Она начинает качать головой, и затем затем она начинает оглядываться вокруг, словно хочет спрятаться в проклятый цветочный горшок!
Брук, шепчет она извиняющимся тоном, как только отступает на шаг назад.
Почему?
Неужели она думает, что я собираюсь ударить ее?
Разве, похоже, что я собираюсь кого-то бить?
Не хочу я ни на кого нападать, я еле стою.
Перед глазами все расплывается, когда я поворачиваюсь и смотрю на спину Реми. В другой конец лобби. Я думаю о его движениях, когда он, как хищник берет меня, когда мы занимаемся любовью. В мыслях я вижу его глаза, то, как он смотрит на меня, когда я кончаю для него. Представляю себе, как он раскинут на кровати отеля, в то время как десятки женщин развлекаются с ним, его голубые глаза, мои голубые глаза, наблюдают, как они тоже кончают с ним.
И затем, затем я думаю, что его глаза могли не быть голубыми. Они могли быть черными. Реми в его самой грубой форме, напряженный и маниакальный, настолько безрассудный, насколько он может быть.
Потому что он не является нормальным. Даже не близок к нормальному. Он не только чертов Ремингтон «Разрывной» Тэйт, он биполярен, и его настроение меняется от одного спектра к другому. Когда он становится маниакальным, он иногда не помнит, что делает. И в месяц, когда я ушла, он был очень, очень маниакальным. Его глаза, черные и таинственные с отчаянием смотрели на меня с больничной койки
У меня внутри все скручивается, и, кажется, будто легкие застряли в горле, когда я вспоминаю, как он пытался снять респиратор и остановить меня.
Сердце отбивает «борьба или бегство». Я нахожу в лобби Райли. Он занят телефоном, а я очень хорошо помню, как он не так давно приводил кучу блестящих красивых женщин в номер Ремингтона, чтобы развлечь его, когда у него был черный период.
Прежде, чем смогу себя остановить, я пулей несусь к нему с дрожащими кулаками по бокам.
Сколько шлюх ты привел в кровать Ремингтона, Райли?
Извини? он опускает свой телефон в полном недоумении.
Я спросила, сколько шлюх ты привел в его кровать. Он хотя бы осознавал, что делал с ними?
Он бросает взгляд на широкую спину Ремингтона, затем хватает меня за локоть и оттягивает в сторону лифта.
Ты не можешь выказывать свое мнение, Брук. Помнишь? Ты ушла! Ты ушла, когда он был сломлен в гребаной больничной койке. Пит нянчился с твоей сестрой в реабилитационном наркотическом центре, а я едва мог собрать все кусочки того, что твое письмо твое чертово письмо сделало с ним! Что-то, чего ты никогда даже не осмыслишь! И если ты забыла, у Рема аффективное расстройство. Его нужно было вытаскивать из гребаной темноты
Эй, Ремингтон за шиворот дергает его назад, сжимая руку в кулак, как будто готовясь поднять его. Какого черта ты делаешь?
Райли высвобождается и смотрит на свой галстук, заправляя его в свой дурацкий новый пиджак «Босс».
Послушай, я пытался объяснить Брук, что все было не так весело, как сейчас, когда ее не было с нами.
Реми тыкает пальцем в грудь Райли.
С этим покончено. Ты понял?
Райли сжимает челюсть, и Ремингтон тычет пальцем ему в грудь так сильно, что он делает шаг назад.
Ты понял? спрашивает он.
Райли выразительно кивает.
Да, я понял.
Больше не говоря ни слова, Ремингтон обнимает рукой меня за шею и направляет в лифт.
Но всю поездку в лифте у меня внутри все сжимается от боли, хоть я и пытаюсь урезонить сама себя, что не имею права чувствовать себя так.
Не видя ничего перед собой, я смотрю на наш пентхаус, когда мы заходим внутрь. Это наш новый дом. Наши отельные номера всегда становятся на время, будто домом, но онине мой дом. Мой дом далеко. Мой дом теперьэтот мужчина. И я должна принять тот факт, что любовь к нему может меня сломать. Снова и снова, любовь к Ремингтону ломает меня. Когда он дерется и получает больше ударов, чем я могу вынести, я могу сломаться. Когда он нежен со мной и дает мне всю любовь, которую я не чувствую, что заслуживаю, я могу сломаться. Когда у него глаза становятся черными и он не помнит того, что сказал или сделал я могу сломаться.
Тебе нравится номер, маленькая петарда? тепло его тела окутывает меня, когда он подходит сзади и обнимает меня руками. Я чувствую тепло. Защиту. Хочешь пойти на пробежку, когда стемнеет?
