Ты пахнешь весной,признаюсь я, надежно запечатывая этот момент в сейф памяти,фиалками, нарциссами, чем-то еще. Я не большой спец по цветам,заглядываю в ее глаза, страшась снова увидеть там презрение и гадливость, которые испортят этот драгоценный момент. Но вижу томную нежность. Или мне хочется это видеть. Пожалуй, сегодняшнюю дату в календаре обведу красным цветом.
А потом моя девочка смелеет. Тоненькие пальчики касаются моего лица, скользят вниз. И я забываю, как дышать. Если бы меня сейчас попросили оценить степень наслаждения по десятибалльной шкале, я бы поставил одиннадцать с плюсому меня в голове взрываются фейерверки. Лёгкая интимная ласка столь чарующа.
Маленькая моя, славная моя девочка.
Хочешь, чтобы чудовище урчало у твоих прелестных ножек?
Прикажи. Я буду
Закрываю глаза, полностью отдаваясь ощущениям.
А потомИнга переплетает наши пальцы. И я, кажется, готов сидеть так вечность. Ничего не делать, ничего не говорить. Просто чувствовать её в объятиях.
на экране появляются родители Инги, и мне вдруг приходит в голову, что я бы хотел такую семью.
Они называют меня Артёмом и интересуются, чем занимаюсь, и это возвращает в реальность, знатно прикладывая мордой об асфальт.
Размечтался!
Знай своё место.
Дышать становится тяжело до боли в груди.
Тёмочка,ох, милая, знала бы ты, как мне сейчас хочется переломить твою нежную шейку!эксперт по оценке древностей,лепечет Инга,он Оксфорд закончил.
Мысленно я ухмыляюсь: Оксфорд, ну-ну. У меня даже школьного аттестата в наличие нет: отец решил, что с меня вполне достанет «домашнего» образования. Ага, прям «Детство»-«В людях»-«Мои университеты». Папа сделал всё возможное, чтобы у меня остался только один-единственный путь и «будущая профессия». Правда, меня не спрашивали, хочу ли я её получить. Просто вложили в одну руку нож, в другуюпистолет.
Вот такой Оксфорд, детка.
Латынь я выучил позже, когда отец вознамерился сделать из меня «эксперта по древностям».
И теперь я умею загнуть на языке Вергилия и Цицерона.
Чем и пользуюсь. А ещёприникаю к губам Инги, как к источнику вечной жизни. Хочется руками придерживать макушку так рвет крышу от почти нереальных ощущений!
Все-таки вишня насыщенная, сладенькая, немного терпкая.
Ласкаю ее губы своими, запускаю свой язык в глубины ее податливого рта.
Кислород! Мне нужен кислород! Но я скорее задохнусь, чем добровольно отстранюсь.
Нас прерывают ее родители, настойчиво заманивая в гости.
Это сноваголоса из другой жизни, из другого измерения, где мне нет места. Я могу только фантазировать о том, как мы с Ингой едем в гости в крошечный уютный Энск. Как её мама угощает нас домашней стряпнёй. А с отцом мы ведём светские беседы о политике и ценах на нефть.
Хорошо, что разрывают соединение, а то я начинаю грезить наяву.
И вот мы остаемся наедине.
Замираю.
Жду истерику, удара по роже, оскорблений, а сам стараюсь не думать о продолжении поцелуя. Хотя именно этого я сейчас хочу. Этого или чего-то более сладкого.
Я физически не могу выпустить ее из объятий.
Моей куколке, должно быть, очень страшновон как побледнела и уже привычно сжалась в комок. Старается отползти.
Ну уж нет! Не сегодня, милая.
Я честно выполнил свою часть сделки, даже выудил отцовское кольцо из сейфа. Когда мне стукнуло шестнадцать, отец рассказал мне их с матерью историю. Он был коронованным авторитетом и не имел права заводить семью, но очень хотел, потому купил кольца, надеясь все же жениться на моей матери. Так я и поверил старому хрычу. На шлюхе, как же. Но кольца лежали в сейфе немым укором моему недоверию. Естественно, надевать вещь брата я не собирался! Прошли приютские времена обносков.
Все силы ада, наверное, собрались сегодня и хохотали надо мной, когда Инга надевала это кольцо мне на палец.
Это былона грани терпимости. На переделе моего болевого порога. Я еле выдержал.
Но за то демоны в преисподней, куда я непременно попаду, уже не смогут придумать пытку хуже.
Я душу сегодня перед ней наизнанку вывернул.
