Нюхает меня, как зверь.
Ты пахнешь весной,говорит он, севшим поникшим голосом,фиалками, нарциссами, чем-то ещё Я не большой спец по цветам.
Он отстраняется, заглядывает мне в лицо, и в его глазах сноваразбитые льдины.
Палач и каратель, напоминаю своему мозгу, который начинает плавиться от такого взгляда. А ещё в шлейфе запахов, который окружает моего визави, я чётко ощущаю тот, который не спутаю ни с чем,запах масленых красок.
Он чторисует? Тогда объяснимы эти пятна на белоснежной рубашкефиолетовые, коричневые, карминово-красные.
Ну да, у маньяков и убийц бывают весьма эстетные увлечения. А Пахомов наверное ещё какой-нибудь Йель или Оксфорд закончилуж больно со знанием дела он рассуждает об искусстве.
Но взгляднеожиданно потеплевшийгипнотизирует. И я тянусь к его щеке, прохожусь пальцами по скуле, спускаюсь на щёку, чуть колюсь щетиной, которая ему очень идёт. Он замирает, кажется, не дышит и прикрывает глаза. И я не могу не отметить преступно-длинные для мужчины ресницы.
Странно, как на него действуют простые ласки.
Скольжу пальцами ниже, задерживаюсь на широких плечах, спускаюсь на грудь. Онсловно античная статуя: каменный и совершенный.
Я веду по руке, вниз, переплетаю свои пальцы с еготонкими и длинными, такие действительно больше бы подошли художнику, чем бандиту.
Глажу безымянный. И тут меня осеняет:
Кольцо!кричу я.
Пахомов немного испуганно распахивает глаза.
Какое кольцо? О чём ты?
Обручальное! Мама точно заметит, что его нет. Она у меня наблюдательная.
Он тихо чертыхается.
Я пытаюсь загладить ситуацию:
Артём спит я могу снять у него
Пахомов окидывает меня таким взглядом, будто я сказала ему поцеловать жабу.
Справлюсь,говорит он и уходит.
Я нервно кусаю губы, волнуясь: он же вернётся? Он же выполнит, что обещал?
Пахомов возвращается, садится рядом и протягивает мне тонкий ободок белого золотастильный мужской аксессуар.
Откуда?удивляюсь я.
Пахомов ехидно скалится:
Известно делос трупа снял: я же злодей. Прямо с пальцем отрезал. Палец по дороге выкинул.
Но этот раз я не злюсь, как тогда, в день свадьбы, когда плеснула в него шампанским. В этот раз его бравада оседает горечью у меня на губах.
Не волнуйся,подбадривает он,ничего криминального. От отца досталось.И спрашивает странно глухим и печальным голосом:Ты наденешь его мне?
Киваю, беру его руку, завожу палец в кольцо.
В этот раз не играет вальс Мендельсона, яв домашнем костюме, а мужчина рядом со мнойсудорожно втягивает воздух.
А потомон берёт мою руку и целует моё кольцо, будто присягает на верность.
Зачем он это делает? Почему смотрит так отчаянно?
Пахомов переплетает наши пальцы, сжимает мою руку крепко-крепко и упирается лбом в мой лоб.
Вот теперь мы настоящие молодожёны,горько улыбается он.Звони родителям.
Я делаю дозвон, а он снова усаживает меня к себе на колени и проводит носом от подбородка до уха, нежно щекоча и обдавая горячим дыханием.
Мамочка! Папа!
Как же давно я их не видела!
Папа поправляет очки, мамапричёску. Осматривают нас внимательно и строго, особенно, мужчину, который держит меня в объятиях.
И Пахомов снова ведёт себя странно: он словно сжимается под их изучающими взглядами, как студент, которого оглядывает экзаменатор.
Он чтоволнуется? Почему? Он же не мой муж, даже если не понравится родителямне страшно же, я всё равно собираюсь развестись с Артёмом, как тот только поправится.
Пахомов обнимает меня нагло и собственнически.
Здравствуйте,говорит он.Благодарю вас за дочь.Нежно целует меня в висок.Она так вскружила мне голову, что мы решили не тянуть со свадьбой.
Он произносит всё это настолько искренне, что у родителей и сомнений не возникает. Папа бы точно почувствовал фальшьон у меня просто живой детектор лжи.
Я очень надеюсь, молодой человек, что совсем скоро мы встретимся лично и побеседуем о женщинах и любви.
