И вот этому автору, будущему ученому, а тогда мелкому чиновнику, предстояло испытать на собственном горбу «прекрасную жизнь» в старой, доброй Софии. Парень уже женился, но квартиры не имел
Может быть, эта старая-престарая София со своими новыми грехами дала возможность нынешнему профессору Периклиеву сохранить в себе нечто большее, чем обычное воспоминание о докторе Александре Пееве.
«У меня были горести и радости, разочарования и надежды. Забылись многие встречи и разговоры, но личность доктора Александра Пеева озарена немеркнущим блеском. Сколько раз обращался я к нему за советом! Сколько мудрых и дружеских напутствий получал от человека, который без устали помогал людям чем мог!
Служба забросила меня на несколько лет в провинцию, и я потерял его из поля зрения.
В 1936 году я вернулся в Софию. В один из летних дней я догнал доктора Пеева на бульваре Царя-освободителя. Годы разлуки сделали нашу встречу еще более радостной. В разговоре мы перескакивали с темы на тему. Я рассказал ему о жизни в провинции, а он поведал мне, как его уволили из Болгарского земледельческого банка и что он работает теперь в строительной компании «Подслон». Уводили его 19 мая 1934 года за то, что он снабдил несколькими томами Большой Советской Энциклопедии библиотеку банка. В газете «Зора» опубликовали сообщение о том, что в таком учреждении, как Болгарский земледельческий банк, держат на службе людей, открыто занимающихся коммунистической пропагандой. Ссылались на случай с энциклопедией. Потом мы заговорили о международном положении. Доктор Пеев ознакомил меня с положением в Испании, Германии, Италии, Англии, Франции и СССР. Его комментарии и прогнозы показались мне интересными.
А что ты скажешь о нас? спросил я его.
Мы, брат, отражаем то, что происходит на международной арене. Нами управляет дворцовый кабинет Кёсеиванова, проводящий политику крупной буржуазии и германского капитала. Следовательно, как Борису прикажут, так и будет. У нас усилится террор, придут к власти фашисты, начнется борьба двух непримиримых лагерей.
Доктор Пеев мог прокомментировать любой политический акт. Темой наших разговоров в то время были события в Испании.
В 1937 году я женился. На меня навалились заботы о семье. У нас не было ни денег, ни мебели. Наступила осень, а я все еще не мог решить квартирный вопрос.
С доктором Пеевым я встретился в каком-то учреждении и рассказал ему, что у меня очень плохи дела с квартирой.
Живите у нас. Найдется и комната, и мебель, а о квартплате и не думайте, проговорил Пеев и повел меня к себе домой.
Я оказался на бульваре Евлогия Георгиева, в доме номер тридцать три. Двери открыла жена доктора.
Елизавета, одно молодое семейство оказалось бездомным. Что, если мы уступим им одну комнату? спросил Пеев ее.
Елизавета не возражала.
Буквально через мгновение я осматривал новую комнату, а хозяева начали обсуждать, куда поставить кровати, вешалку, стол
На меня произвело впечатление то, что в этой семье все делалось без особого шума и с широким размахом.
Мы прожили у них два года. В этом доме я и моя жена научились, как нужно жить. Производило впечатление большое доверие и взаимное уважение, связывавшие троих членов семьи доктора Пеева, Елизавету и их сына Митко. Всегда вежливые и внимательные, они умели поддерживать в своем доме удивительно приятную атмосферу. Я не слышал, чтобы в этой семье кто-то повышал тон.
Большая библиотека доктора превратилась в магнит, который постоянно притягивал Пеева и Елизавету. На полках стояли очень ценные книги по марксизму, праву и истории. Супруги проявляли большой интерес к социальным проблемам. Доктор Пеев смотрел на все через призму своих марксистских убеждений и из самого незначительного на первый взгляд факта делал политические выводы. Елизавета же, по образованию историк, смотрела на мир, как на большую арену, где развертывались те или иные события, и пыталась понять их философско-логическую взаимосвязь. Оба постоянно записывали что-то в свои блокноты, делились впечатлениями о прочитанных книгах.
