Это было грустное рождество. Отакар Ярош приехал домой в Мельник. Снова вся семья собралась вместе: мать, отец и все пять сыновей Иржи, Отакар, Владимир, Ян и Зденек. Настроение было как на похоронах. Они как будто предчувствовали, что собрались вот так, все вместе, в последний раз. И родители и сыновья были серьезны и озабоченны. Мать, как всегда, испекла печенье и ваночку, обменялись подарками у елки, но о чем бы не начинался тогда разговор, он всегда сводился к одному что же будет дальше?
Немцы стояли на новой границе, в нескольких километрах от Мельника. Что, если они пойдут дальше? Будем ли мы защищаться? Но как? Ведь мы потеряли пограничные укрепления. Отакар беспомощно сжимает кулаки и говорит со злостью:
Не надо было нам уступать. Мы могли воевать. У нас было все: оружие, желание драться с врагом. Вы не видели, с каким настроением к нам приходили резервисты. Мобилизацию объявили по радио вечером, а уже на следующий день наш полк стоял в полной боевой готовности. Ребята были просто великолепны. В батальоне за целый месяц не было совершено ни одного дисциплинарного проступка. Солдаты хотели воевать. С Гитлера быстро бы сошла спесь.
Во взводе Яроша было несколько ненадежных солдат. Он прямо им сказал:
Если кто-нибудь из вас собирается удрать, то пусть прежде хорошенько подумает. Мы его непременно поймаем, и я лично измолочу его так, что мама родная не узнает. Ну, а уж если дезертир возьмет с собой винтовку, то я с ним не знаю тогда что сделаю.
Бойцы смеялись, но ни один солдат из его взвода не убежал.
Однажды он нашел на своей кровати газету «Руде право». Кто-то засунул ее под одеяло. В ней была обведена красным карандашом речь депутата Готвальда. Некоторые предложения были подчеркнуты. Ярош принципиально не терпел во взводе никакой политической агитации, считая, что политика только будоражит людей и армии никакой пользы не принесет. Но в этот раз помеченную статью он все же прочитал.
«Товарищи! Мы переживаем чрезвычайно сложные минуты. Можно сказать, что наша республика стоит на перепутье. От того, какие, решения последуют в следующие дни, очевидно, будет зависеть дальнейшая судьба нас всех
Что до сих пор сдерживало врага от прямого на нас нападения? Прежде всего наша твердая воля и способность защищаться. Защищаться любой ценой и всеми средствами. Защищаться голыми руками и рвать противника зубами. Драться за каждое дерево, каждый клочок земли. Драться за каждый дом и каждую деревню. Враг знал и знает, что путь к Праге для него никак не был бы прогулкой. Он знает, что нас просто так одолеть трудно.
Что же теперь надо делать, чтобы защитить мир и республику? Прежде всего мы должны быть едины и благоразумны, тверды и решительны. Единство у нас есть. Чешский народ сейчас един, как никогда прежде. А тех вонючих грязных крыс, которые снюхались с врагом их всего небольшая кучка и они будут раздавлены народом. Такими же едиными, как народ, следовало бы быть политическим партиям, которым дорога́ судьба республики
Да, мы должны были начать войну. Союзники югославы, румыны, а главное русские, пришли бы нам на помощь. Тогда бы и французам стало стыдно, и они тоже выступили бы против фашистской Германии».
Если Гитлер займет всю страну, сказал Отакар в семейном кругу за рождественским столом, я не останусь здесь. Уеду из Чехословакии.
Куда? спросили его.
Не знаю. Там будет видно. Но так не может долго оставаться. Я верю, что будет война. Это Гитлеру просто так не пройдет. Пойду воевать!
Поэтому-то он и стал офицером, чтобы воевать за родину, когда это потребуется. Решение стать кадровым военным определило весь его жизненный путь.
3
В один июльский день, вечером, придя домой с работы, Мирослав Гавлин обнаружил в почтовом ящике серый продолговатый конверт, в которых обычно посылают приглашение на свадьбу. Двадцатигеллеровая марка погашена круглым штампом: Гра́нице, 23.VII.37. Кто же это ему написал? Адрес был написан красивыми буквами с наклоном, но это ему ни о чем не говорило. Женится кто-нибудь из знакомых? Он нетерпеливо открыл незаклеенный конверт, вынул сложенную вдвое плотную бумагу. Что это? Знак военной академии, а внутри напечатанный текст. Мирослав Гавлин быстро пробежал его глазами:
«Слушатель академии Отакар Ярош имеет честь сообщить о том, что 29 августа 1937 года он будет выпущен из академии в звании поручика».
