19 Я расстрелял врага по приказу командира
В один из декабрьских дней, ближе к новому году, я прибыл в штаб полка, расположенный в соседнем хуторе, чтобы доложить подполковнику о готовности моего взвода сдать экзамен. Приладышев собирался лично проверить навыки в стрельбе моих подчинённых. Кругом уже лежал снег, но его было не много. Зима в этих краях отличалась от нашей зимы, частыми ветрами и оттепелями. В тот день стояла безветренная и не очень морозная погода. Со стороны фронта уже несколько дней не доносилась канонада. Наступило затишье, и ни что не предвещало неприятностей, настроение было хорошее, я насвистывал «Катюшу».
В хуторе стояло три дома, один заняли под штаб, а в других жили разведчики из роты Винокурова. Местных жителей не было. В штабе собралось несколько человек офицеров, пришедших туда по разным причинам: обычно, это что-нибудь просить у командира полка, или вызвали для отчёта. Когда я вошёл, Приладышев разговаривал с капитаном Карповым, а старшина из хозвзвода начал их перебивать, задавать свои вопросы.
Подожди, давайте разговаривать по очереди, остановил командир полка старшину.
Вставай в очередь, заворчали на него другие офицеры. У нас тоже важные проблемы, не только у тебя.
О чём шёл разговор, не помню, но во время него в соседней комнате, куда дверь была закрыта, послышалась возня и какое-то странное хрипение. Приладышев встал из-за стола и заглянул в ту комнату, чуть приоткрыв дверь. Его лицо переменилось, побледнело, он закричал:
Сюда, скорее!
Мы все бросились в комнату; там, на полу лежал знаменосец, а из его перерезанного горла, с храпом, хлестала кровь.
Где знамя?! ужаснулся Приладышев.
Знамени в комнате не было. Окно было распахнуто, морозный воздух заполнял помещение и шторы, висящие рядом, колыхались. Карпов подбежал к окну и выглянул наружу.
Следов на снегу нет, сообщил он.
Капитан Соколов, тем временем, склонился над умирающим знаменосцем:
Позовите кто-нибудь врача, надо спасать парня!
Бесполезно, помочь уже нельзя, сказал Приладышев. Лучше позовите его брата, он отдыхает в соседней комнате. И надо искать знамя, иначе наш полк расформируют, а меня отдадут под суд.
Капитан Карпов отодвинул возле окна штору, и мы все увидели, стоявшего за ней человека, высокого роста, с ножом в одной руке и со знаменем в другой. С минуту, мы в растерянности смотрели на него. Это был молодой мужчина в гражданской одежде, спортивного телосложения, с бычьей шеей и с бандитским лицом. Он тоже смотрел на нас. Выйдя из оцепенения, Карпов выхватил пистолет из кобуры, а человек с ножом бросился к окну, пытаясь вскочить на подоконник и убежать. Но Карпов схватил его и ударил пистолетом по голове. Мужчина упал без сознания. В это время пришёл брат-близнец лежавшего в луже крови знаменосца. Ему объяснили, что произошло. Он, спросонья, ни как не мог осознать трагичность этого события. Лежавший на полу брат дёргался в предсмертных судорогах. И вот близнец, опомнившись, с яростью бросился на убийцу, который лежал рядом. Но Приладышев его остановил:
Подожди, надо сначала допросить. Занесите фашиста в ту комнату, сказал он офицерам.
Несколько человек потащили его, приговаривая: «Ну и тяжёлый бугай»
Прежде, чем привести в чувство убийцу, его связали, и, когда он открыл глаза, то посадили на стул.
Кто ты такой? Зачем убил знаменосца? задал ему вопрос подполковник.
Ихь ферштее нихьт. (Я не понимаю)ответил тот по-немецки.
Винокурова поблизости не было и переводчиком пришлось быть мне. Немец на вопросы отвечал не охотно. Выяснилось, что он был хозяином этого дома. Убить знаменосца его никто не заставлял. На это он решился сам. В доме его сразу не обнаружили, так как он прятался в подвале.
Всё ясно, тихо произнёс Приладышев. И обращаясь к брату убитого знаменосца, сказал:
Ну вот, теперь можешь врезать этому негодяю.
