Так что я разбила собственное сердце, когда ушла от него, и сейчас реальность того, что случилось, когда я ушла, возвращается и продолжает разбивать его. И вот я здесь, с огромным комком в горле и с таким же тяжелым дыханием, как у огнедышащего дракона.
Он отстраняется, чтобы открыть дверь и впустить посыльного, стоящего там с чемоданами. Когда я пытаюсь пройти, он хватает меня за рубашку сзади и говорит:
Иди сюда, теперь успокойся.
Я отталкиваю его руку и сама не знаю, хочу ли позволить ему успокаивать меня. Я веду себя иррационально. Я сломалась. Я ушла. Тот, на кого я злюсь прямо сейчас, тот, кого я хочу ударить прямо сейчасэто я. У меня внутри все скручивается от боли, когда мы удерживаем взгляды друг друга. Я вытираю слезу, направляясь к открытой двери, где Ремингтон продолжает затаскивать остальные наши вещи внутрь.
Знаю, что виновата в этом я. Потому, что думала, что я сильная и попыталась защитить себя, и таким образом сделала больно себе, сделала больно ему и еще куче людей, потому что я была сильной и считала, что смогу защитить его и свою сестру, а вместо этого облажалась. Но я так изранена внутри, что мне просто хочется запереться где-то и хорошенько выплакаться. Я представляю себе, как сверкающие шлюхи приходят в его номер, когда он даже не был по-настоящему в своем уме, и меня сейчас стошнит.
Я говорю посыльному:
Спасибо. Вы не могли бы отнести эту сумку с этим чемоданом в другой номер?
Парень толкает тележку назад к лифту и кивает.
Куда ты идешь? спрашивает Ремингтон, когда я ступаю в коридор.
Я делаю вдох и оборачиваюсь:
Я хочу переночевать сегодня у Дианы. Я чувствую себя не очень хорошо, и лучше нам поговорить об этом, когда когда я успокоюсь, говорю я с перекрытым горлом.
Он смеется.
Ты же не серьезно.
Когда я подхожу к лифту и нажимаю кнопку вызова, его смех быстро исчезает.
Когда я захожу в него с посыльным, я держу все в себе, рвоту и слезы. Молодой парень улыбается мне и спрашивает:
Впервые в этом отеле?
Сглотнув, я киваю.
Как только я прибываю в комнату Дианы, начинаю плакать. Она заносит чемоданы внутрь и закрывает дверь.
Брук, я не хотела причинять неприятностей! Я думала, ты знаешь. Поклонницы и женщиныэто всегда было так, за исключением того, когда ты рядом. Мне очень жаль.
Диана, я порвала с ним! Да! Я понимаю, что это все моя вина. Я во всем виновата. Даже в потере им чемпионского титула.
Брук, Диана пытается утешить меня, усаживая на кровать. Они пришли и ушли. Это не было
Я вытираю слезы и всхлипываю, но мои страдания, кажется, весят, как сталь.
Он жил таким образом до моего появления. Не знаю, чего я ожидала, когда уходила. Я думала, ему понадобится немного времени, чтобы быть снова на коне, понимаешь? Но я знаю, что быть беспомощным и хандритьне для Ремингтона. Он был бы
Безрассудным. Маниакальным. Или причиняющим неприятности. Или ломающим вещи. Но что, если он был тихим и чувствовал себя подавленным? Я оставила его справляться с этим в одиночку, а у Пита и Райли всегда есть способ справиться с этим. Поток новых слез выходит из меня.
Давай, ободряет меня Диана. Я вздрагиваю, услышав телефон в номере. Да, Ремингтон, шепчет она и вешает трубку.
Он идет сюда. Он хочет, чтобы я открыла дверь, или он выломает ее.
Я не хочу его видеть в таком состоянии, кричу я, всхлипывая и хватая носовой платок, будто это поможет скрыть тот факт, что я плакала здесь, как ребенок.
Я чувствую его приближение, как торнадо, когда Диана рывком открывает дверь.
Диана, низким голосом бормочет он, затем пересекает комнату, направляясь прямо туда, где я свернулась в клубок на кровати.
Его глаза темно-синие от эмоций.
Ты, говорит он, протягивая свою руку, идем со мной.
Я не хочу, говорю я, вытирая скатившую слезу.
Его ноздри раздуваются, и я вижу, что ему трудно держать себя под контролем.
Ты моя, и ты нуждаешься во мне, и я хочу, чтобы ты пошла со мной наверх, черт возьми.
Я опускаю голову и вытираю слезу.
Всхлипываю.
Ладно, иди сюда, он берет меня на руки. Спокойной ночи, Диана.