А Инга собирается спрыгнуть, не расплатившись. Нет, девочка, я долги не прощаю.
Перехватываю отползающую куколку обеими руками за бедра, подтягиваю ближе к себе.
Куда собралась? Настало время платить!наваливаюсь всем телом, коленом заставляя ее раздвинуть ножки.
В паху скрутило спазмом и все напряженно, едва ли не гудит, как высоковольтка!
Инга даже особо не брыкается, покорилась моей воле. Умница, девочка. Лучше не дерёгайся.
А я снова впиваюсь в ее рот, не в силах противостоять соблазну. Мои руки лихорадочно блуждают по её совершенному телу, сжимая и тиская её через одежду.
Сдергиваю с нее домашний костюмчик, который сам же когда-то для нее и покупал. Я обнажаю в считанные минуты и отстраняюсь, чтобы запомнить этот образ. Чтобы рисовать его потом.
Обнажённая Ингапрекрасна. В её точеной фигуркени одного изъяна. Кожа нежна и бархатиста. Волосычистый шёлк.
Сейчас я получу свою плату за фарс со скайпом.
Начинаю медленно спускаться поцелуями по сладкому телу: обрисовываю короткими поцелуями милый подбородок, провожу языком влажную дорожку по шее вниз, к ключицам, облизывая их.
Осторожно сжимаю её груди. О, они небольшие, идеально ложатся в ладонь. Розовые твёрдые соскисловно сладкие ягодки
И вообще вся онасладкая, нежная, сногсшибательная.
Она сводит с ума.
Не понимаю, как я ещё держусь за остатки рассудка. Потому что когда Инга задыхается, выгибается, стонет подо мнойразум рвёт в ошмётки.
Но нельзя.
Нельзя навредить, испортить, замарать.
Может быть, онамой последний шанс на искупление грехов, моя лакомая индульгенция, моя отчаянная исповедь
Я добираюсь до жаркого и уже такого влажного лона, ожидая, что вот сейчас она все прекратит. Но нет!
Инга позволяет мне облизать влажные складочки, нежно поиграть языком с камешком клитора.
Она мечется, всхлипывает, порывается ухватить меня за волосы, но пугливо останавливается, а я трепетно играюсь языком и губами с ее лоном, руками же поддерживая и слегка разминая половинки ягодиц девушки.
Ноу всего есть своя цена.
У моей пыткиеё удовольствие: сегодня у неё не будет разрядки.
Отстраняюсь, глядя на разгорячённую, разметавшуюся девушку. Её прекрасные глаза сейчас подёрнуты поволокой. Кажется, она всё ещё тешет себя иллюзией получить «сладенькое».
Нет-нет, куколка.
Помучься и ты.
И не смей просить палача о снисхождении.
Не нужно жалобно хныкать.
Целую её в лоб, желаю «спокойной ночи» и ухожу
Не приручай Чудовище, Белль. Иначе однажды оно начнёт приручать тебя и потом уже не отпустит
_____________________________
[1] «Искусство долговечно, жизнь коротка»
Глава 6
ИНГА
Разве так можно?
Распалить, завести и бросить! Просто развернуться и уйти!
Оставить обнажённую и горячую посреди гостиной.
Торопливо одеваюсь и дико злюсь: почему?! почему он так со мной?! Он же видел, что я не против. Я же хотела его!
Боже, скажи мне кто пару дней назад: ты будешь хотеть Пахомова и течь по немуточно бы рассмеялась в лицо.
А сейчас сижу и жалею, что Пахомов не взял меня.
Это ненормально. Он меня загипнотизировал. Своими глазами цвета тёмного льда. Звуками низкого бархатистого голоса. Прикосновениями, такими, будто касается богини. Поцелуямисумасшедшими, дерзкими, страстными.
И ласками
О, ни один мужчина не ласкал меня так.
У меня были парни, до Артёма, которым я позволяла многое, кроме проникновения. Но им было неинтересно, прелюдия быстро сворачивалась и начиналось канюченье: давай сделаем это, я буду аккуратным и так далее.
Пахомов ни о чём таком не просил.
Он вообще за весь этот вечер ничего не просил в ответ.
И взял лишь то, что посчитал нужным.
Боже! Как он ласкал меня! Будто создавал, рисовал, ваял.
И я рождалась в этих ласках зановоего женщиной.
К моему ужасу происходившее ощущалось удивительно правильным.
Быть еговсё моё существо жаждало этого.
А он ушёл! Просто взял и ушёл.
Нет! Не так! Ехидно пожелал «спокойной ночи».
Вот же слов нет!