Тот не решительно подошёл и ударил связанного немца. Но немец не упал. Этот удар был слабоват. Тогда офицеры налетели на убийцу, повалили на пол и пинали его ногами. Избили сильно. Всё лицо было у него в крови. Потом командир полка приказал мне расстрелять фашиста во дворе. Почему он приказал расстрелять именно мне, не знаю. Может, из-за того, что я был снайпером
На шум, в штаб пришли двое часовых с трофейными автоматами. Я взял у одного из них автомат, чтобы не тратить патроны в моей винтовке. Вместе с часовыми я вытолкал немца во двор. Он прошёл несколько шагов, и я выстрелил короткой очередью ему в спину, в область сердца. Но здоровяк не упал, а повернулся ко мне лицом. В его глазах я прочитал удивление и боль. Я вновь выстрелил, он опять не упал, а сделал два шага в мою сторону. Это лицо мне запомнилось на всю жизнь. Тонкие волевые губы, широкий подбородок и голубые глаза. Наверное, типичный ариец. Он никак не хотел умирать. Я в третий раз нажал курок, но в автомате закончились патроны. Второй часовой из своего автомата уложил арийца. Он несколько минут дёргался связанный на снегу, и даже развязал себе руки, Я как заворожённый смотрел на него. Он попытался встать, но я добил его из парабеллума в голову. В окно, из штаба смотрели Приладышев и другие офицеры. Они были поражены крепким здоровьем и жаждой к жизни этого немца.
Я не испытывал жалости к убийце нашего товарища. Этих симпатичных знаменосцевблизнецов любили во всём полку. Наоборот, меня охватывал гнев. Но убить человека, всё равно трудно. Тем более, вблизи. Одно дело застрелить на большом расстоянии из снайперской винтовкидругое в упор, глядя ему в глаза. Когда я вернулся в штаб, меня всего трясло. Капитан Соколов сочувственно налил мне в кружку водки, и я выпил её залпом.
Пока не началось новое наступление, каждый вечер, перед сном, появлялось в моём сознании лицо убитого мной немца.
Приладышев, и присутствующие в штабе офицеры, бережно выносили тело погибшего знаменосца на носилках. Командир полка распорядился, обращаясь к начальнику штаба:
Товарищ капитан, подготовьте приказ о торжественном прощании с нашим боевым товарищем. Мы должны похоронить его с почестью, перед всем полком. После этого Приладышев, стараясь быть спокойным, продолжил вести разговор с офицерами. Когда очередь дошла до меня, он укоризненно сказал:
Что ж ты с первого выстрела не убил этого фашиста? Устроил здесь представление. Ну, ладно. Дня через три будет твоему взводу экзамен. Готовься.
Экзамен намечался на тридцатое декабря. Нашу дивизию опять перевели в другое место, на территорию Литвы, во второй эшелон резерва, рядом с городом Кибартай. Но экзамен так и не состоялся. За мной пришёл посыльный и передал, что надо явиться в штаб на совещание. Штаб находился на другом конце посёлка, в котором нас расквартировали.
Был лёгкий морозец. Я шёл по посёлку, и снег поскрипывал у меня под сапогами. Посёлок находился возле железной дороги, было слышно, как пыхтели паровозы и подавали гудки. Мне вспомнился Данилов, там тоже был железнодорожный узел, и так же гудели паровозы. От паровозного дыма на снегу виднелась копоть. Это напомнило мне детство, и вкус снега, когда я брал его в рот, прокопчённый, горьковатый. Задумавшись, я не заметил, как подошёл к штабу полка, расположившемуся в длинном кирпичном здании. В нём до войны была школа. Об этом свидетельствовали парты, стоявшие, как на улице, так и в самом здании. В бывшей школе теперь размещались не только штаб нашего полка, но и все штабы полков пятой стрелковой гвардейской дивизии. Прибывших командиров подразделений собрали в актовом зале, где на сцене стояла новогодняя ёлка.
На совещании я встретил своих товарищей, снайперов-инструкторов из других полков. От них я узнал, что Костю Рыжова комиссовали, в связи с ранением. Теперь нас осталось в дивизии трое. На совещание приехал генерал-лейтенант, командующий нашим восьмым гвардейским стрелковым корпусом, Завадовский М.Н. В состав корпуса, кроме нашей, входили ещё две дивизии. Генерал выступил с длинной лекцией о международном положении. Мне запомнилось из его лекции главное событие, что уже формируется международный трибунал, чтобы судить Гитлера и других военных преступников. После лекции Завадовский представил собравшимся нового командира дивизии, сидевшего рядом с полковником Шеренгиным, за столом президиума. Это был генерал-майор, добродушный на вид, с бородкой, как у Калинина.