Так значит Ота будет офицером! Хороший парень. И не забывает старого друга. Жаль, что Мирек не может приехать на это торжество в Границе. Было бы неплохо как следует отметить такое радостное для Яроша событие. Ничего, можно отметить и позже, когда им удастся встретиться.
Как долго они уже знакомы? С 1929 года. Боже, как летит время! Восемь лет. Они вместе поступили на первый курс Высшей электротехнической школы, находящейся в Праге на Житной улице, 14. Частная специальная школа, приравниваемая к высшему техническому учебному заведению. Наверное, это было единственное в стране учебное заведение такого типа. За обучение взималась плата, каждые полгода по шестьсот крон. Очень большие деньги, а для семьи с пятью детьми и подавно.
До этого Отакар ходил в гимназию в Мельнике, но дела у него там обстояли неважно. Он всегда был чуть-чуть озорнее других гимназистов. На переменах в коридоре или на школьном дворе его было больше видно и слышно, чем остальных ребят. С раннего детства он был чрезвычайно живым. Минуту не мог посидеть на одном месте. Вечно его что-то торопило. Голова у него была хорошая, но учеба его не занимала. Прибежит домой, сумку в угол и на улицу к ребятам.
Преподаватели в гимназии с ним измучились. Если в гимназии случалось какое-нибудь озорство, то зачинщиком его наверняка был Ярош. Не надо было ничего расследовать, потому что ошибка исключалась. Ота не отказывался от своих провинностей. Разбитое стекло Ярош. Потасовка в классе Ярош. Резинка, привязанная к большому и указательному пальцам левой руки, превращалась в прекрасную рогатку, из которой на уроке, когда учитель отворачивался к доске, можно было метко выстрелить скобочкой из скатанной бумажки или промокашки, пропитанной для большей действенности чернилами. Кто это был? Ярош. Из стеклянной трубочки с характерным шумом вылетало рисовое зернышко и с большой точностью попадало в шею или щеку. «Опять вы, Ярош? Записываю вам замечание в классный журнал». А на школьном дворе во время перемен Ярош был организатором игр, в которых команды бросались друг в друга кусками глины или еще чем-нибудь, зимой же любимым развлечением была игра в снежки
«Ярош, ваша успеваемость в этом полугодии ухудшилась. Мы приглашаем в гимназию ваших родителей»
Парень он не глупый, говорили преподаватели отцу или матери, но не может сосредоточиться, думает о чем угодно, только не об учебе. Сегодня опять пришел, не выполнив домашнего задания Вам нужно взяться за него как следует
Мать и отец Оты простые люди. Их уделом с раннего возраста была тяжелая работа. Им очень хочется, чтобы хоть детям их жилось лучше. Поэтому они экономят на всем, лишь бы дать своим детям образование. В здание гимназии они входят с бьющимся от волнения сердцем. Отец в нерешительности мнет фуражку железнодорожника. Они почтительно здороваются с господами преподавателями, которые проходят по коридорам с папками под мышкой. Несмело обращаются к ним. Гимназия для них что-то возвышенное, святое. Они не понимают того, что требуют от учащихся и поэтому не могут своему Отоушеку что-либо посоветовать, чтобы как-то облегчить его положение в гимназии. Единственно, что они могут это заставить его уделять больше времени учебе.
Занимайся больше дома! Не слоняйся по огородам! Однажды отец совсем рассердился: Я прекращу эти твои занятия спортом! Сначала работа, а потом уже развлечения!
После этих слов Ота получает хороший подзатыльник твердой отцовской рукой.
Но разве это на него действует? Отакар Ярош создан для движения. Как, например, рыба или птица. Гимназия для него тесная клетка. Ему ужасно не хотелось сидеть за поцарапанными партами и заучивать, что «квадрат гипотенузы прямоугольного треугольника равен сумме квадратов его катетов» или что «семянка это сухой односеменной плод с зародышем, неприросшим к семени, часто имеющий летательное приспособление, чтобы переноситься ветром».