Никишов стоял возле стереотрубы в узком окопе, прорытом в форме буквы «г» от правой стенки блиндажа ВПУ.
Товарищ командующий! сейчас же появился в дверях блиндажа гвардии капитан Семенов. Волынский докладывает немец отходит!..
Слышал. И вижу, сказал Никишов, не отрывая чуть прищуренных глаз от окуляров стереотрубы. Передай артиллеристам усилить НЗО.
Слушаюсь! И Семенов скрылся в блиндаже.
Везет Седьмой ударной, сказал сидевший на футляре для стереотрубы майор Павел Павлович, прибывший вместе с маршалом. Робкие немцы все семерке попадаются Чуть что драпанеску махен
Ехидничай, ехидничай, сказал Никишов, медленно вращая барабанчик поворотного механизма стереотрубы. Живой, чертенок Оба идут, слышишь, Павлович?..
Хороший мальчик ваш Марков, сказал Павел Павлович. Идет?
Идет, оба идут, сказал Никишов.
В голубоватом мареве, уже струившемся над полем, видел он две фигурки в плащ-палатке и телогрейке; шагали они вдоль траншеи, вот скрылись в ложбинке
Никишов выпрямился, потер согнутым большим пальцем уставшие глаза, посмотрел направо, где стоял перед стереотрубой маршал в кожаной черной куртке, в зеленой фуражке с прямым козырьком, в синих бриджах без лампасов.
Рокоссовский молчал вот уже минут тридцать, за которые случилось немало: и неожиданная атака немецких танков на участке полка Афанасьева, и хорошо видимая с ВПУ стрельба орудий батареи Хайкина по «тиграм», после которой запылало шесть машин, и контратака штурмовой группы гвардии капитана Горбатова, начатая им столь стремительно, что через двенадцать минут танки с пехотой и самоходки перевалили вершины холмов, слышал маршал и приказ Никишова командующему артиллерией армии отменить артнаступление, открыть огонь по путям отхода немцев, не мог не слышать маршал и второй приказ Никишова, гвардии полковнику Волынскому, бросить в узкую еще щель прорыва приданный дивизии тяжелый танковый полк, посадив на танки как можно больше пехоты
Но маршал молча стоял у стереотрубы.
Продвинулся на четыре-пять километров. Прошу разрешения ввести второй эшелон, донесся из репродуктора неторопливый, окающий говорок генерал-лейтенанта Сазонова, командира соседней с Волынским дивизии, действовавшей на правом фланге корпуса.
Принято! крикнул гвардии капитан Семенов.
И снова голос из репродуктора, стариковский, с хрипотцой, командира корпуса:
Докладываю: на всем участке хозяйства противник отходит. Прошу дать мне бело-красных, прошу дать бело-красных!.. Прием!
Никишов покусал нижнюю губу Танковая бригада поляков, которую просил для развития успеха командир корпуса, могла быть введена в дело только с разрешения командующего фронтом, это был его резерв.
Товарищ маршал, дайте мне поляков, сказал Никишов негромко и вздохнул, потому что знал не любит маршал расставаться с резервами
И Никишов не удивился, когда маршал сказал:
Не могу, Сергей Васильевич.
Слушаюсь.
Майор Павел Павлович тяжеловато поднялся с футляра стереотрубы, снизу посмотрел на Никишова, улыбаясь полным лицом.
Просите еще, Сергей Васильевич, сказал он громким шепотом, который, конечно, слышал и маршал. Сейчас я от маршала схлопочу замечание, но на вашем месте я поляков попросил бы еще разок.
Видел Никишов: дрогнули губы маршала в усмешке
Рокоссовский отступил от стереотрубы, закурил, бросил спичку на бруствер траншеи.
Исправлять твою распущенность, Павел Павлович, занятие, не обещающее больших результатов, сказал Рокоссовский, и майор улыбнулся
Виноват.
Не вспомнишь ли, Павел Павлович, как под Сталинградом один очень веселый молодой штабник докладывал мне, что в котле всего каких-то семьдесят пять тысяч немцев?..
Запамятовал, товарищ маршал, засмеялся Павел Павлович.
А потом оказалось, что немцев было четверть миллиона.
Нехорошо было с их стороны так меня подводить, сказал Павел Павлович.
