А сколько его собратьев оказывали тогда помощь раненым, проносили сквозь шквальный огонь донесения, задерживали шпионов, преступников!.. И все эти услуги принимались человеком от собак без малейшего признания за ними примитивного мышления. Видно, предостаточно в нас высокомерия "богоподобного существа", каковым издревле в силу своего невежества вообразил себя человек.- Поговорить бы с ней, когда проснется, - мечтательно сказала Вилена.- Вот! - обрадовался академик. - В этом вся суть. Ежели удастся вам с ней поговорить по душам, ежели окажется она после анабиоза к этому полностью способной, тогда... - и он выразительно посмотрел на Вилену.- Я на все согласна, на все...- Приходите завтра. Попробуем при вас пробудить ее... А там видно будет. С родными поговорите... вот что...
Глава пятая.
ХУЖЕ СМЕРТИ
Вилена вернулась домой полная надежд и все без утайки поведала, но... одной только бабушке. Та очень рассердилась, стала упрекать ее в эгоизме и легкомыслии, но тоже никому об этом не сказала.На следующий день бабушка повела Вилену в Институт жизни за ручку, как когда-то в первый класс школы.В лабораторию академика Софья Николаевна не пошла. Осталась ждать результатов опыта на улице и все бормотала себе под нос, что вот-де, дожила, что вместо собаки внучку на опыт положат.А внучка ее, Вилена, вместе с академиком Руденко, добродушным толстым профессором Лебедевым из Института мозга и синеглазой лаборанткой Наташей стояла перед прозрачной камерой.За ночь куб подняли из подвала в лабораторию с пластиковыми стенами. Наташа испуганно косилась на Вилену. Режим подогрева был задан автоматам еще с вечера.- Пожалуй, наша спящая из стеклянной стала каменной, - сказал Лебедев и, заметив удивление Вилены, пояснил свою мысль: - Хрупкими, как стекло, мышцы становятся при глубоком замораживании. Сейчас они уже отошли. Лишь бы целы остались нейроны мозга.- Мы усыпляли до Лады предостаточно мелких животных, - заметил академик.- По прежним вашим опытам, Владимир Лаврентьевич, нельзя было судить о сохранении сознания у подопытных животных.- Вот теперь будем судить, - сказал академик и выразительно посмотрел на Вилену.- Атмосфера, давление внутри камеры нормальные, - доложила Наташа.- Ну что ж... приступим, - вздохнул Руденко. - Придется мне на старости лет быть бородатым принцем. Сейчас мы разбудим нашу красавицу электрическим поцелуем в сердце. Дадим ему импульс, дабы оно начало сжиматься.Руденко подошел к пульту.Вилене кольнуло сердце, словно электрод был введен в ее грудь, а не в грудь собаки еще до усыпления.Тело Лады дернулось, лапы вытянулись, глаза открылись.- Владимир Лаврентьевич, да она смотрит, как живая!- Она и должна жить, Наточка.- Взгляд мутный, - отметил Лебедев.- Пульс учащается, - доложила Наташа. - Дыхание двадцать.Грудь у лаборантки порывисто вздымалась, словно опыт происходил с нею.- Живет! Живет! - радостно воскликнула она.- Будто сама просыпаюсь, - как зачарованная произнесла и Вилена.- Покуда еще мы вас не усыпили, - проворчал академик.- Проснулась! Как я рада за вас, Владимир Лаврентьевич! И за вас, Вилена Юльевна! Только... - начала было Наташа и замолчала.- Надобно скорее ее освободить, - распорядился академик. - Эка опутана, бедняжка, ремнями и пошевелиться не может, - и он направился к двери камеры. - Признаться вам, боюсь я первого собачьего вопроса. - Он посмотрел на шлем, который держал в руках. - Непременно спросит о Мэри... Не всех пробудишь, как Ладу.Академик, вздохнув, вошел в прозрачную камеру. Спирали проводов от шлема тянулись за ним.Снаружи было видно, как он подошел к постаменту, как стал ослаблять ремни, отключать провода измерительных датчиков, готовясь надеть шлем на голову собаки.