана просила.
Юра обернулся, но увидел перед собой сапоги с тяжелыми подошвами, длинные ноги в фасонистых галифе. Рядом, как змея, покачивалась ременная плеть.
Бери! послышался другой голос.
Так в ей человек!
Мирон возник рядом с Павлом как из-под земли. Хозяйски оглядел шубу, которой была укрыта мать Юры, и даже не выдержалпогладил своей большой рукой нежно струившийся мех.
Хороша-а шуба-а! медленно и удивленно протянул он, еще чувствуя на ладони влажный холодок от прикосновения к меху.
Юра вскочил, глаза у него горели негодованием, он быстро заговорил, запинаясь и размахивая руками:
Не трогайте маму! Она больна. У нее температура!
Смотри, слова-то какие знает! Господчик! насмешливо сказал Павло и выразительно поиграл плетью. У него было грубое скуластое лицо с красноватыми, обветренными щеками, из-под заломленной смушковой шапки на лоб ниспадали темные волосы.
Живее, Павло! Торопись! нетерпеливо приказал Мирон, жалея, что не он первым обнаружил шубу.
Не трогайте маму! уже закричал Юра. Слышите, вы! Не тро
Мирон схватил Юру за воротник. Взгляд Юры в упор уткнулся в тусклые зрачки, в рябое лицо.
Что, любишь мамочку? Мирон поволок Юру к двери и с силой толкнул. А сам торопливо вернулся к Павлу, которыйуже с шубой в рукахобыскивал других, перепуганных насмерть пассажиров и старательно рассовывал по оттопыренным карманам бумажники, кольца, часы.
Так здесь все чисто, удовлетворенно сказал он.
Но тут его внимание привлекла толстая, аккуратно обернутая в газету книга, лежавшая на полу. Он поднял ее, послюнявив палец, перевернул первую страницу и, медленно шевеля губами, прочитал по слогам:
«Ка-пи-тал». Ого! восторженно удивился он. Гляди, чего читают!
Возьми, посоветовал Мирон.
Зачем? удивленно взглянул на него Павло.
Прочитаешь, будешь по-ученому капитал наживать, наставительно произнес Мирон.
Павло по-хозяйски сунул книгу в торбу и пошел дальше.
Мирону же что-то почудилось, легкий какой-то шорох наверху. Он встал на лавку, затем на столик. Потянулся к самой верхней полке. И уперся глазами в черный ствол нагана, который направил на него Кольцов.
Павло, вышагивая по вагону, обернулся, издали полюбопытствовал:
Ну что, есть там кто?
Н-никого, выдавил из себя Мирон и, повинуясь движению неумолимого зрачка нагана, медленно, как лунатик, сполз вниз. Не оглядываясь, так же медленно и осторожно, словно боясь задеть за что-нибудь хрупкое, вышел в коридор, сделал несколько шагов. Остановился. И вдруг резко рванулся в соседнее купе, выхватил кольт и разрядил всю обойму в верхнюю часть перегородки. Полетели щепки.
Настороженно прислушался. Тишина.
Ты чего? спросил прибежавший с револьвером в руке Павло.
А ну погляди, прикончил я того гада, что наверху? приказал Мирон.
Павло боязливо привстал на столик и так же боязливо заглянул на полкутам никого не было. Павло облегченно покачал головой.
Юра еле-еле поднялся с насыпи. Болела шея, саднило локти, по всему телу разливалась вязкая, ватная слабость, удушливый комок подступил к горлу. Возле состава суматошно метались бандиты, тащили узлы, чемоданы, по жнивью тряслась тачанка с пулеметом.
Поравнявшийся с вагоном всадник, бросив поводья на луку седла, с удовольствием разглядывал новенький «трофейный» френч. И вдруг что-то большое, темное пронеслось мимо Юры, обрушилось на всадника. Бандит, выронив френч, полетел на землю. А в седле уже оказался другой человек. Вздыбив коня, повернул его в степь. Лицо всадника на мгновение открылось Юреон узнал Кольцова.
Раздались крики, кто-то выстрелил. И еще Всадник скакал по жнивью. И тут наперерез ему помчалась тачанка.
Юре было хорошо видно, как здоровенный детина, прильнув к пулемету, долго старательно целилсявидимо, никак не мог поймать скачущего всадника в рамку прицела.
