Днем и ночью шла подготовка к предстоящему наступлению на этом участке фронта. На наших картах появлялись все новые и новые цели. На позиции подвозились боеприпасы. Из второго эшелона 23-го гвардейского стрелкового корпуса подтягивались постепенно орудия и минометы, которые было решено использовать в общей артиллерийской подготовке. Задача ставилась такая: иметь не менее 60 стволов в расчете на один километр фронта.
Нам, артиллеристам, была поставлена еще и такая, весьма серьезная задача: на заключительном этане артподготовки подвести стрелковые подразделения огневым валом не к первой, как обычно, а ко второй траншее противника. Это, вполне естественно, требовало дополнительных, особенно тщательных расчетов, повышенного внимания всех наблюдателей, безукоризненной организации взаимодействия, бесперебойной связи во всех без исключения звеньях управления. Кроме того, мы учитывали, что в ходе наступления наверняка потребуются дополнительные артналеты по отдельным, ранее не выявленным целям.
Все подготовительные мероприятия проводились, разумеется, скрытно. Каждая землянка, каждый окоп, не говоря уже об огневых точках и наших позициях, тщательно маскировались. В то же время на отдельных участках велись ложные инженерные работы, которые должны были показать противнику, что мы намерены обороняться. Все это делалось для того, чтобы в максимальной мере использовать в наших интересах такой важный фактор, как внезапность. А он в данной обстановке приобретал особое значение. Каждому понятно, что обороняться всегда легче, чем наступать. А если бой предстоит вести на труднопроходимой местности, то тем более
* * *
Но вот наконец все приготовления завершены. Уже точно известен час, когда должны грянуть залпы наших орудий. На наблюдательном пункте полка установилась напряженная тишина. Казалось бы, за два с лишним года войны можно привыкнуть к этим минутам ожидания. Но вновь чувствую учащенное биение сердца, снова то и дело бросаю взгляд на циферблат часов. А стрелка, как назло, медленно, словно нехотя, ползет от деления к делению.
Рядом со мнойгвардии майор Н. И. Михалев. Еще и месяца не прошло с той поры, как он пришел в полк, но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что человек попал именно на свое место. Последние два-три дня он провел в подразделениях, с личным составом. Только, бывало, по телефону и слышишь его голос: «Яу Лебеденко» или «Прибыл к Воробьеву». По-настоящему нам и поговорить не удалось перед наступлением.
Словно почувствовав, что я думаю о нем, Николай Иванович повернулся ко мне:
О чем-то спросить хотите, Георгий Никитович? Не беспокойтесь, в подразделениях все в полном порядке.
Провели партийные и комсомольские собрания, предупредили людей, что будет трудно, даже очень трудно
А стоило ли упор на трудности делать? Число их от этого не уменьшится. Бойцов же, особенно молодых, такими разговорами запугать можно.
Думаю, что людям всегда надо прямо говорить о том, что их ожидает или может ожидать, ответил мне Михалев. И я услышал в его голосе твердые, ранее не звучавшие еще нотки. Как хотите, Георгий Никитович, а я так поступал и поступать буду. Правду, и только правду.
Да и я в принципе не против этого, Николай Иванович, поспешил успокоить его я. Только порой случается, что в этом отношении палку перегибают. Такие страсти наговорят, что у человека руки опускаются и коленки трясутся.
Это исключено, Георгий Никитович. На трудности настраиваю исключительно для того, чтобы в дивизионах и батареях заранее подумали, как эти трудности преодолевать будут. Всюду, например, уже маты из хвороста сплетены, бревна и доски подготовлены.
Вот за это спасибо! обрадовался я. Спасибо, что распорядились и проверили.
Распоряжений я никаких не отдавал. А вот тот разговор о трудностях, который я вел в подразделениях, и натолкнул людей на мысль, что все это сделать надо. Народ у нас такой: чуть подсказать, а все остальное сами сделают.
Интересно было разговаривать с Николаем Ивановичем Михалевым. Какая-то спокойная, житейская мудрость звучала в каждой его фразе. И, как я понял уже потом, мудрость эта основывалась на глубоком понимании характеров людей, умении заметить и использовать в интересах дела все самое хорошее, что есть в человеке. А хорошее есть в каждом.
