Хочу украдкой взглянуть на Весну, но и это мне не удается. Мы с ней окружены и отделены друг от друга многими людьми. Каждый мой взгляд, слово и движение на глазах всего зала.
Какой-то местный житель, взявший на себя роль распорядителя, объявил о начале танцев в честь освобождения их местечка и выразил желание честь открытия танцев предоставить мне, как храброму командиру и первому бойцу Витуны.
Толпа освободила середину, плотным кольцом сбилась вдоль стен. Пожилые крестьяне разошлись по домам. После их ухода стало просторнее, веселее.
Люди смотрели на меня, я на них. Музыка гремела, звала. К ее ритму мы с трудом могли приспособиться. В другом месте и в другое время трудно было бы придумать более удобный случай, когда парень может подойти к своей девушке и пригласить ее на танец.
Но для этого, мой дорогой Испанец, надо обладать исключительной смелостью. Если бы ты очутился на вершине Витуны, то и там побаивался бы своей совести и чужих глаз!
Возможно, на этот раз я решился бы пригласить Весну, будь она ближе, но нас разделяла толпа. Судя по словам распорядителя и поведению собравшихся, открытию танцев придавалось особое значение. Весь зал внимательно смотрел на меня. Глаза девушек словно звали: пригласи меня. Если выбрать одну, обидишь другую. Поэтому нельзя выбирать. Но пригласить кого-то надо. Я решил пригласить самую близкую ко мне. Ею оказалась маленькая шустрая партизанка. Зал зааплодировал нам. Едва мы сделали несколько поворотов, за нами в круг устремились другие пары. Мы кружились все быстрее, подчиняясь музыке и настроению зала.
Я не спускал глаз с того места, где стояла Весна. Туда я упорно тянул свою партнершу, порой сталкиваясь с другими парами. Меня не покидает уверенность, что она там, что ждет меня. Еще несколько поворотов и я увидел ее. Весна стояла в группе молодых людей, разговаривала с ними. Я потянул свою девушку еще сильнее, чтобы быть еще ближе к Весне. Едва окончится этот танец, я встану возле Весны.
Рядом с Весной стоял Глухой, оживленно что-то рассказывал, держа ее за руку, словно собираясь начать танцевать. Он следил за мной взглядом и подмигивал, но я не мог понять, что он затевает. А он что-то готовит. Но вот он потянул Весну как бы на танец, но танцевать не стал, а втолкнул Весну между мной и моей партнершей, которую обхватил руками за талию и оторвал от меня. Весну он бросил прямо в мои объятия. Отступать мне было некуда.
Мы стояли смущенные, не понимая, что, в сущности, произошло, как получилось, что мы оказались в объятиях на виду у всех. Танцевать мы начали боязливо, совсем медленно, просто топчась на месте и повинуясь внутренней музыке, звучавшей в нас. Не нужны были слова, они только испортили бы неожиданное счастье.
Такое счастье приходит раз в жизни, и в течение нескольких мгновений наверстывает все потерянное время, которое не было и не будет благосклонно к таким, как мы. Я держал девушку в объятиях, прижимал к себе. Просто не верилось, что это она. Впервые я чувствовал такую близость женского тела. Я прижимал ее к себе все нежнее, слышал, как ее сердце бьется возле моей груди. Ее щеки обжигали меня своим огнем, ее длинные волосы щекотали мою шею и лицо, и я, закрывая глаза, старался поймать их губами. Мои глаза искали ее глаза, в которых скрывалось нечто большее: та девушка в окне, чей взгляд разбудил меня. Но она держала свои глаза закрытыми, и я видел, как подрагивают ее веки.
Если бы хоть на короткое время прекратилась война, освободила нас от всех обязанностей, дала немного вкусить жизнь!
Непреодолимое желание поцеловать Весну мучило меня. Я забывал обо всем, что нас окружало. Мое желание было сильнее моего сознания и осмотрительности. Пусть не умолкает музыка, она станет моим союзником. Волнение все сильнее и сильнее захватывает меня. Я пропустил несколько удобных моментов, когда ее волосы касались моих губ. Храбрость оставляла меня, да и Весна отстранила голову. Она словно догадалась о моих намерениях. Когда танцующая молодежь плотным кольцом окружила и завертела нас в вихре танца, я приблизил губы к ее голове и поцеловал девушку возле уха как бы случайно. Весна вздрогнула, чуть отстранилась и посмотрела на меня с укоризной, удивлением и милой улыбкой.
Большой ребенок, прошептала она.