Я бьюсь, а он охватывает меня, прижимая к себе и говоря мне на ухо:
Бей и царапай меня, что тебе угодно. Кричи. Ударь меня. Проклинай меня ко всем чертям. Сегодня ты будешь спать только со мной.
Он несет меня в лифт, затем в наш номер. Ногой закрывает дверь, кладет меня на кровать и снимает свою футболку. Его мускулы напрягаются от резкого движения, и я вижу каждый великолепный сантиметр его прекрасной кожи, кожи, к которой прикасались другие женщины, целовали, облизывали, и прилив новой ревности и неуверенности пронзает меня. Я, как сумасшедшая, вскрикиваю и пинаю, когда он начинает раздевать меня.
Придурок, не трогай меня!
Эй, эй, послушай меня, он охватывает меня руками и взглядом. Я без ума от тебя. Я прошел через ад без тебя. Через ад. Перестань скандалить, говорит он, сжимая мое лицо. Я люблю тебя. Я люблю тебя. Иди сюда.
Он забирает меня к себе на колени. Я не ожидала от него нежности, я ожидала борьбы, чтобы смогла выпустить пар, но он обезоруживает меня, и вместо этого я реву в его руках, когда он держит меня, его губы приоткрыты сзади моего уха, его голос тихий, но твердый и печальный.
Насколько хорошо, ты думала, я справлялся, когда ты ушла? Ты думала, что это будет легко для меня? Что я не буду чувствовать себя одиноким? Преданным? Обманутым? Использованным? Выброшенным? Никчемным? Мертвым? Ты думала, что не будет дней, когда я ненавидел тебя больше, чем любил за то, что ты разорвала меня на части? Ты так думала?
Я оставила все ради тебя, кричу я, больно обхватив себя руками, поскольку я физически изо всех сил пытаюсь держать себя в руках. С тех пор, как встретила тебя, все, чего я хотелаэто быть твоей. Ты сказал, что ты мой. Что ты мой мой Настоящий.
Он тихо стонет и сильно прижимает меня к себе:
Я самый Настоящий чертов мужчина, который у тебя когда-либо был.
У меня продолжают литься слезы, когда я смотрю в его глаза, и они так прекрасны, глаза Ремингтона. Они голубые и нежные, эти глаза видят меня насквозь, эти глаза знают обо мне все, и они больше не смеются, а вместо этого отражают немного боли, которую чувствую я. Я больше не могу в них смотреть, и закрываю глаза, когда меня настигают новые рыдания.
Все это время это должна быть я, говорю я. Это должна быть только я.
Тогда, никогда, черт возьми, не говори мне, что любишь и уходишь от меня. Не умоляй меня сделать тебя своей, убегая при первой же возможности, когда я не смотрю. Я даже не мог пойти поймать тебя. Разве это честно по отношению ко мне? Разве? Я даже не мог встать на свои собственные гребаные ноги, чтобы пойти остановить тебя.
Я рыдаю сильнее.
Я проснулся, чтобы прочитать твое письмо, вместо того, чтобы увидеть тебя. Ты была всем, что я хотел увидеть. Всем. Что я хотел. Видеть.
Его слова так больно слышать, я даже не могу говорить сквозь слезы.
Мне кажется, я плакала у него на коленях, пока не уснула. И, когда я проснулась посреди ночи, мои глаза и голова болели от рыданий. Я голая. До меня доходит, что он раздел меня, как всегда. Его кожа горячая напротив моей, его нос в области сгиба моей шеи и плеча, его руки обнимают меня, и я придвигаюсь ближе, даже если это больно. Мы причиняем боль друг другу и приносим утешение. Он притягивает меня ближе, и я слышу, как он вдыхает мой запах, как будто в последний раз, и, прежде чем осознать свои действия, я так же отчаянно вдыхаю его запах в ответ.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯФЕНИКС
На следующий день я чувствую себя дерьмово, но потом, когда мы тихо завтракаем, слышу бормотание Ремингтона:
Пробежишься со мной к спортзалу?
Я киваю.
Он, кажется, наблюдает за мной, будто не может понять, что поделать со взрывной гранатой. И я также пытаюсь выяснить, что с собой поделать. Я никогда в жизни не чувствовала себя настолько поглощенной ревностью, обидой, гневом и ненавистью к самой себе. Меня так тошнит. что я даже не ем, только потягиваю апельсиновый сок. Затем надеваю свои штаны для бега, теннисную обувь и пытаюсь не блевать, когда чищу зубы.
Сегодня в Аризоне жарко, как в аду, на тропинке возле нашего отеля я натягиваю кепку и спокойно разминаю свои квадрицепсы, пытаясь сосредоточится на том, что люблю больше всего на свете после Ремингтонабеге. Знаю, от этого я почувствую себя хорошо, ну если не хорошо, то, по крайней мере, лучше.