Бросалось в глаза, что меньше всего думали о еде. Пищу предпочитали простую, вегетарианскую. Доктор и его жена не являлись членами общества трезвенников, но в этом доме спиртное появлялось очень редко. Только по праздникам. Когда приходили гости.
Жизнь с семьей Пеевых оставила след в моем сознании. Редкостная терпимость и демократичность. Для доктора и Елизаветы социализм и социалистическая общность не были догмой.
Незабываемы наши долгие разговоры на внешнеполитические темы. Сердце Сашо откликалось на все, что происходило в мире. Его волновало любое событие.
Навсегда останутся в памяти вечера, когда я слушал рассказ доктора Пеева о его впечатлениях от посещения Москвы осенью 1939 года. Ему удалось осуществить свою мечту побывать в стране победившего социализма. Ценой огромных усилий он включился в группу болгарских общественных деятелей, посетивших большую сельскохозяйственную выставку в Москве. Он вернулся оттуда полный впечатлений.
Каждый вечер к доктору Пееву приходили все новые и новые люди послушать его рассказы о Москве. Он не уставал повторять каждому все от начала до конца. Восхищался советской сельскохозяйственной техникой, обращал внимание на небывалые масштабы строительства, рассказывал о психологии советского человека. Вспоминается, как он сравнивал старых русских интеллигентов и советских граждан, дерзновенно идущих по пути строительства социализма. Эти новые люди сознательные строители нового общества. Пеев посетил многие музеи, театры, выставки. Рассказывал о реализме в искусстве. Вспоминал о массовых спортивных торжествах советской молодежи. Вдохновенно говорил об огромной работе, проделанной партией на заводах, в городах и в деревне. Проницательный глаз доктора Пеева заметил, как в течение двадцати двадцати двух лет «закалилась сталь», выкованная революцией.
Пеев и Елизавета поддерживали связи с очень широким кругом знакомых, но дом их посещали в основном представители интеллигенции. Доктор обладал способностью в разговорах избегать всего несущественного и заинтересовывать слушателей любопытными фактами
Пеев находил время заниматься десятками дел, которые могли бы стать делом жизни ученого, юриста, экономиста»
На стене висело большое зеркало из толстого стекла, выщербленное в нижнем и верхнем углах. Генерал смотрел на себя в зеркало и улыбался: вряд ли погоны означают что-нибудь! Вот погоны на плечах Даскалова Они, конечно, не могут скрыть, что он платный офицер вермахта и дипломатический военный агент рейхсканцелярии. А Луков словно с досадой носит болгарские генеральские погоны. Он даже не скрывает, что его дружба с Канарисом и Риббентропом нравится ему больше, чем все звания болгарской армии.
Знают ли эти господа, что еще один генерал прикрывает погонами свою настоящую суть? Из зеркала на него смотрел спокойный, подтянутый высший офицер с немного усталым ироническим выражением глаз и чуть заметной улыбкой в углах рта. Так оно и есть, господа! Военный всегда воюет. Плохо, что вы не можете понять нечто существенное, что упрощает все в наше сложное и запутанное время: немцы проиграют войну и заодно увлекут за собой и свою жертву Болгарию.
Да, внешний вид генерала Никифорова был безупречен. Он мог предстать и перед царем. Но пока тому хватало Даскалова
Как ему хотелось пойти в отпуск! Именно сейчас! Но эфир приносил важные новости. Дворцовая клика возбуждена и многозначительно дает понять, что должны произойти важные события. Какой же тебе отпуск, «Журин»? Если бы ты был только Никифоров
Он оторвал листок от календаря. Тринадцатое июня тысяча девятьсот сорок первого года. Не может он взять отпуск! А дома прекрасно понимают, что и когда возможно. Догадаются и сейчас
Никифоров отказался взять машину, и причина была не в том, что идти недалеко. Он пошел пешком, чтобы упорядочить свои мысли. Ему еще трудно было перестраиваться так, чтобы и мыслить, и чувствовать, и действовать беспрестанно в любой миг и при всех обстоятельствах в соответствии с изменившейся обстановкой. Никифоров еще не в силах был осознать ту головокружительную, колоссальную перемену, которая произошла во всем его существе.