Сочту за честь,вежливо отзывается Пахомов, ещё сильнее, с каким-то отчаянием, прижимая меня к себе.
Что с ним? Почему он так себя ведёт?
Улыбаюсь, ерошу ему волосы И самазадыхаюсь. Взъерошенный, с сияющим взглядом он выглядит сейчас таким молодым и таким красивым.
И что самое удивительноеполностью открытым передо мной, без панциря, без брони, без маски крутого мафиози.
Просто мужчинанемного уставший, очень светлый и
Чем вы занимаетесь, Артём?спрашивает мама, и Пахомов вздрагивает, моментально захлопывая все двери и опуская забрало.
Пока он ищет ответ, я выдаю первое, что приходит в голову:
Тёмаэксперт по изучению предметов древности. Он учился в Оксфорде. Мы познакомились на выставке.
И ведь почти не вру, всё так.
Пахомов снова целует меня и заявляет нарочито весёлым тоном:
Да-да, поэтому наш девиз по жизни Ars longa, vita brevis[1]. И поскольку vita brevisстараемся ловить каждую минуту.
С этими словами он впивается в мои губыбудто имеет на это право. Жадно, голодно, отчаянно.
Лучше бы перевёл, умник чёртов. Я не сильна в латыни.
Родители хлопают в ладоши, Пахомов открывается от меня, тяжело дыша.
Ну, не будем вам мешать,тактично говорит мама.
Ждём в гости в ближайшие дни,напоминает папа.
И они отключаются.
И вместе с ними исчезает и нежный внимательный Пахомов.
Сейчас я сижу в объятиях чудовища.
У него безумно горят глаза
И, кажется, будто в плотоядном оскале с клыков капает слюна.
Монстр очень голоден и намерен меня сожрать.
Хочу вырваться из объятий, отползти подальше, но меня крепко держат и грозно напоминают:
Куда ты собралась? Настало время платить.
И я понимаю, что влипла
ВАЛЕРИЙ
До своей комнаты практически доползаю.
Падаю поверх покрывала и тупо пялюсь в потолок. Внутрипусто до звона. Всё выгорело в чёрном пламени отчаяния и ярких всполохах похоти.
Я заслужил.
Палач и каратель.
Я убивал нередкоэто моё ремесло. Будничное и скучное. Оно не вызывает эмоций. Но душу свою я извазюкал знатно. Она во тьме до самых потаённых уголков. Натащил туда грязи.
И теперь мне только и остаётсялюбоваться мечтой со стороны, прекрасной мечтой о семье, где все друг друга любят и заботятся.
Жена, детинедоступная мне роскошь.
У коронованного авторитета не может быть семьи. Мой отец женился когда-то на матери Артёмаи дорого поплатился за это: любимую подстрелили вскоре после родов. Она провела семь лет в коме. Я не желаю такой судьбы женщине, которая окажется рядом со мной.
А ребёнок? Я просто никогда не осмелюсь посмотреть ему в глаза, взять малыша на руки.
Я по-чёрному завидую обычным работягам, которым доступны простые радости. За это все деньги мира выложить не жалко.
Вот только изгаженную душу не отмыть
Но мне хочетсядо дрожи в пальцахприкоснуться к мечте. Хотя бы попробовать её каково этоиметь нормальную семью, где царят тепло и любовь, прочувствовать, что значит родственники, прикоснуться к запретному.
Пусть это будет даже не моё, краденное, под чужим именем.
Только бы ощутить.
Поэтому я и согласился на весь на предложенный Ингой фарс.
Иначе мне было не узнатькаково это: быть женатым на Инге? Общаться с её семьёй.
Согласился, и сам толкнул себя в ад.
Прошедший вечер вспоминается в мельчайших подробностях, как будто на потолке крутят фильм, в котором у меня главная роль. Вот только не фильм, спектакль И вроде бы сыграл я в нём хорошо. Даже заслужил поощрение в конце
адова хреньсидеть рядом, невинно касаться, изображая мужа и жену, хотя внутри все клокочет от страстной потребности вмять ее под себя и основательно отыметь.
Но она все еще жена моего брата, а происходящеелишь безумный сладостный фарс. Пользуясь моментом, притягиваю податливое тело и с животным удовлетворением втягиваю запах ее волос и кожи неповторимый персональный аромат.
Инга не сопротивляется. Кажется, она расслабилась и покорилась судьбе. Терпеть не могу фаталистов, но хрупкой нежной куколке можно простить эту слабость.