Герой Советского Союза Пчелинцев.
Скоро твой кандидатский стаж истечёт и тебе снова нужны будут три рекомендации. Так что на меня можешь рассчитывать, пообещал майор Котов. Затем он достал из полевой сумки пачку фотографий и, выбрав несколько штук, дал мне. Этими фотографиями поделился с замполитом военный фотокорреспондент, а он со мной. Затем я эти фотографии отправил в письме домой.
8 Красавица санинструктор
В первых числах октября наша армия задержалась на занятых позициях, южнее литовского города Вилкавишкис. Немецкая оборона проходила по западному берегу реки Шеймена. Оборонительные сооружения противник подготовил заранее, и сильно укрепил, поэтому наше командование вынуждено было остановить наступление и перейти к выжидательной обороне. В эти дни затишья, в 21-й полк, прислали молодую девушку, санинструктора, с погонами лейтенанта медицинской службы. Это была на редкость симпатичная блондинка. Её голубые глаза сразили наповал многих мужчин. О её красоте быстро разнеслась молва. Не только наш полк, но и вся дивизия сохла по ней. Многие притворялись больными, лишь бы найти повод познакомиться с этой красавицей.
Я не притворялся, а на самом деле простудился, ведь стояла сырая ветреная погода. Чувствуя сильное недомогание, я направился в медпункт, расположенный неподалёку от штаба, в просторном блиндаже.
Спускаясь по ступенькам в блиндаж, я почувствовал запах женских духов и запах лекарств, хлынувших мне в лицо вместе с тёплым воздухом. В медпункте было не многолюдно, несколько санитарок, ели горячие щи из глиняных мисок, так как привезли обед. Все эти женщины тоже были, в большинстве, молодые, но обычные, измотанные тяжёлой военной службой, и на них мало кто обращал внимание, как на женский пол. Редко с ними заигрывали.
На что жалуешься боец? с улыбкой спросила санитарка.
Наверное, простудился, горло побаливает, и голова как чугунная, ответил я охрипшим голосом.
В этот момент из-за ширмы, отгораживающей половину блиндажа, вышла она, о которой так часто приходилось слышать в последние дни, но не доводилось встречаться. Когда, я её увидел, то голове сразу стало легче. Девушка была так хороша, что я стеснялся на неё смотреть. Ей всё было к лицу: и новая офицерская гимнастёрка, стянутая в талии широким ремнём, и выглаженная юбка, плотно облегающая бёдра, и хромовые сапоги на стройных ножках.
Так, давай я посмотрю твоё горло, сказала она деловито и села на ящик рядом со мной. От её прикосновения меня бросило в жар. Пока она меня осматривала, в медпункт пришли ещё несколько солдат и офицеров. Некоторые из них нарочито кашляли, видно, что притворялись. Они начали шутить и пытаться с помощью юмора познакомиться.
Среди пришедших был и мой уже приятель, капитан Озеров. Мы с ним успели подружиться, так как я часто бывал у него в батальоне, и в часы затишья мы играли в шахматы. Увидев меня, он подковырнул:
А ты, старшина не промах, вовремя заболел. Смотри, опередят тебя другие больные. Вон их сколько, и все при параде, с медалями. Женихи, да и только.
Не тушуйся, Коля, поддержал меня знакомый сержант, здесь все инвалиды, у них понос, не дай бог, кашлянут, вот уж грохот будет
От этих шуток санитарки дружно захихикали, а санинструктор строго сказала:
Кто не болеет, прошу покинуть помещение. И все эти шутки не уместны! А вас, старшина, я направляю в медсанбат. Придётся там полечиться недельку.
Я, конечно, запротестовал. Как это в медсанбат, ведь мне некогда там прохлаждаться, надо обучать снайперов. Я попросил санинструктора дать мне лекарства, чтобы самому вылечиться.
У меня нет ничего, кроме аспирина, объяснила она. У вас начинается ангина, и с этим не шутят.
Николай, приходи ко мне в землянку, я тебя быстро вылечу, весело сказал Озеров. У меня есть хорошее средство.
Это, какое средство? поинтересовалась девушка. Она пыталась быть строгой, но её нежное, по-детски, лицо всё равно оставалось добродушным.
Обычное народное средство, игриво ответил капитан, мёд с водкой. Хотите, и вас угощу.
Я водку не пью.
Тогда мёд покушайте.