Его губы проводят кривую между моей шеей и ключицей, и легкое касание посылает болезненную легкую пульсацию к моему сердцу. Такое чувство, будто я проглотила весь сад, полный обжигающе-горячих кактусов, когда подтягиваю воротник рубашки и оборачиваюсь.
Ты трахался с другими женщинами?
Наши глаза встречаются, и знакомая дрожь понимания проходит сквозь меня, когда я смотрю на его лицо. Хоть убей меня, но я не могу понять, о чем он думает.
Я понимаю, что не имею никакого права спрашивать тебя, я внимательно смотрю в его голубые глаза, и они смотрят на меня с такой же интенсивностью. Мы расстались, правильно? Это был конец. Но у тебя было что-то с другими?
Я жду, а в его глазах появился огонек.
Он. Действительно. Улыбается!
Это имеет для тебя значение? задиристо спрашивает он, поднимая одну бровь. Если я с кем-то спал?
Гнев и ревность вскипают во мне так быстро, что я хватаю подушку с дивана и ударяю ею его в грудь, взрываясь.
А ты как думаешь, чертов придурок?
Он хватает подушку и быстро отбрасывает ее.
Скажи мне, насколько это имеет значение, блеск озорства в его глазах только заставляет меня сильнее сжать зубы, и я бросаю в него другой подушкой.
Скажи мне!
Зачем? он отклоняет подушку и, когда я начинаю отступать, идет за мной с веселой улыбкой. Ты ушла от меня, маленькая петарда. Ты оставила меня с милым письмом, очень красиво говорящим мне пойти на хрен и вести славную жизнь.
Нет! Я оставила тебя с письмом, в котором сказала, что люблю тебя! Кое-что, чего ты не говорил мне, пока я не вернулась и не попросила тебя это произнести.
Ты сейчас такая чертовски привлекательная. Иди сюда, он берет меня за затылок, притягивая к себе, и у меня уходят все силы на то, чтобы вырваться.
Ремингтон. Ты смеешься надо мной! жалко кричу я.
Я сказал, иди сюда, он снова заключает меня в объятия, и я извиваюсь и дергаюсь, пытаясь освободиться.
Реми, скажи мне! Пожалуйста, скажи мне, чем ты занимался? умоляю я.
Он прижимает меня к стене, опираясь своим лбом о мой, его взгляд полностью собственнический.
Мне нравится, что ты ревнуешь. Это потому, что ты меня любишь? Считаешь меня своей собственностью?
Отпусти, сердито дышу я.
Он поднимает одну большую загорелую руку и берет мое лицо так нежно, будто я могла быть из стекла.
А яда. Я чувствую полное право собственности на тебя. Ты моя. Я не отпущу тебя.
Ты говорил мне «нет», дышу я, пылая внутри обидой. В течении многих месяцев. Я умирала из-за тебя. Я сходила с ума. Я кончила как гребаная идиотка! На твоей гребаной ноге! Ты отказывался от меня, пока я чуть ли не умирала внутри, желая тебя. У тебя было больше силы воли, чем у Зевса! Но первые женщины, которых приводят к твоей двери как только я ушла, первые шлюхи, оказавшиеся с тобой
На его лице остается улыбка, но свет в его глазах померк, и сейчас его взгляд свирепо интенсивный.
Что бы ты сделала, если бы была здесь? Остановила бы это?
Да!
Но где ты была?
Я начинаю прерывисто дышать.
Он опускает голову и смотрит мне в глаза, теперь с любопытством.
Где ты была, Брук? одна большая теплая рука обхватывает мою шею, и большим пальцем он гладит точку пульса.
Я была сломлена, кричу я, одновременно от гнева и боли. Ты сломал меня.
Нет. Ты. Твое письмо. Сломало меня, смех исчез из его взгляда, когда он проводит подушечкой своего большого пальца вверх по моему горлу, затем с любовью направляет его вдоль челюсти, и затем, наконец, проводит им по губам, мягко, как перышком. Какое это имеет значение, если я должен был поцеловать тысячу губ, чтобы забыть эти?
В дверь постучали, но наша энергия, направленная друг против друга, наведена, как ракеты на свои цели. Он слишком занят, удерживая меня в своих объятиях, а я слишком занята своим разбитым сердцем и отвращением к тому, что, фактически, являюсь виновницей в том, потому что мы расстались. Я знаю, что ему нужен секс, когда он маниакальный. Я знаю, что ушла. Я не имела никакого права на Ремингтона, или на что-нибудь, что он сделал или сказал.