Никишов смотрел на спокойное, худое лицо маршала. А постарел Константин Константинович, постарел Никишов вздохнул.
Я не уверен, что история не пошутит с нами и здесь, под Данцигом, сказал Рокоссовский. История не диктант, ее нельзя исправить, зачеркнуть ошибки. А то и учиться-то будет нечему Написал «корова» через ять так и останется на века
Извините, Константин Константинович, сказал майор.
Я совсем не буду в восторге, если после войны полковник или генерал Павел Павлович будет писать в какой-нибудь главе толстого тома, что Рокоссовский проваландался с Данцигом месяца три, а то и четыре
Боже упаси мне писать историю! виновато улыбнулся Павел Павлович. Я человек пристрастный.
Печальный опыт канители с Восточной Пруссией нам нельзя повторять Генштабисты не могли не знать, что здесь у немца самые сильные укрепления на восточной и юго-восточной границе И надо же было умудриться гробить именно на этих участках дивизии. Рокоссовский отбросил папиросу. А в Ставке даже и не поминали ни разу, что наш фронт должен взаимодействовать с Третьим Белорусским Покамест немец не заставил понять, что Восточная Пруссия орешек покрепче, чем думали в Москве Вот почему и пришлось мне отдать соседу пять армий Раньше надо было бы думать москвичам Сталин мне про помощь Жукову не один раз напоминал, а про мой правый фланг ни слова Вот почему, Сергей Васильевич, не дам я тебе танки поляков Перед самым штурмом Данцига получишь, если заслужишь. Это их город, они будут драться за Данциг по-настоящему, поляки там сотни лет жили А сегодня не проси, командарм
Рокоссовский улыбнулся чуточку застенчиво, как это у него получалось всегда, когда он кончал не слишком приятный для собеседника разговор. Но улыбка была короткой. Глянув на Павла Павловича, Рокоссовский сказал:
Покури-ка с Семеновым
Майор кивнул, ушел в блиндаж, прикрыл за собой дверь.
Никишов понял: будет разговор не из обычных И уже встревоженно вглядывался в лицо маршала, но оно было привычно спокойным, доброжелательным.
Рокоссовский кивнул на стереотрубу.
Парнишка твой, разведчик-то Помнит, что я ставлю окуляры на ноль пять Подогнал под мои глаза
Константин Константинович Знаете ведь, что солдаты вас
Рокоссовский покусал нижнюю губу. Никогда раньше Никишов не примечал за маршалом такой манеры, и встревоженность Никишова стала ощутимой и маршалу
Нехорошо с твоим соседом, Сергей, сказал Рокоссовский, и Никишов понял, что это о командарме-девятнадцать Только позавчера ночью Никишов в разговоре с маршалом по «ВЧ» предъявил претензию к командующему Девятнадцатой армией: отставал сосед, и это было опасно для левого фланга армии Никишова
Обстановка капризная, Константин Константинович, осторожно сказал Никишов, потому что сейчас любая жалоба на Девятнадцатую армию могла отразиться и на судьбе ее командующего.
Я тебя понимаю. Ты у нас добряк известный Но
Посидели б вы над душой командарма денек-другой, мужик и встанет на ноги, может быть, сказал Никишов.
Совет добрый. Только я уже был в Девятнадцатой Нет, мое сидение над душой командарма ничего не дало Держать вожжи командарм не умеет, не получается у него Говорю: вызови мне штаб корпуса, и не может, нет связи И это когда корпус бьется лбом о несколько хуторов, теряет людей Надо решение принимать, а командарм робеет, путается, карту карандашом марает, а толку нет. События идут помимо его воли. А теперь делай вывод, Сергей Васильевич.
Нелегко, сказал Никишов.
А ведь неплохо и дело началось, вот что обидно За день танкисты отмахали сорок километров, это корпус Панфилова. Взяли Бальденберг, Шенау Используй же ситуацию, черт побери! А командарм только карандашиком по карте, карандашиком Пехота и ползла, медленно поспешая
Рокоссовский достал портсигар.
Кури Что посоветуешь?
Не хочется мне совет давать, Константин Константинович.
Понимаю Павел Иванович Батов тоже не очень-то рвался ответ мне дать о судьбе коллеги.
Мы с Павлом Ивановичем одного поля ягоды, улыбнулся Никишов.