В разговоре, санитарки назвали свою начальницу Светланой Сергеевной. Теперь её имя уже не было засекреченным. Всех присутствующих медсёстры прослушали и сделали выводы, что тяжелобольных нет. Мне, конечно, хотелось подружиться со Светланой, но где уж мне, старшине тягаться с капитаном. Было очевидно, что санинструктор отдаёт предпочтение Озерову. Она больше других уделила ему внимания, и не сводила с него глаз. Капитан Озеров был мужчиной видным, симпатичным, и возраст тридцать лет, вполне подходящий. А главноеэто орден на его груди и несколько медалей.
После медпункта мы с Озеровым зашли в штабной блиндаж. Там застали на месте командира полка. Обычно, его трудно найти, но на этот раз повезло. Подполковник тоже сильно кашлял, и не только от табака. В такую погоду многие простужались. Я спросил у него разрешения подлечиться в гостях у Озерова. Он был не против, а, узнав о мёде, сам решил пойти в гости вместе со мной.
Начинало смеркаться, и вдалеке, над передовой, изредка взлетали осветительные ракеты. Отправились в путь мы большой группой. Приладышев взял с собой для охраны отделение автоматчиков, из роты разведки. Участились случаи вылазок немцев в наши тылы. Они совершали диверсии и брали языков. Их разведка тоже активно работала.
Землянка комбата Озерова была вырыта в склоне оврага, примыкавшего к реке Шеймене. До реки оставалось метров сто. На той стороне были немецкие позиции, и оттуда доносились редкие автоматные очереди. Рядом с землянкой комбата в ряд расположились другие землянки бойцов первого батальона. Место удобное, и замаскировано кустарником, росшим по всему оврагу. Вдоль этого берега реки проходила череда наших траншей. Я уже не раз там бывал.
Войдя в землянку, Приладышев спросил хозяина:
Почему у тебя не топлено? Ведь сейчас не лето.
Вы разве забыли, что мы топим только в ночное время?
Да, помню. Дым может выдать ваше расположение. А ты не мог запастись углями? Уголь же горит без дыма, в свою очередь упрекнул его Приладышев.
Смутившись, комбат крикнул:
Баранов! Иди сюда!
Сидевший возле землянки часовой всё слышал и спросил:
Что прикажете, товарищ командир. Затопить печку? Дрова сухие заготовлены.
Через несколько минут в железной печурке уже трещали дрова и в землянке появился едкий дым, от чего присутствующие закашлялись. Но когда печка раскалилась, то дымить перестала. На улице стемнело, и Озеров зажёг керосиновую лампу. В землянке стало уютно. В нашей компании оказались ещё два офицераначальник штаба батальона и командир второй роты.
Где ты столько мёда раздобыл? полюбопытствовал Приладышев, глядя на пятилитровый бочонок.
Есть тут в ближайшей деревне пасека. Пасечник принёс нам этот мёд, пояснил комбат. Он нам сочувствует, сам из партизан, хороший старик.
Ну, давай, капитан, разливай водку, по кружкам да мёд по котелкам, потирая руки, проговорил Приладышев.
Капитан всё это сделал, и Подполковник встал, держа в руках кружку:
Предлагаю выпить за павших в боях наших товарищей. Вечная им память.
После этого все встали и выпили стоя, упираясь головами в низкий потолок. Затем закусили мёдом. Как водится, возникли бурные разговоры на разные темы. Начали с обсуждения боевых задач, а закончили женщинами. Я давно заметил, что в мужской компании всегда разговор заканчивается темой про любовь, про женщин. И тут стали обсуждать нашу новую девушку санинструктора. Озеров захмелев, откровенно признался, что влюбился в неё, как мальчишка.
Ты же женат, удивлённо посмотрел на капитана Приладышев.
Я вдовец, вздохнул Озеров. Моя жена погибла во время бомбёжки, а дети умерли от тифа. Мне об этом тёща в письме сообщила, ещё в сорок третьем.
Соболезную от всей души, прижимая руку к сердцу, сказал Приладышев. Извини, не знал. Только послушай моего совета: днём к санинструктору не ходи, её авторитет подмочишь.
Два дня мне разрешили отлежаться в землянке Озерова. Водка и чай с мёдом сделали своё дело, и мне стало легче. На третий день я вновь приступил к своим обязанностям, к обучению снайперов.