Большой и маленький, но не суди строго.
Здесь не место для этого. Не забывайся.
А время?
Время тем более. Может, больше место, чем время.
Можем немного поиграть со временем.
С ним никак. Как бы оно не поиграло с нами.
Даже сегодня, в такой день?
Не сегодня и не здесь.
В таком случае никогда. Перестанет играть музыка, и будет поздно. Ждать другого случая? А будет ли он?
Будет. Надо ждать.
Когда? Где?
Не будем говорить об этом. Шепни мне что-нибудь на ухо, Бора. Только не целуй. Не трогай мои волосы губами. На нас смотрят. И ослабь руку, не прижимай меня.
Я у тебя в большом долгу. О многом надо рассказать. Я виноват перед тобой. Спасибо тебе за все.
Успокойся, ты весь дрожишь. Ты как во сне
Да, Весна, все это как сон. Это же просто незабываемо.
Ты, наверное, принимаешь меня за другую, за какую-нибудь испанку. Расскажи, я не ревнива.
Другой нет, Весна. Моя только ты. Та, которая меня поцеловала и которую я поцеловал.
Я тебя поцеловала? Когда?
Через Глухого.
Она рассмеялась:
Глухой передал тебе мой поцелуй? Как?
Так, как ты ему сказала. Когда пришел, поцеловал меня. Это, говорит, от Весны. Как видишь, Глухой честный парень.
Даже слишком, засмеялась она. Вот не думала, что ты такой наивный!
Ты что, отрицаешь?
Нет, Бора, мне нечего отрицать. Глухой просто пошутил. Несерьезная шутка. Тем, что принадлежит только тебе, я не могу делиться ни с кем. Только с тобой.
Я подумал, что она просто стыдится. Наверное, в ней пробудился девичий стыд или она подумала, что я ревную ее к Глухому.
Ты защищаешься, будто я тебя в чем-то обвиняю. Почему стыдишься своего поступка?
Говорю тебе, что это только шутка Глухого. Я никогда не стыдилась любви к тебе. Но поцелуй не письмо, его нельзя ни переслать, ни передать. Это не слово, которое пишется на бумаге. Поцелуй не терпит посредников. Это, мой Бора, не письмо.
Упоминание о письмах я воспринял как укор. Я понимал, что должен был ей отвечать, но не думал, что она заведет об этом речь сегодня. Что ей ответить, как отложить разговор, который она начала? Она поставила на карту все, а я ничего. Никакие слова не могут служить оправданием того, чего я должен стыдиться. Оправдать мой страх, который не позволил ответить ни на одно ее письмо? А ее письма были для меня такими желанными. Мне хотелось получать их каждый день. Я считал их почти обязанностью с ее стороны. И мне казалось, что своим молчанием я обидел ее.
Не будем говорить о письмах, Весна. Не вспоминай о них. Я могу быть тебе только благодарен, но ничего, ничего
Я больше всего боялась таких слов. Не иронизируй, говори откровенно, сердись на меня, ругай, я этого заслужила.
Скажу тебе все. Твои письма достойны тебя. Больше, чем слова, идущие от сердца. Даже если бы я никогда не видел тебя, я полюбил бы тебя за такие письма.
Оставь, Бора, прошу тебя. Я заслуживаю самого тяжкого порицания, но не такой иронии. Ты, конечно, не примешь моих слов в защиту, но все же я попытаюсь объяснить. Я понимаю, ты в обиде. Но все это потому, что я люблю тебя. Я не отвечала на твои письма только потому, что люблю тебя. Это смешно, правда? Но можно понять. Моя боязнь за тебя сильнее страха войны. Что случилось бы, если бы мое письмо попало кому-нибудь в руки? Ты ведь принадлежишь этим людям с Витуны. Без них ты не был бы таким, каков есть. Если для этого надо чем-то пожертвовать, то лучше принести в жертву нашу любовь. Если понадобится, ты сам это сделаешь. Получая каждое твое письмо, я до боли в сердце боюсь, что какое-нибудь из них затеряется. Они налагают на меня большие обязательства и ответственность. Я не смею уснуть с ними, не могу и погибнуть. Я восхищаюсь твоей необдуманной смелостью. Каждое письмо твое приносит мне огромное счастье. Но не пиши мне больше. Ради нашей любви
Шок был слишком сильным. Несколько мгновений я стоял ошеломленный, мысли путались в голове. Кто мог подумать, что я получал не ее письма? Теперь я стыдился собственной наивности. Каким я был дураком!