Но вот на НП тонко, словно комар, зазуммерил телефон, напрямую соединявший нас со штабом артиллерии дивизии. В трубке слышится спокойный голос гвардии полковника Михаила Дмитриевича Румянцева, который еще в конце июля сменил на посту командующего артиллерией 67-й гвардейской стрелковой дивизии Кирдянова.
Все готово? Внимание
И на нашей стороне, и на стороне противника пока царит тишина. Но сейчас последует команда, и она взорвется
Огонь!
Около часа длится на этот раз артиллерийская подготовка. И все это время над нашими головами проносятся снаряды и мины. Их сотни и тысячи. Разрывы, как это и предусмотрено планом, ложатся в основном в районе первой траншеи противника. Там поднимается сплошная стена огня.
Минута в минуту начинают атаку стрелковые подразделения.
Все ближе и ближе подходят бойцы к огненной стене, бушующей над первой траншеей. Для артиллеристов наступает самый ответственный момент. Надо сделать так, чтобы разрывы начали одновременно отодвигаться ко второй траншее. И надо не просто перенести огонь, а поймать как раз тот миг, когда будет не рано, но и не поздно. Чуть опередишь события, и враг успеет выйти из укрытий, встретить атакующих убийственным огнем на подходах к своим оборонительным сооружениям. Чуть запоздаешь, и стрелковые подразделения попадут под разрывы своих же мин и снарядов. Ни того, ни другого, само собой разумеется, допускать нельзя.
Искусство управления огнем и состоит в том, чтобы тот самый момент уловить и отдать приказ. Вот уже черно-оранжевая стена медленно, словно нехотя, начинает отодвигаться в глубь вражеской обороны, как бы приглашая атакующих без промедления и страха следовать за собой. Бойцы, идущие в цепи, принимают это приглашение и только теперь переходят на бег.
В стереотрубу хорошо видно, как гитлеровцы, покинув укрытия, пытаются организовать сопротивление. Однако уже поздно. Первая волна наших гвардейцев с ходу перевалила через траншею и, уверенно прижимаясь к огневому валу, движется дальше. Вторая, растекаясь по окопам вправо и влево, уничтожает тех гитлеровцев, которые уцелели, которые не собираются складывать оружие. А вот уже и во второй траншее в ход пошли гранаты и штыки
К вечеру стрелковые подразделения дивизии, овладев всеми четырьмя траншеями, фактически прорвали оборону противника на этом участке. Примерно таких же результатов добились наши соседи51-я и 90-я гвардейские стрелковые дивизии. Однако для развития успеха сил уже не хватило. Части, следовавшие во втором эшелоне, начали спешно закрепляться на захваченных рубежах. А наш артиллерийский полк снова перебросили на другой участок.
Многое можно было бы рассказать об изнурительных, необыкновенно трудных боях последующих дней. Где-то удавалось ценой неимоверных усилий продвинуться вперед на один-два километра, где-то противнику ценой еще больших усилий удавалось восстановить положение. Тем не менее общая картина начинала постепенно вырисовываться.
Мы не смогли расширить горловину «бутылки», но и противник не сумел ее закрыть. Ранее освобожденный район оставался в наших руках, но основание клина значительно сузилось. Теперь к группировке, вырвавшейся далеко вперед, вел относительно узкий коридор, ширина которого местами не превышала полутора километров. Гитлеровцы так и не смогли перерезать его, но постоянно держали под артиллерийским и минометным обстрелом.
Ситуация складывалась сложная. Удержание занятых позиций было сопряжено с большими трудностями: снабжение войск, эвакуация раненых. Конечно же, можно было отвести войска из невельской «бутылки», как в разговорах называли бойцы и командиры этот выступ, но разумно ли вновь уступать врагу землю, за которую заплачено дорогой ценой, немалой кровью? Да и отвод частей, оказавшихся в бутылке, был сопряжен с немалым риском. Местность такова, что можно использовать всего одну-две дороги, которые постоянно находились под огневым воздействием противника. Тут что ни предпринимай, а серьезных потерь не избежать.