Живьем его! Живьем его берите! услышал Юра чей-то хриплый, злорадный крик.
Резанули очередии конь на всем скаку рухнул. Всадник вылетел из седла и кубарем покатился по земле. Затем торопливо вскочил, чтобы бежать. Но к нему со всех сторон уже неслись ангеловцы.
Глава третья
Юрина мама умерла тихо, не приходя в сознание.
Когда ангеловцы умчались в степь, когда их последняя, тяжело груженная награбленным добром бричка скрылась за горизонтом и за ней рассеялось рыжее облако пыли, людей покинуло оцепенение, они задвигались, заговорили, стали выходить из вагонов.
Вынесли убитых и уложили их рядышком на траву. Убитых было одиннадцать.
Двое мужчин подхватили легкое тело Юриной матери и тоже вынесли из вагона, положили в ряд с убитыми.
Юра, натыкаясь на людей, как слепой, пошел следом, присел возле матери. Он не плакалслезы где-то внутри его перегорели. Он отрешенно смотрел на изменившееся, внезапно удлинившееся мамино лицо, как будто она вдруг чему-то раз и навсегда удивилась
С Юрой пытались разговаривать, но он не отвечал.
Кто-то сердобольный настойчиво пытался всунуть ему в руку вареное яйцо и пирожок с гороховой начинкой. Он молча принял и бережно положил у изголовья матери, еще не смея поверить в то, что она умерла. Все вокруг казалось Юре зыбким, нереальным.
Трое паровозников принесли лом и две лопаты. Стали долбить землю прямо возле дороги. Но потом подошел еще кто-то и посоветовал копать дальше, под деревьями. Земля там мягче, и место заметнее.
Наскоро вырыли неглубокую яму, стали переносить мертвых.
Юра огляделся, увидел разрытую землю, людей, которые осторожно поднимали убитых Какая-то неясная, неоформившаяся мысль не давала ему покоя. Что-то он должен был сделать для мамы. «Но что, что?» не мог он сосредоточиться. Юра погладил ее голову, лицо, непривычно холодное и отчужденное.
Радом железнодорожники покрывали рогожей тело убитого. Юра всматривалсяэто был тот здоровенный голубоглазый парень, который невольно помог ему пробраться к поезду, тараня толпу баулом. «И он тоже? вяло подумал Юра. Только что был живой, такой сильный, и вот нет его. И мамы нет Сейчас ее унесут, положат вместе со всеми»
И вдруг он понял, что должен сделать, беспокойно задвигался, отвернул полу своей гимназической куртки, нащупал под подкладкой небольшой пакет: это мама зашила ему, когда они собирались в дорогу. Там были два колечка, сережки, еще какая-то безделушка. Нетерпеливыми, непослушными пальцами Юра пытался оторвать подкладку, но зашито было крепко, и тогда, нагнувшись, он рванул ее зубамивот он, пакетик. Вскочив, Юра направился к железнодорожникам, напряженно вглядываясь в их лица.
Потом он никак не мог вспомнить, что же говорил, как упросил их вырыть для мамы отдельную могилу. Вначале его и слушать не хотели, а когда он раскрыл ладонь с мамиными драгоценностями, самый старший из железнодорожников, еще больше посуровев лицом, решительно отодвинул его руку:
Эх, баринок, не все купить можно, а ты Убери, спрячь.
И Юра, испугавшись, что рассердил этих людей, что сам все испортил, заговорил еще горячей, бессвязней. И его боль, его горе, видимо, и помогли. Тут же, рядом с общей могилой, железнодорожники выкопали еще одну, совсем маленькую. И Юра копал вместе с ними, второпях, неумело, не помогая ничуть, а скорее мешая, но никто не сказал ему об этом, никто не отстранил. И вновь все звуки, все движения возле него ушли куда-то далеко, прикрылись плотной пеленой.
К Юре подходили мужчины и женщины, говорили, что скоро уйдет поезд, что ему нужно ехать, что маму не вернуть и следует подумать о себе.
Юра оцепенело сидел возле могилы, не поднимая головы, и единственное желание владело имчтобы все ушли, оставили его в покое. Ему нужно было разобраться, понять происшедшее.
Потом несколько раз протяжно гудел паровоз. Заскрежетали, трогаясь с места, вагоны. И вскоре все затихло